История любви Микалоюса Чюрлёниса и Софии Кимантайте в картинах

…Приезд Чюрлениса в Санкт-Петербург осенью 1908 года был окрашен в иные тона по сравнению с его первым визитом в этот город в августе. На сей раз его ждали. Художник Мстислав Добужинский, восхищенный картинами Чюрлениса, предложил показать их своим друзьям — Бенуа, Сомову, Лансере, Баксту. Как писал Добужинский, «они не были похожи ни на какие другие картины, и природа его творчества казалась нам глубокой и скрытой». Чюрлениса приняли в Союз русских художников и предложили участие в большой выставке, которую в то время готовил Константин Маковский. Конечно же, он согласился.

Несколько раз удалось уговорить художника побывать у Александра Бенуа, где он сидел в сторонке, лишь прислушиваясь к чужим беседам и редко принимая в них участие. А вот в семье Добужинских интроверт Чюрлёнис чувствовал себя прекрасно, общался с детьми, через некоторое время стал играть на рояле. После он стал приходить даже в отсутствие хозяев, чтобы помузицировать за прекрасным «Беккером» — в небольшой комнатушке на Вознесенском проспекте было не до музыки. Но и там, среди шума и гама, он работал — писал картины, полностью отключаясь от мирской суеты, от уроков, которые давал ради пропитания, погружаясь в бесконечность своих внутренних миров.

Чюрленис стал художником, уже будучи состоявшимся музыкантом. Его детство прошло в маленьком курортном городке Друскининкай на юге Латвии. Отец Чюрлениса был замечательным органистом, и первые уроки музыки маленький Костек получил дома. Вместе с потрясающей способностью хватать музыкальную науку «на лету» в наследство от отца ему досталась склонности к фантазиям и романтике. Охота была для Константина Чюрлениса поводом уйти в лес и блаженно бродить там в одиночестве, а однажды он и вовсе ушел из дома на год, «на свет поглядеть», оставив дома молодую жену с трехлетним сыном. Поглядел и вернулся, и был принят в семейный круг — Адель Радманн хорошо знала своего мужа и умела прощать. В этом браке родилось пятеро сыновей и четыре дочери. Костек был старшим.

Дальше была учеба в музыкальной школе городка Плунге, где Костека взял под свое крыло князь Михаил Огинский. При его моральной и финансовой поддержке в 1894 году Чюрленис поступил в Варшавский музыкальный институт, который благополучно окончил пять лет спустя. Здесь, в Варшаве, он впервые полюбил — глубоко и искренне. Его пленила Мария Моравская, сестра его друга Евгения. Однако отец девушки не желал своей дочери брака с небогатым, пусть и талантливым, композитором. Этот неудачный роман оставил в сердце юноши глубокую рану. Много позже, в письме другу он скажет: «Старый холостяк — страшная вещь. Прямо траурная! Глупая, банальная, словно опрокинутая жизнь. Верь мне, потому что пишу тебе почти по своему опыту. Если хочешь быть благородным человеком и нужным своему обществу, то в первую очередь женись (не вдруг, конечно). Или останься композитором…»

Через два года молодой музыкант поехал на обучение в Германию, где поступил в Лейпцигскую консерваторию. Смерть покровителя и невозможность продолжать учебу привели его осенью 1902 года в Варшаву. И здесь началось становление Чюрлениса как художника. Он поступил в рисовальную школу Яна Каузика, через три года продолжил обучение в художественном училище у Казимира Стабровского. Несомненный талант, граничащий с одержимостью, приводил учителей Чюрлениса и в замешательство, и в восторг. Музыкальность его художественных образов, созданных кистью, удивительным образом отражалсь, как в зеркале, в его произведениях, записанных на нотном стане. 

Синтез музыки и живописи — вот к чему шел Чюрленис, вот что он воплощал в своем творчестве, и это стоило ему немалых душевных сил. Обучение рисованию будущий художник рассматривал не как способ воплотить тот или иной художественный стиль, но как обретение навыков для запечатления внутренних картин, рисуемых его воображением, и возможность показать эти образы другим людям. Позднейшие многочисленные попытки описать многогранность творчества Чюрлениса в рамках определенного жанра или стиля успеха не имели: здесь есть модерн и ар-нуво, символизм и искусство Востока. Художница Остроумова-Лебедева называла его картины «музыкой, прикрепленной к холсту красками и лаками».

Чюрленис воспринимал звуки и художественные образы как связанные между собой явления. Музыка вызывала моментальное возникновение цветового фона, и наоборот — зрительные впечатления порождали в нем музыкальные темы. Это прослеживается в «визуальных» названиях его музыкальных произведений — «Осень», «Море», «В лесу», а вот картины часто получали «музыкальные» названия — «Прелюд», «Соната весны», «Соната звезд», «Фуга». Еще в Варшаве он стал интересоваться спиритизмом и гипнозом, и определенно обладал некоторыми навыками — которые, впрочем, не любил применять на других людях. Влекли его и философские течения, религиозные верования, в которых он искал некое рацио. Он увлекался идеями Ницше, читал труды мистиков и философов Египта, Японии и Индии, восторгался произведениями Эдгара По и «Критикой чистого разума» Канта.

Художник совершенно не был приспособлен к обычной жизни. Спокойные, размеренные дни, хождение в гости, обеды, развлечения — все это не имело для него значения. Зато он много мечтал, строил планы заграничных путешествий, увлекался шахматами и историей, изучал мертвые языки и даже составил свой собственный алфавит, некоторые знаки которого сохранились на его картинах. Его нервная, чуткая натура требовала уединенности и покоя — и в этом он был похож на отца. Но все, что касалось творчества, увлекало его целиком. В Варшаве Чюрленис организовывал музыкальные вечера Литовского художественного общества, дирижировал на концертах. Переехав в 1907 году в Вильно, он погрузился в гущу музыкальных и художественных мероприятий — организовал хор, начал работу по гармонизации литовских песен, которые любил и собирал. Для театра общества «Рута» он создал эскиз и осуществил роспись занавеса, начал писать музыку к опере «Юрате» по мотивам сказаний литовского эпоса.

«Мне кажется, что жена нужна тогда, когда для счастья уже больше ни в чем нет недостатка» — писал Чюрленис своему другу. Личность женщины, которая могла бы составить счастье этого мятежного духа, определенно должна была обладать творческими началами и способностью понимать и принимать буйство творческой мысли художника и музыканта. София Кимантайте, молодая начинающая писательница, смогла войти в мир образов Чюрлениса и сделать его счастливым. «Любовь — это восход солнца, полдень долгий и жаркий, вечер тихий и чудный. А родина ее — тоска». В письмах к будущей жене Чюрленис был откровенен донельзя. «…А я опять рисую, — писал он ей, — встаю в семь или раньше и не могу оторваться, так хочется мне рисовать. Работаю по десять и больше часов. Всё куда-то исчезает, а я путешествую по далёким горизонтам взращённого в себе мира».

Они познакомились на открытии первой литовской художественной выставки в Вильно. Ему — 33, ей — 22. Их следующая встреча состоялась по инициативе Чюрлениса, который хотел «подтянуть» свой литовский: воспитанный в традициях польской культуры, родным языком он владел кое-как. Летом 1908 года они с Софией отправились отдыхать в Палангу.

Софья — звучит слишком строго. Чюрлёнис называет ее иначе. «Знаешь ли ты, кто такая Зося? Догадываешься, наверно, — это моя невеста. Та, о которой я столько мечтал, искал ее на своем пути, а встречал лишь жалкое подобие, разочарование и обман. Сейчас так хорошо у меня на душе, что хочется обнять весь мир, прижать к себе, согреть и утешить. Братец мой, знаешь, как хорошо будет у нас дома — какая-то дивная гармония, которую ничто не в силах нарушить, все существует как великолепное сочетание красок, как звучание прекрасного аккорда…» (из письма брату Повиласу Чюрлёнису от 7 сентября 1908 г., Друскининкай).

Влюбленный художник часто пишет Зосе, Зосеньке: это признания, фантазии, описания бытовых дел, планы… Любовь вдохновляет Чюрлениса, он работает с большим воодушевлением — создает «Сонату Моря», диптих «Прелюдия и фуга», триптих «Фантазия».

Далее последовали визиты — в Плунге, к дяде Софии, декану Винцасу Ярулайтису, потом к ее родителям и после — в любимый Друскининкай, к семье жениха. Чюрленис фонтанировал идеями, здесь он написал свою шестую по счету сонату — «Сонату Звезд». После было путешествие в Санкт-Петербург, где его тепло встретил Добужинский.

Он пишет жене: «Если бы ты знала, как я счастлив и горд! И знаешь, отчего? Все благодаря моей Жене — имя ей Зося, а похожа она на весну, на море, на солнце. Милое мое дитя, я не могу собраться с мыслями — светящийся хаос, Юрате, ты, музыка, тысяча солнц, твои ласки, море, хоры — все сплетается в одну симфонию. Писать так трудно, слова так жестки, сухи. Хотелось бы передать тебе самые прекрасные мысли, которые, как стаи испуганных появлением Юрате чаек, летают в серебристом тумане утра над светлой Балтикой. Хотел бы я окружить тебя маем, полным запаха цветов и тишины, а под ноги твои бросить прекраснейший ковер Махарани, сотканный из золотой паутины и хризантем белее снега. Я хотел бы, чтоб, лёжа на нем, ты слушала тишину. Я хотел бы создать симфонию из шума волн, из таинственной речи столетнего леса, из мерцания звезд, из наших песен и бескрайней моей тоски. Я хотел бы подняться на самую высокую вершину, недоступную смертным, и из самых прекрасных звезд сплести венок Зосе — Жене моей. Я хотел бы ласкать тебя самой благородной лаской на сонном облаке, лениво плывущем над Великим океаном. Моя Королева Неизвестных Краев, Непроходимых Лесов, Островов Счастья. Помнишь, как мы отдыхали в Оазисе, в тени кокосовых пальм. Собиралась страшная буря. Поднимались чудовищные тучи, и пол-пустыни закрыли они своей тенью. Мы были спокойны — ты улыбалась. Большой лев и львица лизали твои пятки. Помню твои слова: «Знаешь, почему мы не боимся? — говорила ты — потому что мы хоть и умрем, усталые телом, — встретимся в других краях. И как всегда — ты и я, потому, что мы — Вечность и Бесконечность».

1 января 1909 года Микалоюс Чюрленис и София Кимантайте поженились в Шатейкяй — небольшом городке неподалеку от Плунге. После свадьбы они уехали в Санкт-Петербург. Чюрлениса признал не только художественный, но и музыкальный мир столицы: в конце января его фортепианные произведения исполнялись на концерте «Вечера современной музыки». Его картины были представлены на выставке «Салон», а также на первой весенней выставке Вильнюсского художественного общества и на выставке Союза русских художников.

В конце марта молодожены возвратились в Литву. Чюрленис был счастлив, впервые по-настоящему счастлив. «Счастье с нами, а если судьба немного мешает и препятствует, так уж такая у нее привычка. Увидишь, как она застыдится, увидев нас вместе… свято, твердо верю, — что серость, затертая проза не проникнет в наш Дом. Увидишь, потому что ты будешь охранять наш Очаг, моя чудная весталка. Вся наша жизнь сгорит на Вечном, Бесконечном, Всемогущем жертвеннике Искусства. И правда, Зося, разве мы не счастливейшие в мире?»

Родительский дом Чюрлёниса в Друскининкае стал домом для и супругов. Часть сдавалась дачникам, много ли места нужно аскету для работы? Микалоюс и София бывали в Вильнюсе, где выставлялись картины художника — критика его огорчала, но не останавливала. А жена могла помочь ему в работе — например, в оформлении занавеса для сцены в зале общества «Рута», где Чюрлёнис — художник выступал и как пианист.

Весь 1909 год Чюрлёнис буквально сгорал в творческой горячке. Его усилия были не напрасны, но всякий организм имеет резервы прочности. К концу года Чюрленис захватил несколько картин и отправился в Санкт-Петербург, где ему поступило предложение возглавить хор Петербургского литовского общества. Здесь он с коллегами работал над литовским словарем «Терминология нашей музыки». Замыслов, размышлений, дел становится слишком много, и к концу года нервы не выдержали.

«Зосечка моя, Зосенька милая, знаешь, показалось, что ты взяла что-то, без чего уже один жить не смогу…» — писал он жене. Его друг, Михаил Добужинский, нашел его рисующим пальцами кружочки на всех поверхностях комнаты, и сразу написал Софии в Вильно. В ожидании приезда жены Чюрленис заказал для нее дорогие подарки в самых лучших магазинах, и приехавшей Софии пришлось извиняться перед приказчиками и объяснять, что эти покупки ее муж совершил в состоянии помрачения ума.

Рассказывают, что для того, чтобы уговорить Чюрлениса поехать к врачу, Софии пришлось притвориться, что у нее самой болит голова, и попросить мужа ее сопровождать. Художника принял известный невропатолог и психиатр Владимир Бехтерев, который отметил большое переутомление и нервное расстройство. По совету докторов София увезла мужа в родной Друскининкай. Семья и домашний уют дали временное облегчение, но вскоре, после консультаций с врачами в Варшаве, было принято решение поместить Чюрлениса в частную клинику для душевнобольных в Пустельниках.

30 мая 1910 года в семье Чюрленисов родилась дочь Дануте. Весной художнику стало лучше, ему позволили опять заняться рисованием и играть на фортепиано. Но вскоре он опять погрузился в ночные бдения, которые ему запретили, последовало ухудшение состояния, а Чюрленис в гневе уничтожил множество своих работ. Признание пришло слишком поздно — ему это было уже почти неинтересно: ни прием в общество «Мир искусства», ни выставки, ни первые успешные продажи его картин.

Проведя еще одну зиму в лечебнице, художник почувствовал себя лучше. В ожидании скорого «освобождения» из клиники он написал родителям, предвкушая скорую встречу. Наступающая весна манила его, и вот, на одной из прогулок, он сильно простудился. 10 апреля 1911 года Чюрленис скончался от воспаления легких; художнику и композитору было всего 35 лет. Его похоронили в Вильнюсе на кладбище Расу.

София Кимантайте-Чюрлёнене пережила мужа на 47 лет. Все эти годы она была верна идеям популяризации литовской национальной культуры, которые разделяла со своим мужем. София с дочерью поселилась в Каунасе и занялась преподавательской работой. Ее вклад в признание литовской культуры и языка был весьма ощутим: София написала несколько учебников литовского языка, опубликовала сборники тематических статей, написала ряд новелл, пьес, рассказов, стихотворений. Позже она преподавала литовский язык в Государственной театральной школе актерского мастерства, а также на гуманитарном факультете Университета Витовта Великого, перевела на литовский произведения Мольера, Флобера, Гомера. В 1932 году София Кимантайте-Чюрлёнене стала одним из лидеров национального литовского движения скаутов, позже представляла интересы Литвы в Лиге Наций.

В годы Второй мировой войны София помогала спасать еврейских детей, спрятав их дома. Она не воспользовалась возможностью эмигрировать из страны и осталась в Литве, которая вошла в состав СССР. Чюрлёнене-Кимантайте, как и прежде, много работала с молодежью, регулярно посещала школы, читала лекции, общалась с учителями, делилась опытом. Современники называли ее «мать всей Литвы».

София Чюрлёнене-Кимантайте скончалась 1 декабря 1958 года. Проводить ее в последний путь вышел весь Каунас.

Род Чюрленися продолжился. Даунте вышла замуж за представителя известного рода Зубовых — за сына Николая Зубова, брат которого, Платон, был фаворитом Екатерины. Правнук Чюрлёниса Рокас Зубовас выступил одним из продюсеров посвященного предку фильма «Письма Софии» (2013 г.) и исполнил главную роль: что и говорить, похож! На его счету также исполнение музыкальных произведений в фильме: Рокас Зубовас преподаёт в литовской музыкальной Академии в Вильнюсе по классу рояля, его супруга Соната Зубовиене — также музыкант. Пара бывает в Санкт-Петербурге, и на концертах снова оживают звуки музыки, увиденные некогда Микалоюсом Чюрлёнисом.