Кем был Гермоген, патриарх Московский и всея Руси

В 1610 Гермоген отказался целовать крест польскому королю и велел москвичам, собравшимся в Успенском соборе Московского Кремля, “королю крест не целовать”. С декабря 1610 рассылал по русским городам грамоты, направленные против поляков. Был заточен поляками в Чудов монастырь и умер в заключении.

Патриарх Гермоген несомненно является одной из самых значительных личностей истории русского христианства. Многое в биографии этого человека осталось до конца не выясненным. До сих пор историки ведут напряженные споры касательно значительных вех его жизни и судьбы.

Биография Патриарха Гермогена полна догадок. Доподлинно известно, что он родился в Казани, был наречен именем Ермолай. Точная дата появления его на свет неизвестна, историки относят ее к 1530 году. О социальном происхождении патриарха однозначных сведений также не имеется. По одной версии, Гермоген принадлежит к роду Рюриковичей-Шуйских, по другой — он выходец из донского казачества. Историки больше склоняются к мнению, что будущий Святитель Гермоген, Патриарх Московский был все-таки незнатного происхождения, вероятнее всего он простой выходец «из народа».

Первые достоверные известия о Гермогене относятся ко времени его служения священником в Казани в конце 1570-х годов, затем постригся там же в монахи и стал архимандритом Спасо-Преображенского монастыря в Казани. С введением в России патриаршества (1589) в сане архиепископа послан руководить Казанский епархией. Возведение Гермогена в сан епископа и назначение его Митрополитом Казанским и Астраханским состоялось в мае 1589 года патриархом Иовом. Гермоген сохранял твёрдость в вопросах веры, активно занимался христианизацией татар и других народов бывшего Казанского ханства.

Митрополита Гермогена хорошо знали в Москве. Присутствовал он во время избрания на царство Бориса Годунова; участвовал во всенародном молении при Борисе под Новодевичьим монастырем. В 1595 г. он ездил в Углич для открытия мощей удельного Угличского князя Романа Владимировича.

С воцарением Лжедмитрия I (1605) был учреждён сенат, в котором должно было заседать и высшее духовенство. Гермоген стал членом этого сената и был приглашён в Москву. Он последовательно выражал интересы Рус. Православ. Церкви, требовал вторичного крещения польской «девки» — Марины Мнишек и выступил против избрания патриархом Игнатия, чем вызвал недовольство Лжедмитрия I, и тот выслал Гермогена из Москвы в его епархию, приказав заключить его в один из местных монастырей.Приказ выполнить не успели в связи с убийством Лжедмитрия.

Взойдя на престол после убийства Лжедмитрия I (1606) царь Василий Шуйский, опасаясь находившегося в Москве Филарета (Ф. Н. Романова), который, предположительно, уже готовился занять патриарший престол, отослал его на митрополичью кафедру в Ростов, а верным ему святителям приказал рукоположить в патриархи Гермогена, вызванного из Казани.

3 июля 1606 года в Москве Собором русских иерархов святитель Гермоген был поставлен Патриархом Московским. Но уже скоро отношения между царем и патриархом совершенно испортились: «Гермоген был человек чрезвычайно упрямый, жесткий, грубый, неуживчивый, притом он был человек чересчур строгий. Но при всем том это был человек прямой, честный, непоколебимый, свято служивший своим убеждениям, а не личным видам. Находясь постоянно в столкновениях с царем, он, однако, не только не подавал руки его многочисленным врагам, но всегда защищал Василия. Строгий приверженец формы и обряда Гермоген уважал в нем лицо, которое, какими бы путями ни достигло престола, но уже было освящено царским венцом и помазанием».

В период гражданской войны (1606-1607) оставался сторонником Василия Шуйского, мобилизовал силы церкви для борьбы с восставшими против центральной власти, которых объявил еретиками и отлучил от церкви. Поддерживал Василия в подавлении восстания южных городов, отчаянно противился его свержению.

17 февр. 1609, на Масляной неделе, рязанский дворянин Г. Сумбулов, князь Р. Гагарин и Т. Грязной собрали около 300 чел. заговорщиков и потребовали от бояр свержения Шуйского. Однако бояре попрятались по своим дворам, и лишь князь В. Голицын вышел на Красную площадь. Заговорщики силой выволокли Гермогена нa Лобное место, требуя, чтобы он поддержал низложение Шуйского, но патриарх не поддался на требования заговорщиков, которые, отпустив его, двинулись затем во дворец». Не добившись от царя добровольного отречения и видя, что народ не поддерживает их, заговорщики бежали к Лжедмитрию II в Тушино. Гермоген послал им вслед в лагерь самозванца 2 грамоты к ним и другим русским людям, находившемся там, чтобы они раскаялись и вернулись под власть царя Василия Шуйского, который-де их простит.

Гермоген писал так: «Слово это мы пишем не ко всем, но к тем только, которые, забыв смертный час и Страшный Суд Христов и преступив крестное целование, отъехали, изменив Государю Царю и всей Земле, своим родителям, женам и детям и всем своим ближним, особенно же Богу; а которые взяты в плен, как Филарет митрополит и прочие, не своею волею, не силою, и на Христианский закон не стоят, крови Православной братии своих не проливают, таких мы не порицаем, но молим о них Бога».

Во время низложения Василия Шуйского (1610) Гермоген заступался за него, проклинал З. Ляпунова и его сторонников, фактически отстранивших царя от власти, и не признавал насильственного пострижения царя, т. к. оно не могло освящаться даже и в результате правильно совершенного над ним обряда. Когда Шуйский уже находился под стражей в Чудовом монастыре, не переставал настаивать на возвращении ему престола. Увидев, что его усилия тщетны, и на престол уже появились многочисленные претенденты, Гермоген противопоставил притязаниям на царскую корону князя В. В. Голицына кандидатуру М. Ф. Романова. Однако в это время большинство склонялось на сторону польского королевича Владислава, как это видно из слов летописца.

Скрепя сердце, согласился признать русским царём Владислава Сигизмундовича при условии его православного крещения и вывода польских войск из России: «стоять етману Желковскому с Литовскими людьми в Новом Девичье монастыре, а иным полковником стоять в Можайску. И на том укрепишася и крест целовали им всею Москвой».

Однако Жолкевский не стал дожидаться, когда московские послы уговорят Сигизмунда III переменить веру его сына, поскольку точно знал, что этого не произойдёт никогда, и начал движение к столице. Когда он стоял уже под Москвой, а «семибоярщина» всё ещё пыталась уговорить патриарха не настаивать на православном крещении королевича, гетман, наконец, дал понять московским боярам, что терпение его не беспредельно. Московские власти составили договор, стараясь, всё-таки, по возможности, оградить православную веру и пошли просить благословения у патриарха, но тот стоял на своём: «Если вы не помышляете нарушить православную веру, да пребудет над вами благословение, а иначе: пусть на вас ляжет проклятие четырех патриархов и нашего смирения; и примете вы месть от Бога, наравне с еретиками и богоотступниками!»

После этого посольство Филарета и Голицына отправилось «от всей земли русской» в стан Сигизмунда просить его дать в рус. цари своего сына Владислава на условиях договора, заключённого с Жолкевским. Патриарх, верный своему желанию признать Владислава царём лишь после принятия им православной веры, написал королю письмо.

Спустя короткое время Жолкевский прибыл к нему на подворье и так ловко вёл себя, что суровый святитель вынужден был обращаться с ним вежливо, но без тени дружелюбия: «не было на свете латинника, с которым бы мог сойтись строгий архипастырь». Вскоре Жолкевского сменил А. Гонсевский. Однако, пока всё население Московского государства избирало себе в государи сына Сигизмунда, последний требовал сдачи Смоленска, а польское войско постоянно обстреливало из пушек этот русский город, где ежедневно гибли русские люди. Когда московские послы на требование короля сдать ему Смоленск отвечали, что у них нет на то полномочий, в Москве преданные Сигизмунду бояре, М. Салтыков и Ф. Андронов, «нахально объявляли патриарху и боярам, что следует во всем положиться на королевскую волю».

Действия короля и его прислужников возмущали патриарха и П. П. Ляпунова, который к тому времени встал уже во главе стихийного движения против поляков и литовцев. Он написал в Москву боярам укоризненное письмо и потребовал, чтобы они объяснили, когда прибудет королевич и почему нарушается договор, подписанный Жолкевским. Это послание бояре переправили Сигизмунду, а Гонсевский, зная, что с Ляпуновым нельзя играть в прятки, обратился к патриарху, чтобы тот дал этому человеку выговор. Но Гермоген понимал, к каким последствиям это может привести, и отказался наотрез.

5 дек. 1610 к патриарху явились бояре во главе с Ф. И. Мстиславским. Они принесли грамоту к своими послам под Смоленск, суть которой сводилась к тому, чтобы делать то, что скажет король. Попросив, чтобы Г. поставил под ней свою подпись, они потребовали, чтобы патриарх угомонил Ляпунова своею духовною властью. Святитель же ответил на это: «Пусть король даст своего сына на московское государство и выведет своих людей из Москвы, а королевич пусть примет греческую веру. Если вы напишите такое письмо, то я к нему свою руку приложу. А чтобы так писать, что нам всем положиться на королевскую волю, то я этого никогда не сделаю, и другим не приказываю так делать. Если же меня не послушаете, то я наложу на вас клятву. Явное дело, что после такого письма нам придется целовать крест польскому королю. Скажу вам прямо: буду писать по городам — если королевич примет греческую веру и воцарится над нами, я им подам благословение; если же воцарится, да не будет с нами единой веры, и людей королевских из города не выведут, то я всех тех, которые ему крест целовали, благословлю идти на Москву и страдать до смерти»

Бояре горячо возражали патриарху, и в пылу спора М. Салтыков-Кривой замахнулся на Гермогена ножом. «Я не боюсь твоего ножа, — твёрдо проговорил святитель. — Я вооружусь против ножа силою креста святого. Будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем!» Уже наутро патриарх приказал московскому люду собраться в соборной церкви и слушать его слово. Когда Гонсевскому донесли об этом, он приказал окружить храм и не пропускать туда никого. Однако многие из русских, видимо, предвидя такой оборот, заранее пришли в церковь и услышали проповедь своего архипастыря, в которой Гермоген уговаривал их стоять за православославную веру и разнести весть о своей решимости по русским городам и весям. После такой проповеди к патриарху приставили стражу.

После отказа поляков от выполнения условий Гермоген стал писать воззвания к Русскому народу, призывая его на борьбу. С декабря 1610 года Патриарх, находясь в заключении, рассылал по городам грамоты с призывом к борьбе с польской интервенцией. Благословил оба ополчения, призванные освободить Москву от поляков. Грамоты, рассылавшиеся Патриархом по городам и селам, возбуждали русский народ к освобождению Москвы от врагов.

Ляпунов, узнав об этом, немедленно написал боярам письмо, в котором укорял их и короля в том, что тот не соблюдает крестного целования, и пригрозил: «Так знайте же, я сослался уже с северскими и украинными городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами». А в начале марта 1611 Ляпунов уже начал приводить в жизнь свою угрозу и стремительно продвигался к Москве, соединяясь в пути с ополчениями из других городов. В Москве поляки и литовцы сразу же почувствовали перемену в настроениях горожан, которые уже не боялись открыто проявлять своё отношение к интервентам.

Перед Страстной неделей поляки через своих лазутчиков узнали, что силы восставших приближаются к Москве, и Салтыков, по приказу Гонсевского, вместе с прочими боярами явился к Гермогену и сказал: «Ты писал по городам; видишь, идут на Москву. Отпиши же им, чтобы не ходили», на что патриарх ответил: «Если вы, изменники, и с вами все королевские люди выйдете из Москвы вон, тогда отпишу, чтобы они воротились назад. А не выйдете, так я, смиренный, отпишу им, чтобы они совершили начатое непременно. Истинная вера попирается от еретиков и от вас изменников; Москве приходит paзopeниe, святым Божиим церквам запустение; костел латины устроили на дворе Бориса…» «Если ты,- перебил его М. Салтыков, — не напишешь Ляпунову и его товарищам, чтобы они отошли прочь, то сам умрешь злою смертью». «Вы мне обещаете злую смерть, — отвечал Гермоген, — а я надеюсь чрез нее получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать — я вам уже сказал, и более от меня ни слова не услышите!». Тогда Гермогена посадили в Чудов монастырь, запретив ему покидать свою келью, плохо содержали и неуважительно относилисъ к его сану.

В Светлый понедельник 1611 года русское ополчение подошло к Москве и начало осаду Кремля, продолжавшуюся несколько месяцев. Осажденные в Кремле поляки не раз посылали к Патриарху послов с требованием, чтобы он приказал русским ополченцам отойти от города, угрожая при этом ему смертной казнью. После убийства П. Ляпунова (1611), организованного атаманом И. Заруцким, ополчение, хотя всё ещё и находилось под Москвой, но состояло в основном из казаков, верных Заруцкому, и тот, провозгласил будущим царём сына Лжедмитрия I и Марины Мнишек.

Однако Гермоген, несмотря на своё строгое заключение, сумел тайком от поляков переслать грамоту в Нижний Новгород, в которой призывал жителей русских городов ни в коем случае не признавть царём сына самозванца и католички, «проклятого от Святого Собора и от нас». Эта грамота, по его приказанию, была размножена и разослана по разным городам и в значительной степени повлияла на подготовку Второго ополчения. Гермоген обратился с последним посланием к русскому народу, благословляя освободительную войну против завоевателей.

В 1612, когда поляки узнали, что в Нижнем Новгороде по воззванию К. Минина собирается новая земская рать, они потребовали от патриарха, чтобы тот написал обращение к нижегородцам и указал им оставаться верными присяге Владиславу, на что святитель резко и твёрдо ответил: «Да будет над ними милость от Бога и благословение от нашего смирения. А на изменников да излиется гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем!». 17 февраля 1612 года, не дождавшись освобождения Москвы, умер от голода.

Изначально патриарх был захоронен в Чудовом монастыре. Впоследствии тело Владыки было решено перенести в Успенский собор – пантеон для высшего духовенства московского. При этом выяснилось, что мощи святителя остались нетленны, потому останки не стали спускать в землю и в 1913 году Русская Православная Церковь прославила Патриарха Гермогена в лике святых. Его память совершается 12 /25 мая и 17 февраля/1 марта.

25 мая 2013 года в честь столетия причисления его к лику святых открыт памятник патриарху Гермогену в Александровском саду у стен московского Кремля. Памятник создан коллективом под руководством скульптора С. А. Щербакова и архитектора И. Н. Воскресенского.

Публикации: Заботясь о соблюдении благочиния, Гермоген составил «Послание наказательно ко всем людям, паче же священником и диаконом о исправлении церковного пения». «Послание» обличает священнослужителей в неуставном совершении церковных служб: многогласии, а мирян — в неблагоговейном отношении к богослужению.

Среди его сочинений: Сказание о Казанской иконе Божией Матери и служба этой иконе (1594), посла­ние Патриарху Иову, содержащее сведения о казанских мучениках (1591), сборник, в котором рассматриваются вопросы богослужения (1598), патриотические грамоты и воззвания, обращенные к русскому народу (1606—1613).

Гермоген или Ермоген?

Во всех издания до момента прославления в 1913 году патриарх именуется как Гермоген. Но после прославления он становится Ермогеном. Такое решение принял Св.Синод, т.к. святейший патриарх Гермоген сам подписывался именем Ермоген.

А по версии американского историка Грегори Фриза, основная причина в том, что Гермогеном звали опального епископа саратовского, активно выступающего против обер-прокурора Саблера и Григория Распутина. Чтобы не было путаницы и имя нового святого не ассоциировалось с именем опального архиерея, Синод и восстановил древнюю орфографию имени патриарха — «Ермоген».