Что происходит на картине «Тюльпановое безумие» Жан-Леона Жерома

Жемчужно-серый рассвет. Прохладно и, кажется, моросит. Бледные силуэты городских построек вдали размыты и невесомы. Мельница и колокольня словно парят во влажном морском воздухе. На горизонте едва угадываются мачты и паруса. Их зыбкие очертания резко контрастируют с пестрым лоскутным ковром тюльпановых клумб.

Пасмурная меланхолия раннего утра попрана солдатским сапогом. Периметр оцеплен, у ворот выставлены часовые. Человек в штатском — не иначе, хозяин поместья, застыл с поднятыми вверх руками. Гвардейцы заняты делом — они носятся по клумбам, сосредоточенно и азартно топчут цветы, разят их прикладами. Командующий ими офицер, должно быть, для большей эффективности, въехал на поле верхом.

На переднем плане — щеголь-аристократ при усах и шпаге. В ухе поблескивает серьга, в глазах — решимость. Обнажив клинок, он защищает горшок с тюльпаном от спешащих к нему солдат. Царственная осанка, резко очерченные скулы, крепко сжимающая эфес рука — всем своим видом он словно заявляет: «этот горшок — мой!».

Так что же здесь происходит? Затянувшаяся до утра костюмированная вечеринка вышла из-под контроля? Прогрессивная общественность протестует против сексистской традиции дарить женщинам цветы? Уве Болл снимает приквел «Дня триффидов»? Или это средневековый наркоконтроль ищет среди тюльпанов псилоцибиновые грибы? Тогда чем, скажите на милость, обусловлен столь живой интерес усатого протохипстера к обыкновенному цветочному горшку?

Чтобы найти ответы, придется копнуть поглубже. Уж точно глубже, чем требуется, чтобы выкопать тюльпановую луковицу.

Первые тюльпаны попали в Западную Европу в середине XVI века. Завезенные из Ирана и Османской империи, они быстро стали любимыми цветами европейской знати. Первый, достоверно известный в западноевропейской истории тюльпан, расцвел в 1559 году в Баварии. А центром тюльпанового промысла в те годы стала Франция. Именно здесь в начале XVII столетия был зафиксирован первый ажиотажный рост цен на тюльпаны — за луковицы отдавали мельницы, поместья и состояния, их считали завидным приданным, тюльпаны были атрибутом роскоши и выполняли функции социального маркера. Впрочем, во Франции тюльпаномания была кратковременной и имела, скорее, эпизодический характер. Настоящий тюльпановый армагеддон разразился в Нидерландах.

Пожалуй, решающую роль в том, что сегодня Голландия прочно ассоциируется в массовом сознании с тюльпанами, сыграл один единственный человек — уроженец Франции Карл Клузиус. Гуманист, полиглот, главный ботаник своего времени и страстный фанат тюльпанов, он пользовался огромным авторитетом. Труды и опыты Клузиуса спровоцировали моду на тюльпаны среди европейских монархов и аристократов. В 1593 году Клузиус получил звание почетного профессора в Лейденском университете и переехал в Голландию, где продолжал наблюдать и описывать загадочное явление.

Время от времени, обыкновенные монохромные тюльпаны перерождались, давая потомство с пестрыми лепестками. Попытки вывести пестролепестные тюльпаны искусственно, неизменно оканчивались крахом — эту красивую тайну не удалось разгадать даже Карлу Клузиусу.

Причудливый узор был следствием вируса — такие цветы были слабыми, а потому крайне редкими. Разумеется, они пользовались огромным спросом и стоили баснословных денег. Только в XX веке было опытным путем доказано, что вирус передается с соком больных растений. Современникам Клузиуса приходилось засаживать огромные территории обычными тюльпанами (или бридерами) в надежде, что одна луковица из сотен волшебным образом переродится.

Это была азартная игра, что-то вроде национальной лотереи. Вслед за садоводами-энтузиастами (поначалу вполне просвещенной и состоятельной публикой) в игру стали включаться простолюдины. Каждый, кто располагал участком земли и парой-тройкой дешевых луковиц, мог сорвать джек-пот.

Пестролепестным тюльпанам стали присваивать громкие «звания». На рынке появились «адмиралы» и «генералы», за ними последовали «генералиссимусы», «адмиралы адмиралов» и т. д.

В 1620-е цена на одну такую луковицу достигала в среднем тысячи гульденов — это было эквивалентно почти килограмму золота. Годовой доход квалифицированного ремесленника составлял притом 300 гульденов. Ажиотаж стремительно рос. К 30-м всеобщее увлечение тюльпанами приняло очертания эпидемии, об этом свидетельствует множество исторических анекдотов.

К примеру, живший в XIX веке шотландский журналист Чарльз Маккей, в своей книге «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы» приводит такую трагикомичную историю. Некий моряк зашел в контору состоятельного купца, чтобы сообщить ему о прибытии в порт ценного груза. Купец щедро вознаградил гонца, дав ему копченую сельдь. Вместе с сельдью простодушный моряк прихватил из конторы головку репчатого (как он думал) лука. И был брошен в тюрьму: бедняга съел бесценную тюльпановую луковицу сорта Semper Augustus, стоимостью в тысячи гульденов.

А известный хирург и мэр Амстердама Класс Питерсзон не только украсил свой родовой герб тюльпанами, но и принял «тюльпановую» фамилию — в историю медицины он вошел уже как доктор Николас Тульп.

Согласно Маккею, «тюльпанами занимались дворяне, горожане, фермеры, мастеровые, мореплаватели, ливрейные лакеи, служанки и даже трубочисты и старьевщики… В 1634 г. желание голландцев обладать ими было столь страстным, что обычные отрасли промышленности страны были заброшены, а ее население, вплоть до самых отбросов общества, принялось торговать тюльпанами».

В 1635-м году спекуляция «наличными» луковицами была практически полностью вытеснена «торговлей воздухом». Луковицы, по большей части, оставались в земле, а продавались и перепродавались лишь обязательства выкопать их, к примеру, будущим летом. В 37-м этот рынок с грохотом обвалился. По распространенной версии, Золотой век Нидерландов окончился финансовым кризисом. Тюльпаномания осталась в истории как первый в истории Нового времени биржевой пузырь.

Вот этот занятный эпизод из истории голландской экономики и удостоился кисти французского живописца Жана-Леона Жерома.

Некоторые современные экономисты считают, что разрушительные последствия «тюльпановой лихорадки» — это всего лишь легенда. По их мнению, тюльпаномания не была столь массовым явлением, как это преподносил Чарльз Маккей. Верно, кто-то разорился, кто-то нажил состояние, но голландская экономика в целом не испытала серьезного шока. Миф об общенациональном тюльпановом помешательстве насаждался духовенством и моралистами, как критика легковерности и стяжательства.

Что касается Жерома, он трактует вышеописанные события без морализаторства. Мотивы его героев — вполне прозаические, их действия — рациональны. Гвардейцы топчут тюльпаны-бридеры, таким образом, «регулируя рынок». Аристократ со шпагой защищает ценный цветок — судя по пестрым красно-белым лепесткам, тот самый Semper Augustus.

В 80-е годы XIX века, когда была написана эта картина, Жана-Леона Жерома много критиковали — за косность и несгибаемую приверженность академизму, за то, что в его картинах нет «другого дна». В этом смысле «Тюльпановое безумие» — типичная для этого периода работа. Для Жерома это просто исторический эпизод — не слишком драматичный и не особо поучительный. Мудрый человек, он понимал, что бесконечно повторяясь, история никого и ничему не учит.

Через сто лет после «тюльпаномании» в Голландии началась «гиацинтовая лихорадка». Во Франции были георгины. В Китае — лилии. В Америке — «черный четверг» и ипотечный кризис, в России — Сергей Мавроди.

В 2013 году экс-председатель центрального банка Нидерландов Нут Веллинк сравнил «тюльпановую лихорадку» с нынешним криптовалютным бумом. «Биткойны хуже тюльпаномании». — Сказал он. — «Тогда, по крайней мере, вы получали за свои деньги тюльпаны».