Заговор карьеристов
Будущая императрица Екатерина с молодости отличалась честолюбием и жаждой власти. Она любила корону, но не своего мужа. Ещё будучи женой наследника открыто заводила фаворитов. О чём знал весь высший свет.
Пётр III, который первоначально пытался демонстрировать куртуазную любовь, всё более и более отдалялся от неё. И в итоге завёл собственную фаворитку.
К 1762 году вокруг молодой принцессы сформировался кружок, состоявший из гвардейских офицеров — прежде всего братьев Орловых — и их друзей-военных. Вошли в число единомышленников Екатерины княгиня Екатерина Дашкова и некоторые аристократы, включая графа Никиту Панина.
Вначале заговорщики вели разговоры о будущей карьере и богатстве, а после прихода к власти Петра III задумали переворот.
Парадоксально, но у мятежа 1762 года не было особых внутриполитических причин. Пётр III правил всего полгода. Большая часть его реформ была очень популярна. Упразднение тайной полиции, манифест о вольности дворянской, прекращение преследования старообрядцев, реформы в экономике — всё это выглядело как начало эпохи свободы и процветания. На троне оказался царь-западник, не склонный к тирании. Либерал, желающий преобразовать Россию. Сделать её как можно более похожей на герцогство Гольштейн, в котором он родился и которое очень любил.
Фактически измена стала результатом честолюбивых стремлений небольшой группы русской элиты во главе с императрицей Екатериной. Эти люди хорошо понимали: вместо долгой службы за чины и награды лучше в нужный момент оказаться в нужном месте и получить всё и сразу.
Дворцовые перевороты уже успели стать самым эффективным средством карьерного роста. Поэтому при дворе каждого правителя неизбежно появлялась оппозиция. Готовая сделать ставки на любого претендента, которого можно было бы возвести на престол и немедленно оказаться в числе избранных — определяющих политику всего государства.
Типичное выражение XVIII века — «попавшие в случай» — относилось именно к таким людям. Вчера они были никем, а после переворотов становились могущественными вельможами.
В дело вступает тайная дипломатия
Первый сигнал прозвучал за несколько дней до смерти императрицы Елизаветы. Ночью к Екатерине тайно проникла ближайшая подруга — княгиня Дашкова. Она предложила немедленно действовать, воспользовавшись назревающей сменой власти. Собрать войска и захватить трон, как в своё время сделала сама Елизавета. Но Екатерина не решилась.
Однако вскоре ситуация изменилась. Будущая крамола начала обретать очертания, и причиной тому стали политические интересы Франции.
К 1762 году Российская империя, Австрия и Франция уже который год вместе сражались против союза Пруссии и Великобритании в тяжёлой Семилетней войне. У России не было никакого интереса в ведении этой кампании. Кроме того, наследник трона Пётр давно выступал за заключение мира и более осмысленную внешнюю политику. Продиктованную русскими интересами, а не желанием Елизаветы свести счёты с прусским королём Фридрихом, которого она считала своим личным врагом.
Ещё в начале 1761 года состоялся разговор французского посла барона де Бретеля с русским канцлером Михаилом Воронцовым. Во время беседы посол осторожно заметил, что по городу ходят слухи об отстранении Петра от наследования и передаче трона его сыну Павлу.
Это было типичное «прощупывание» собеседника.
Воронцов ответил, что Елизавета действительно не в ладах с Петром.
Тогда де Бретель перешёл к сути дела. Ссылаясь на осведомлённые источники в окружении Екатерины, он сообщил: принцесса открыто говорила о готовности быть скорее матерью императора, чем женой.
Воронцов внимательно выслушал посла и… не предпринял никаких действий. Хотя такие разговоры несли явную опасность для государства.
«Французская партия» при русском дворе была могущественна. В то время как сторонников Пруссии и наследника Петра было очень мало, а влияние их незначительно.
Король Людовик XV писал своему послу в Петербург: «…все предсказывало, что император не усидит на троне». Разумеется, это был не риторический оборот. А, скорее, прямая инструкция, отданная совершенно в стиле изящного XVIII столетия.
После 1760 года де Бретель чрезвычайно сблизился с Екатериной. Его влияние на принцессу было очень велико, и она делала всё, чтобы понравиться французу. Посол же хотел одного: не допустить к власти Петра и сохранить Россию в числе держав антипрусской коалиции. К тому же Екатерина постоянно нуждалась в деньгах.
Дружба с де Бретелем оказалась той почвой, на которой вызрел заговор 1762 года. Поддержка Франции была гарантирована изменникам.
Участники крамолы решили действовать сразу же, как только войска Петра III выступят в поход на войну с Данией за возвращение Шлезвига (наследственного владения императора).
Было ясно: после короткой победоносной войны (а иной она быть просто не могла, учитывая соотношение сил) авторитет императора в России поднимется столь высоко, что любая попытка переворота окажется обречена на провал. Да и лишить власти правителя, когда он окажется за пределами страны, будет гораздо проще.
Екатерина обостряет конфликт
Окончательный разрыв между супругами произошёл 9 июня 1762 года. На торжественном обеде в честь ратификации Петербургского мира (мирный договор между Российской империей и Пруссией, согласно которому Россия выходила из Семилетней войны) Екатерина, не вставая, произнесла тост. Генерал Иван Гудович спросил императрицу, почему она нарушила нормы этикета.
На это жена монарха публично заявила: императорская фамилия состоит из Петра III, её самой и наследника Павла. Следовательно, вставать в присутствии императора она не обязана.
Это был настоящий вызов! Претензия на место в государстве, не уступающее положению правителя — Петра III. Кроме того, Екатерина публично оскорбила ближайших родственников императора: голштинскую ветвь дома Романовых, которые по европейской традиции так же признавались частью императорской фамилии. Фактически супруга императора публично отказала им в праве быть частью императорской семьи.
Петр III был разъярён. В присутствии гостей он назвал свою жену дурой. И это было, пожалуй, самым лучшим выходом из положения. Поскольку иначе пришлось бы признать, что власть императора ничтожна и его игнорирует даже собственная супруга. Правитель же всё свёл к тому, что глупую женщину слушать не стоит: она может сболтнуть всё, что угодно.
После обеда Пётр III решил наказать Екатерину (ведь её действия можно было счесть чем-то очень близким к государственной измене) и отдал приказ об аресте. Принц Георг Голштинский отговорил его совершать столь резкий поступок, который мог вызывать падение престижа России. Екатерина осталась на свободе.
Чем объяснялся подобный жест будущей императрицы? Скорее всего, (зная, как «делались дела» в то время) этот поступок был чем-то вроде публичной клятвы перед сторонниками Екатерины в готовности идти до конца. Ведь заговорщики рисковали своей жизнью, и им было важно доверять ей. Знать, что она не откажется от своих планов в самый последний момент.
Охрана императора
Любимой загородной резиденцией Петра III был Ораниенбаум — большой дворцовый комплекс близ Петербурга. Там монарх провёл годы своей юности, когда приехал в Российскую империю. И внезапно оказался наследником русского престола.
В Ораниенбауме была возведена крепость Петерштадт. Изначально её построили в 1746 году. Затем перестроили в 1756-м... И снова перестроили в 1759-м. С каждым разом цитадель становилась больше и надёжнее.
Петерштадт считался полноценным укреплением, сооружённым по всем требованиям военной науки XVIII века. Крепость защищали пять бастионов с 12 пушками, глубокие рвы наполнялись водой, а периметр прикрывался мощным земляным валом. Внутри находились казармы голштинских полков и дворец Петра III. Укрепления позволяли успешно держать оборону против значительно превосходящих сил противника.
В 1755 году наследник Пётр — по примеру своего деда Петра Великого — получил и собственную гвардию. Вначале это были два голштинских полка, но с каждым годом их число увеличивалось. Проводя военные учения и общаясь с офицерами, будущий император отмечал наиболее способных. Они должны были стать его сподвижниками, когда наступит время царствовать.
В 1762 году, взойдя на трон, Пётр III увеличил численность голштинцев. Он стремился сделать из них образцовые части, на которые должна была равняться русская армия. Всего к лету было сформировано четыре кирасирских полка, два драгунских, два гусарских, два гренадёрских батальона, семь пехотных и артиллерийский полк.
Это была внушительная военная сила. Но увы, лишь на бумаге.
Формирование новых частей на тот момент все ещё продолжалось, а потому численность полка обычно не превышала батальонную. Вооружение только закупалось. К июню 1762 года было недостаточно ни огнестрельного, ни холодного оружия. Таким образом, число голштинцев вряд ли превышало шесть-семь тысяч (в то время как Екатерина позже в мемуарах писала лишь о 1590 солдатах). Но это были люди, преданные императору. Не связанные с петербургской верхушкой и готовые умереть за своего командира.
Последние дни перед мятежом
12 июня Петр III уехал в Ораниенбаум. Он планировал отдохнуть до конца месяца, а после отправиться на войну с Данией за возвращение Шлезвига. За правителем последовал весь двор — чтобы принять участие в непрекращающихся праздниках последних двух недель его царствования.
Императрица оставалась в Петербурге, затем переехала в Петергоф. До начала мятежа — считанные дни. Екатерина нуждалась в одиночестве. Ей надо было избавиться от общества мужа, который мешал постоянным контактам с участниками заговора.
14 июня из Петербурга очень своевременно уехал барон де Бретель. От будущей императрицы посол знал всё о предстоящем мятеже и потому не хотел находиться в столице, подвергая себя опасности.
Но 26 июня планы заговорщиков оказались нарушены. Разговоры солдат лейб-гвардии Преображенского полка о готовящемся перевороте привлекли внимание компетентных лиц. Началось следствие, которое быстро вышло на капитан-поручика Петра Пассека. Его арестовали вечером 27 июня.
Пассек входил в число офицеров, приближённых к Екатерине, и имел всю информацию о крамоле. Братьям Орловым стало ясно: на первом же допросе следователи узнают о тайных планах. Все заговорщики будут арестованы, а «комплот» развалится.
28 июня в Петергоф прибыл Пётр III. Было запланировано протокольное мероприятие — торжественный обед с супругой. Но император не нашёл свою жену в Монплезире. В сопровождении Алексея Орлова она ещё утром бежала в столицу. Капитан утром ворвался в её спальню и разбудил словами: «Пора вставать! Всё готово».
Императрица села в карету и отправилась в Санкт-Петербург.
Заговорщики действуют
В то время как Пётр III в Петергофе пытался выяснить, где же находится его пропавшая жена, Екатерина принимала присягу лейб-гвардии. Затем в Зимнем дворце собрались все высшие чиновники империи, оставшиеся в столице. Видя, что гвардия за императрицу, они немедленно присягнули ей.
Не застав супругу во дворце, Пётр III сразу понял: это начало государственного переворота. Но он всячески стремился избежать кровопролития. Вместо того, чтобы действовать быстро и решительно, как предлагал ему фельдмаршал Бурхард Миних, — поднимать войска и флот — он послал в Петербург князя Никиту Трубецкого и графа Александра Шувалова, командующих Преображенским и Семёновским полками. Вельможам было приказано удержать гвардейцев от мятежа и успокоить волнения в городе.
Трубецкой и Шувалов прибыли в город и немедленно перешли на сторону Екатерины. Тогда Пётр III обратился с письмом к Сенату, призывая высших чиновников сохранять верность присяге. Но посыльный офицер прибыл к Екатерине и отдал письмо ей в руки.
Около семи часов вечера, не имея никаких вестей из столицы, Петр III распорядился срочно привести голштинские части в Петергоф. Однако приказ императора был выполнен из рук вон плохо. Прибыл отряд всего из 1300 человек. Такие силы не смогли бы сопротивляться всей гвардии. Чтобы избежать напрасного кровопролития, правитель вернул войска в Ораниенбаум.
Падение императора
В десятом часу вечера 28 июня император в сопровождении свиты отплыл в Кронштадт. Но туда к этому времени уже прибыл эмиссар Екатерины — адмирал Иван Талызин. Он быстро убедил флотских офицеров, что дело Петра III проиграно, и флот присягнул новой императрице.
Фрегат Петра III был встречен выстрелом из пушки. А моряки кричали, что для них не существует никакого императора. Есть только императрица Екатерина.
В это же самое время Екатерина во главе всех частей гвардии, Астраханского, Воронежского и Ингерманландского армейских пехотных полков, а также Слободского гусарского полка выступила в «поход» на Петергоф. Сенату отправили указ: «Господа сенаторы! Я теперь выхожу с войском, чтобы утвердить и обнадёжить престол». Уже на следующее утро 29 июня к войскам Екатерины стали стекаться беглецы из свиты императора, спешившие засвидетельствовать свою полную поддержку новой правительнице.
Днём 29 июня Пётр III пал духом и решил прекратить борьбу за власть. Он отправил к Екатерине генерала Михаила Измайлова с предложением принять отречение от престола. Екатерина сразу же согласилась. В полдень отречение подписали, документ принял Григорий Орлов. А императора арестовали и увезли в Петергоф.
Переворот завершился. А 6 июля Петра III убили заговорщики во главе с Алексеем Орловым. После этого ни у кого более не возникало сомнений в праве Екатерины занять пустующий российский трон.
Что было бы если…
Ещё днём 28 июня, когда стало понятно, что в столице начался мятеж, фельдмаршал Миних предлагал Петру III немедленно плыть в Кронштадт. Затем, используя флот, нанести удар по Петербургу. А при необходимости задействовать силы верного императору корпуса войск, размещённых в Восточной Пруссии. Если бы монарх не стал дожидаться вечера и вместе с Минихом успел приплыть в Кронштадт, без сомнения, флот остался бы на его стороне. А миссия Талызина провалилась бы.
Численность гвардии, перешедшей на сторону мятежников, уступала силам флота и армейских войск, собранных для войны с Данией. Военные корабли могли блокировать вход в столичную гавань и остановить торговлю. Сторонники Екатерины всю ночь с 28 на 29 июня боялись, что миссия Талызина провалится, и император получит в свои руки всю мощь флота. Такой исход делал столицу полностью беззащитной, а дело изменников безнадёжным.
Представим и другой вариант. Пётр III смог собрать все верные ему части, увести их в крепость Петерштадт и приготовиться к осаде. В таком случае шансы на победу у пьяных гвардейцев, которые шли в поход как на пикник, начали бы стремительно уменьшаться.
Да, общие силы мятежников составили около 12 тысяч солдат против сил голштинской гвардии, более чем в три раза уступавшей им в численности. Но любая осада немедленно привела бы к дезертирству в рядах изменников. Тем более, что большая часть армейских полков совершенно не хотела сражаться в рядах заговорщиков и уж тем более гибнуть за блестящее будущее братьев Орловых.
«Одно дело пить да орать, грабить дома, крушить стекла и мебель… и совсем другое — погожим летним днём в наступившей вдруг тишине разворачиваться для атаки под дулами наведённых орудий. Даже главари мятежников признавали впоследствии, что все их люди были сильно пьяны. … Внезапный удар голштинской кавалерии в голову колонны взбунтовавшихся полков, первый же залп пушек в упор — и толпы пьяных побежали бы обратно в город», — писал военный историк Вадим Егоров.
Но Пётр III оказался правителем слишком гуманным для жестокого XVIII века. Он до последнего мгновения надеялся: все возникшие проблемы можно решить переговорами. А мятежники отступят, если пообещать им прощение.
История доказала, что дворцовые перевороты — это такая болезнь общества, которую можно лечить лишь хирургическим путём. Так что последняя попытка гвардейцев «попасть в случай» была сорвана картечным огнём на Сенатской площади 14 декабря 1825 года.
Тело Петра III было перезахоронено его сыном Павлом одновременно с погребением Екатерины II. На могильной плите стоит дата 18 декабря 1796 года (дата погребения императрицы Екатерины II). Этим символическим жестом император Павел отменил итоги переворота 1762 года.