Французские живописцы в окопах Первой мировой

Картины, предназначенные для официальных выставок и музеев, журнальные гравюры, быстрые скетчи, выполненные в блокнотах и потом пропавшие на столетие, остаются важными свидетельствами того, как эта война воспринималась обществом и как она будет восприниматься потомками, пусть краски их поблекли, а чернила или карандаш выцвели.

Военные художники во Франции до войны. Образование официальных миссий

Как отмечают историки искусства, с возникновением Третьей республики батальная живопись расцвела во Франции. Отмечается, что «жаркие речи о мести Германии, укрепление связей между армией и обществом, в частности, в связи с введением обязательной военной службы, а также авторитет армии, побежденной в войне, эпизоды которой представали как примеры индивидуального или группового героизма, питали и поддерживали батальную живопись, придав ей успех, которого она редко добивалась раньше». Многие художники пытались работать в батальном жанре, и некоторые из них сделали его своей специальностью. Круг художников-баталистов был, впрочем, невелик. Все они хорошо знали друг друга и поддерживали тесные связи.

Но лишь в 1907 году члены объединения баталистов получили возможность вместе представлять свои творения на публике. В этом году был открыт Салон живописцев-баталистов. Отношения с Германией были напряженными, многие из художников предчувствовали, что их услуги скоро понадобятся правительству. В 1912–1913 гг. было создано уже «Общество художников-баталистов» («La Société des Peintres militaires»), а военное министерство ввело официальную должность «живописец военного министерства».

Как только началась война, художники немедленно напомнили о себе. Морис Дюбуа, известный и уже пожилой художник, написал военному министру с просьбой о встрече, чтобы рассказать о «той роли, какую играл традиционно играл живописец в армии начиная с эпохи Людовика XIV» и просить направить его самого и его коллег на фронт для работы. Эта инициатива нашла сторонника в лице генерала Нио, директора Музея Армии, добившегося в ноябре 1914 года у министра разрешения на работу художников. Тем не менее, требовалось каждый раз получать пропуск у главнокомандующего, т.е. в тот момент у маршала Жоффра. Первыми в декабре 1914 года на фронт отправились Феликс-Жозеф Бушор, Франсуа Фламенг и Анри Жакье. Позже туда отправились такие признанные мастера, как Жорж Скотт, Андре Девамбе, Жан-Жак Берно-Беллекур и Раймон Деварро. Предполагалось, что музей будет покупать работы художников, поскольку первейшей задачей этого учреждения был сбор живописных произведений, связанных с войной.

Поездки художников, работавших на Музей Армии, продолжались до конца 1916 года. В конце концов, на них обратило внимание государственное управление изящных искусств, решившее взять их под свой контроль. Генерал Нио предполагал, что существовавшая под его началом полуофициальная организация выездов помогала живописцам свободнее существовать и творить, тогда как управление поставит жесткие условия госзаказа. Тем не менее, после бюрократической волокиты поездки возобновились в прежнем формате. Чаще всего художники сотрудничали одновременно с музеем и с какими-либо иллюстрированными журналами; так, например, поступили Жорж Скотт и Андре Девамбе. Некоторым же пришлось вступить в ряды специального военного отдела при музее.

Художникам обычно выделяли один автомобиль на двоих. Парами сотрудники генерала Нио совершали объезды Фландрии, долины Соммы или окрестностей Вердена. Одним из самых часто выезжавших на фронт художников был Франсуа Фламенг. Как пишут историки, его случай «хотя и исключительный в некоторых отношениях, тем не менее, имеет важное значение с точки зрения частоты путешествий и разнообразия» маршрутов художников. В декабре 1914 года Фламенг уехал в Реймс, затем он до мая 1915 года находился в местности вокруг Суассона. Потом художник колесил по Северной Франции и по Бельгии с конце мая и до середины августа, прежде чем уехать в Аргонны до конца сентября 1915 г. Потом он уезжает в Шампань. В январе 1916 года Фламенг отправился в Эльзас и оставался близ Вердена, а затем вернулся на Сомму до декабря. Затем круги повторяются: с Марны в феврале 1917 года снова на Сомму, в Суассон, затем в Лион и Изер, где он посетил промышленные объекты, затем опять Шампань, Реймс и Суассон. В 1918 году его ждут Эно, Аррас и снова Реймс. Надо отметить, что не все поездки оплачивались Музеем Армии: после войны некоторые художники даже судились с этим учреждением, требуя возмещения издержек.

Работы художников из музея были небольшими, выполнялись обычно карандашом, углём или гуашью, иногда акварелью. Предполагалось, что художники будут делать не полноценные картины, а наброски, этюды, которые можно будет доработать уже в Париже в рамках работы непосредственно в самом музее. Однако этого так и не произошло. Интересно, что большинство работ осталось в собственности художников, а выставки (во Дворце Инвалидов, например), которые устраивал Музей Армии, превратились в своеобразные художественные салоны, где можно было купить эти картины. Генерал Нио сыграл в этих случаях банальную роль посредника — торговца («маршана»), став кем-то наподобие знаменитого Амбруаза Воллара, устраивавшего выставки импрессионистов и их последователей.

Изменения 1917 года и художники вне официальных миссий

В 1917 году государственное управление изящных искусств решило мобилизовать новые силы для поездок на фронт. Вошедшие в специальную комиссию для отбора художников представители государства и работники музеев не сразу сошлись в том, кого необходимо послать на фронт с миссией запечатлеть войну и в каком стиле нужно выполнять эти работы. Всего состоялось 12 поездок-миссий (это помимо тех, что устраивал генерал Нио) на фронт с февраля 1917 по январь 1918 гг. Одновременно по результатам этих поездок состоялось семь выставок. Стили картин могли различаться. Среди привлеченных художников были как реалисты, так и последователи различных авангардных течений, вроде Феликса Валлоттона.

Конечно, представители авангарда обыкновенно старались дистанцироваться от подобных кампаний. Ряд художников вообще покинули Францию, перебравшись в Швейцарию. Там, в нейтральной стране несколько немецких, французских, итальянских, румынских писателей, поэтов и художников основали общество «Дада», стоявшее на позиции пацифизма. Но многие из художников, искавших новые формы живописного выражения действительности и прошедшие войну солдатами и офицерами, оставили весьма любопытные образчики нового искусства.

Так, например, художник Андре Маре стал одним из самых важных специалистов во Франции по технике маскировки, к которой он применил принципы «разъятых» форм, взятых из кубизма: накладывающиеся друг на друга цветные полосы мешали глазу распознать форму пушек, причем цвета были выбраны таким образом, чтобы они смешивались с окружающим пейзажем. Другой известный художник, Фернан Леже, воевал в пехоте с 1914 по 1917 гг. После отравления газом под Верденом он был отправлен в госпиталь, а затем комиссован. Его работы 1917 года и последующих лет несут на себе отпечаток фронтового опыта. С помощью новых форм он старался переосмыслить войну.

Другой художник, выходец из России Осип Цадкин, был в 1916 году зачислен во французскую армию. Он был скульптором, другом итальянского художника Модильяни, а стал санитаром. В том же году он был ранен и госпитализирован. Материалом для его зарисовок послужили наблюдения за повседневной жизнью армии – палатки, эвакуационные машины, люди на носилках. В его зарисовках можно обнаружить следы кубизма, который вообще характерен для его творчества после 1910 года. Как отмечают искусствоведы, рисунки «образуют хронику, лишенную иллюзии или пафоса», сначала его пребывания в Шампани, а «затем в парижских больницах, где он оставался во время выздоровления». На рисунках повторялось изображение калеки, ставшего для художника символом этого периода.

Феномен Александра Зиновьева

Удивительной была судьба другого французского живописца-пуалю – выходца из России Александра Зиновьева (настоящая фамилия Золотаренко). В 1907 году молодой студент Московского училища живописи, ваяния и зодчества попал на учёт полиции, следившей за брожениями среди учащихся. В 1908 году Золотаренко оказался в тюрьме, где согласился сотрудничать с охранкой. Знание французского языка сыграло свою роль, и его направили в Париж следить за русскими эмигрантами.

Как отмечают историки, жизнь теперь уже Александра Зиновьева во французской столице была относительно спокойной и безбедной. Неплохой художник, он быстро нашел общий язык с признанными мастерами и участвовал в выставках различных авангардных групп. Раз в месяц он писал рапорты для своего начальства. Хотя его так и не раскрыли в эти годы, тем не менее, журналист Владимир Бурцев, известный своим разоблачением Азефа, начал подозревать Зиновьева: молодого человека подвела слишком роскошная жизнь для неизвестного никому художника. Тем не менее, публичного признания не произошло.

В 1914 году вместе с многими русскими эмигрантами художник вступил в Иностранный легион, последовав призыву швейцарского поэта Сандрара и итальянского критика Канудо. 18 октября 1914 года он уже был в окопах под городком Краонелль. Вплоть до 1917 года Зиновьев оставался на фронте в Шампани, которую он несколько раз пересёк пешком, на поезде и на санитарной машине. Правда, за это время он успел перейти из легиона в русско-французскую санитарную службу, патроном которой была сама русская императрица, а затем присоединился в качестве переводчика к одной из пехотных бригад, присланных из России на Западный фронт. Всё это время он параллельно со службой делал разнообразные зарисовки и этюды, сложившиеся в иллюстрированную летопись Великой войны.

Раскрыли Зиновьева только после Февральской революции. Опасаясь расправы, он бежал из русского лагеря и снова вступил в легион. На фронт больше так и не попал, отправившись вместе с французской делегацией в США и Канаду, где и встретил перемирие 11 ноября 1918 года. В Россию он уже никогда не приезжал.

Заключение

И Зиновьев, и его более известные на тот момент французские коллеги постарались после 1918 года поскорее перейти на более мирные сюжеты. В конце концов, многие их произведения осели в частных собраниях и запасниках музеев и были извлечены на свет только через сто лет после начала войны. Сейчас к творчеству этих художников вновь обратились как историки и искусствоведы, так широкая публика, ищущая ответы на вечные вопросы войны и мира.

Продолжение следует: