Белый террор против красного: чей страшнее?

Уже во время Гражданской войны красные и белые внесли путаницу в определение сущности и масштабов террора. Каждая сторона оправдывалась тем, что она лишь отвечала на террор противника. Эти позиции переняла и разделенная братоубийственной войной историография. Историк-эмигрант С. П. Мельгунов в 1923 г. сравнивал красный и белый террор и отметил, что суть их различалась, так как белый террор составляли «прежде всего эксцессы на почве разнузданности власти и мести» — убийства на фронтах и расправы в освобожденных городах и селах. Симпатизирующие белым историки до сих пор используют этот аргумент для подтверждения конечного вывода: красный террор — «ужаснее» белого; ведь в отличие от белых репрессий, большевики устроили системный государственный террор, проводившийся на основе советского законодательства. Кроме того, жертвы выбирались по классовому принципу, и «буржуй» подлежал расправе по определению. Все это дополняется описаниями масштабов красного террора, который, бесспорно, сгубил больше людей, чем белый (о цифрах чуть дальше).

Большевики отвечали взаимностью, объявив красный террор ответом на белый, и прежде всего, на убийство Урицкого и покушение на Ленина. Правда, мстили они далеко не только обвиненным в покушении эсерам, но и царским офицерам и представителям других политических партий. Тем не менее, советская и современная пробольшевистская историографии также возлагают ответственность за развязывание террора Гражданской войны на антибольшевистский лагерь.

Кто виноват?

Атмосфера 1990−2000-х гг. создала новый перекос — в сторону идеализации белого движения многими исследователями. Но некоторые историки все же выработали взвешенный подход (А.М. Литвин, В. Б. Жиромская, И. С. Ратьковский, Г. М. Ипполитов и др.). Они отмечают, что общее ожесточение противостоящих друг другу социальных и политических групп в России вылилось в кровавые расправы еще до большевистского переворота — красный и белый террор были продолжением набирающей обороты практики политического насилия. Человеческая жизнь, и прежде имевшая в России невысокую цену, потеряла ее вовсе, и личность рассматривалась лишь как ресурс. Террор стал формой управления тылом и средством устрашения противника. И красный, и белый террор фактически начались в конце 1917 г., а массовыми стали летом и осенью 1918 г. — и оба лагеря несут за него равную ответственность.

Сомнителен и тезис о несистемном характере белых репрессий. Со временем и белые, и красные подвели под террор правовую базу. У красных это были постановления СНК («О красном терроре» 1918 г. и пр.), ВЦИК («О проведении террора против буржуазии») и других органов власти; у белых — в основном чрезвычайные приказы (например, А. В. Колчака) и документы, регламентирующие работу контрразведки. Приказ Колчака в марте 1919 г. ввел расстрелы каждого десятого, заложничество и уничтожение красных партизанских сел. Еще один приказ позволил командующим армиями выносить приговоры о смертной казни. Вожди белых признавали, что их подчиненные совершили немало преступлений. Колчак считал, что «гражданская война должна быть беспощадной». Когда ему сказали, что нелояльным крестьянам каратели в одной деревне отрезали носы и уши, Верховный правитель ответил: «…это обычно на войне, и в борьбе так делается». Деникин не отрицал «черных страниц» Добровольческой армии: «…каждый офицер считал себя вправе арестовывать кого хотел и расправляться с ним по своему усмотрению».

Санкционированный властью террор дополнялся произволом на местах. О делах чекистов все наслышаны, но то же было и у белых. Белоэмигрант Р. Виллиам писал о контрразведке в Новороссийске, что попасть в это «страшное место» было проще простого, а затем и в могилу. Агенты активно использовали свое положение, чтобы попросту вымогать деньги, угрожая их обладателям преследованием. На деникинской территории в 1919 г. полиция и контрразведка имела в своем составе 78 тыс. человек, при том, что в армии в тот же момент было всего 110 тыс. штыков.

«Нельзя помиловать…»

Системный характер белого террора доказывает историк И. С. Ратьковский. Его труд «Хроника белого террора» включает в себя 400-страничное описание актов террора в 1917 — 1920 гг. (описана только часть преступлений). «Фронтовой» белый террор начался уже 28 октября 1917 г. во время боев в Москве — юнкерами в Кремле были расстреляны красные пленные. Более четырех лет кровавая вакханалия практически не прекращалась. По степени жестокости белые ничуть не уступали красным — в ряде случаев они вырывали своим жертвам глаза, языки, снимали полосы кожи на спинах, хоронили раненых заживо, сжигали, привязывали людей к лошадям… Не зря монaрхист В. В. Шульгин говорил, что белое дело нaчaли «почти святые», а зaкончили «разбойники».

На европейской территории России последние кровавые акции белых произошли в ноябре 1920 г. и отличались особенно извращенной, уголовной жестокостью. 12 ноября Народно-Добровольческая армия С. Н. Булак-Балаховича взяла г. Мозырь в Белоруссии. Начались казни и террор против евреев и советских служащих. Так это описывал А. Найдич, местный житель: «…нaчaлся погром с мaссовыми изнaсиловaниями, избиениями, издевaтельствами и убийствaми. Офицеры учaствовали (…) нaрaвне с солдатами. (…) Всю ночь по городу стояли душерaздирaющие крики…» В одном только Мозырском уезде белые ограбили более 20 тыс. человек, убили более 300, изнасиловали 500 женщин. Над еврейскими мужчинами чинили сексуальные издевательства, буквально заставляя их (цитата из показаний потерпевших): «…лизать друг другу задницы», «мочиться друг другу в рот и делать другие мерзости… (…) Зaстaвляли нaс делaть половой aкт с телкой…»

Практика белого террора походила на красный — здесь были и эксцессы, была и государственная воля. Восстановить государственную монополию на насилие можно только насилием, и претендующие на государствообразующую силы боролись друг с другом насмерть. Террор воспринимался как бремя власти и ее право. «Казнить нельзя помиловать», — в годы Гражданской войны все точно знали, где следует поставить запятую. Донской генерал С. В. Денисов говорил: «Трудно было влaсти… Миловaть не приходилось… (…) уличенных в сотрудничестве с большевикaми нaдо было без всякого милосердия истреблять. Временно надо было исповедовать правило: «Лучше нaкaзaть десять невиновных, нежели опрaвдaть одного виноватого».

Политизированные попытки оправдать террор и заявить, что террор другой стороны — «хуже», устарели. По выражению историка Г. М. Ипполитова, они отдают «цинизмом с элементами некрофилии». Никакой террор не может быть оправдан или назван менее жестоким.

Жертвы террора

Количество жертв не поддается точной оценке — слишком мало документов, и сама практика террора не способствовала точному подсчету погибших. Все цифры предположительны. Историк С. В. Волков считает, в ходе Гражданской войны от политики красного террора пострадало около 1,7 — 1,8 млн человек. Белый террор унес, по оценке И. С. Ратьковского, около 500 тыс. жизней. Меньшее количество жертв объясняется скорее тем, что под властью белых оказалось меньше людей и на меньший срок, но вовсе не тем, что они были гуманнее. То же можно сказать и об интервентах — их террор привел к 111 тыс. убитых граждан России.

Проблема подсчета жертв заключается и в неоднозначном определении террора. Кто-то относит к террору жертв подавления восстаний, а кто-то считает это военными действиями; кто-то включает в террор только бессудные расправы, а кто-то и те, что происходили при соблюдении формальных правовых процедур военно-полевых судов или военно-революционных комитетов; не всегда понятно также, относить ли к какому-либо террору действия уголовного характера, совершенные военнослужащими. Единого подхода нет, но, как правило, к террору причисляются убитые заложники и военнопленные, казненные участники заговоров и подпольных групп, дезертиры, повстанцы, расстрелянные уже после подавления восстаний; это погибшие от пыток и голода, намеренно лишенные медицинской помощи; это жертвы еврейских погромов (и белых, и красных). Вести же точный подсчет жертв бесполезно, массовый характер террора всех цветов очевиден. В конечном итоге, если признавать преступный характер террора вообще (красного, белого или зеленого), клеймить стоит не белых или красных в отдельности, а всех политиков, ответственных за развязывание Гражданской войны.