В ходе их он отклонил попытки Германии выведения России из Антанты. В 1912 и 1916 гг. заключил мирные договоры и соглашения с Японией, как гласные, так и секретные, направленные против проникновения в Азию монополистического капитала США. Фактически, это были соглашения «дружественного нейтралитета». Они закрепили раздел между собой Манчжурии. Во время австро-сербского конфликта в июне—июле 1914 пытался добиться компромисса, чтобы оттянуть столкновение, но, видя решимость Германии и Австро-Венгрии, требовал мобилизации русской армии, что ускорило развязывание первой мировой войны. В 1916 году получил отставку. Замена Сазонова на посту главы внешнеполитического ведомства Б.В. Штюрмером была воспринята лидерами Прогрессивного блока как вызов; 12 января 1917 назначен послом в Великобритании, но к месту назначения из-за Февральской революции выехать не успел; после Октябрьской революции участник белого движения; в 1919 член Русской заграничной делегации на Парижской мирной конференции, где добивался расширения интервенции против Советской России; умер в эмиграции, в Ницце; оставил после себя «Воспоминания» (Париж — Берлин, 1927).
Из дворян Рязанской губернии. Сын отставного штабс-капитана лейб-гвардии Егерского полка Дмитрия Фёдоровича Сазонова (1825-?) и баронессы Ермонии Александровны Фредерикс. Образование получил в Императорском Александровском лицее в С.-Петербурге, по окончании которого в мае 1883 в чине титулярного советника принят на службу в канцелярию Министерства иностранных дел. В 1890—1894 второй секретарь российского посольства в Лондоне. В 1894—1904 секретарь российской миссии в Ватикане.
В 1904—1906 советник посольства в Лондоне. На этом посту принимал участие в урегулировании Гулльского инцидента, когда эскадра вице-адмирала З.П. Рожественского, направлявшаяся на Дальний Восток, обстреляла английские рыболовные суда, что едва не привело к крупному британско-русскому военному конфликту. В 1906—1909 чрезвычайный и полномочный посланник в Ватикане. В апреле 1907 получил чин действительного статского советника.
С 26.05.1909 по 4.09.1910 товарищ министра иностранных дел (при министре А.П. Извольском). После отставки А. П. Извольского с 4.09. 1910 управляющий министерством, с 8.11.1910 до 7.07.1916 министр иностранных дел. Одновременно с 1.01.1913 член Государственного совета.В декабре 1910 пожалован в гофмейстеры Высочайшего Двора. В 1915-1917 также почётный мировой судья по Белостокскому уезду Гродненской губернии.
Вначале продолжил курс на сближение с Англией и Японией без обострения дипломатических отношений с Германией и Австро-Венгрией; вместе с тем пытался сплотить Балканские государства и Турцию в направленную против Австро-Венгрии «конфедерацию» под эгидой России.
Со временем приобрел влияние на императора Николая II. В ноябре 1910 вел переговоры с германским канцлером Т. Бетман-Гольвегом и статс-секретарем иностранных дел А. Кидерлен-Вехтером, завершившиеся Потсдамским соглашением 1911, заключил соглашение с Японией в 1912 и 1916. Потсдамское соглашение не изменило, однако, основной политической ориентации России на союз с Францией и сближение с Англией, и дальнейшая деятельность Сазонова главной своей целью имела укрепление связей с Антантой.
В июне 1914 Сазонов сделал попытку привлечь к Антанте Румынию. После австрийского ультиматума Сербии 23.07.1914 Сазонов предложил, чтобы Россия, Англия и Франция коллективно воздействовали на Австро-Венгрию и вынудили ее взять ультиматум обратно. Уверенный в неизбежности войны, Сазонов убедил Николая II издать 30.07 указ о всеобщей мобилизации. Германский ультиматум России о прекращении мобилизации был отклонен. 1.08.1914 последовало объявление войны России со стороны Германии.
В ноте, переданной 14.09.1914 послам Англии и Франции — Д. Бьюкенену и М. Палеологу, Сазонов сформулировал условия будущего мира с Германией и Австро-Венгрией, впоследствии принятые союзниками с некоторыми оговорками. Принимал деятельное участие в подготовке англо-франко-русского соглашения 1915, предусматривавшего передачу России Черноморских проливов. Вместе с группой министров в 1915 обратился с просьбой к императору о нежелательности смены Верховного главнокомандующего. Учитывая прямую связь национальной политики России с обеспечением ее международных интересов, в конце 1915 разработал проект российско-польской унии, который предусматривал общих монарха, двор, уделы, армию, границы, финансы, дипломатию и пути сообщения. Однако проект Сазонова был отклонен правительством. В июле 1916, уехав с разрешения императора на отдых в Финляндию, получил отставку. Это вызвало протесты со стороны английского и французского послов.
В январе 1917 назначен чрезвычайным и полномочным послом в Лондон, но к исполнению обязанностей приступить не успел. За службу был удостоен ряда высших российских орденов: Св. Станислава 1-й степ. (1910), Св. Анны 1-й степ. (1912), Белого Орла (1916).
После Февральской революции 1917 Временное правительство подтвердило назначение Сазонова послом, однако 1.05.1917 он, так и не уехавший в Англию, был уволен в отставку. 25.10.1917 в числе других членов Государственного совета по назначению уволен от службы. Осенью 1917 уехал в Крым, жил в Ялте после прихода к власти большевиков скрывался. В начале 1918 прееехал в Алупку, в мае эмигрировал в Париж.
В конце октября 1918 приехал в Екатеринодар, где вошёл в состав Особого совещания — «высшего органа гражданского управления» при верховном руководителе Добровольческой армии генерале от инфантерии М.В. Алексееве, затем при А.И. Деникине, заняв пост начальника Управления иностранных дел.
В ноябре 1918 возглавил Совет по делам внешней политики, образованный для подготовки к мирной конференции. В середине декабря 1918 отбыл в Париж.
В начале января 1919 назначен министром иностранных дел Всероссийского правительства адмирала А.В. Колчака. В 1919 в Париже — член Русского политического совещания для обсуждения итогов войны и выработки единой позиции; участник Версальской мирной конференции. В конце 1919 отстранён Денинкиным от должности, приказу не подчинился. После сформирования правительства генерала П.Н. Врангеля в июне 1920 сдал должность, остался в Париже. В последние годы жизни проживал в своём имении под Белостоком (Польша). Скончался в Ницце (Франция) на 67-м году жизни, похоронен на русском кладбище Кокад в Ницце.
Думская оппозиция, министры и Ставка: смычка в борьбе за власть.
Еще до официального оформления «Прогрессивного блока», в ходе дебатов на Советах старейшин Государственной Думы, кадет Милюков и прогрессист Ефремов высказались за скорейшее создание Кабинета общественного доверия. Во главе этого кабинета предлагалась кандидатура А.В. Кривошеина, а министром иностранных дел — Сазонова.
Кривошеин был в тесных контактах с Поливановым. На заседании 20 августа Кривошеин заявил, в присутствии Государя и министров, что в военное время во главе правительства должен стоять военный министр, прямо намекая на Поливанова. «Сомнительно, — пишет Катков, — чтобы Кривошеин, выдвигавший Поливанова на пост премьер-министра, был вполне искренен. Он знал, что Поливанов не пользуется доверием Государя из-за личных связей с Гучковым. Весьма возможно, что, дебатируя кандидатуру Поливанова, Кривошеин заботился о своей собственной кандидатуре».
Скорее всего, С.Д. Сазонов, обладая, как и Кривошеин, определенной информацией через Поливанова, также «заботился о собственной кандидатуре». Сам Сазонов в своих воспоминаниях отрицал свои амбиции главы правительства: «Наше собрание не осталось в тайне, и на другой день газеты «Речь» и «Колокол», совершенно различных направлений, поместили статьи, упоминавшие о ходивших в городе слухах о трех кандидатурах на пост Председателя Совета министров: Кривошеина, Поливанова и меня. Не знаю, подвергались ли обсуждению первые две кандидатуры. Что касается меня, то о ней никто не говорил и возможность ее мне никогда не приходила в голову».
Но вся логика событий и целый ряд свидетельств даже союзников и почитателей Сазонова говорят о том, что министр иностранных дел лукавит. Сам Сазонов не отрицает своих действий в пользу общественного правительства, что, в сущности, являлось первой целью Прогрессивного блока: «В секретных заседаниях Совета, — пишет он, — мы, — и я, может быть, чаще и откровеннее других моих товарищей, за исключением обер-прокурора Св. Синода А.Д. Самарина, горячего патриота и убежденного монархиста — возвращались к вопросу о передаче власти «правительству общественного доверия», давая понять Горемыкину, что в таком правительстве ему не могло быть места».
Итак, Сазонов, что бы он позже ни писал, в те дни был на стороне Прогрессивного блока, он даже пользуется его терминологией («правительство общественного доверия»). Сам тон Сазонова похож на тон человека, захватывающего власть, а не на министра Его Величества. «Горемыкину в правительстве не место». А кому тогда место? Сазонов не говорит, и может создаться впечатление, что Сазонов просто собирается отстранить Горемыкина. Однако, это не совсем так. Сазонов пишет про Горемыкина: «Глубокий эгоист, но по природе умный, он давно уже понимал, что он являлся в наших глазах главной помехой для вступления правительства на новый путь, которого требовали интересы России и настоятельность которого предстала с особенной силой перед всеми в момент мирового кризиса 1914 года». То есть Горемыкин являлся препятствием для осуществления планов министерской оппозиции по фактическому изменению государственного строя России. Отсюда Горемыкин — и «эгоист» и «главная помеха». Но кто же придет на смену Горемыкину? Сазонов этого имени не называет. Но нелепо же думать, что министры-оппозиционеры ведут борьбу за правительство без его главы и без министров! Безусловно, эти кандидатуры были, и, скорее всего, Сазонов занимал среди них не последнюю роль.
Причем, безусловно, эти кандидатуры совпадали, в целом, с «теневым кабинетом» «Прогрессивного блока», если не были им же и составлены. Этим же объясняется та настойчивая борьба Сазонова, какую он вел с Горемыкиным именно за сотрудничество с «Прогрессивным блоком».
Вот суть аргументов Сазонова на заседании 26 августа: Сазонов: «Люди, болеющие душой за родину, ищут сплочения наиболее деятельных нереволюционных сил страны, а их объявляют незаконным сборищем и игнорируют. Это опасная политика и огромная политическая ошибка. Правительство не может висеть в безвоздушном пространстве и опираться на одну только полицию. Я буду повторять это без конца».
Горемыкин: «Блок создан для захвата власти. Он все равно развалится и все его участники между собой переругаются».
Сазонов: «А я нахожу, что нужно во имя общегосударственных интересов этот блок, по существу умеренный, поддержать. Если он развалится, то получится гораздо более левый. Что тогда будет? Кому это выгодно? Во всяком случае, не России».
Горемыкин: «Я считаю самый блок, как организацию между двумя палатами, неприемлемым. Его плохо скрытая цель — ограничение царской власти. Против этого я буду бороться до последних сил».
Как мы видели из предыдущих строк и как сможем еще более убедиться из последующих, так называемый «Прогрессивный блок», действительно, стремился к ограничению царской власти и лично Императора Николая II. Мог ли этого не знать Сазонов? Сомнительно. Он мог не знать о тонкостях, мог не знать о деталях, не догадываться, до какой степени могут пойти «прогрессисты» в их борьбе с Царем, но то, что этот блок стремится к полноте власти, министр иностранных дел не знать не мог, ибо был тесно связан с блоком через Поливанова, лично встречался с представителями блока, а самое главное, был в доверительных отношениях с дипломатами Антанты, прежде всего, с английскими, которые, как мы убедимся позже, находились в тесных контактах с лидерами блока.
В доказательство подобных утверждений приведем записи дневника великого князя Андрея Владимировича. Великий князь пишет, что незадолго до того, как Николай И объявил свое решение принять командование, он и великий князь Борис Владимирович встречались с Сазоновым, который с тревогой говорил о положении дел на фронте и полной дезорганизации командования. «К счастью, — приводит дальше великий князь слова Сазонова, — всему этому скоро будет положен конец. Государь сам вступит в командование армией. Государь уже давно этого хотел, но долго колебался и, наконец, решился». Сазонов высказал при этом некоторое опасение, что всякая неудача падет на Государя и даст повод его критиковать. Ввиду этого ему хотелось знать мнение Бориса, какое впечатление это произведет на войска. Борис высказался весьма категорично, что это произведет огромный эффект на армию, подымет ее нравственный элемент и будет встречено с большим энтузиазмом.
При этом он добавил, что уход Н.Н. произойдет совершенно незамеченным. […] «Я тоже присоединился к мнению Бориса, что впечатление на армию будет огромное, и это имеет, кроме того, еще и другое преимущество, что армия почувствует ближе своего Государя, что, при некотором шатании умов, будет иметь свои плоды. И Сазонов должен был согласиться, что существовавшее двоевластие в России — вещь не только нежелательная, но прямо вредная. Продолжаться такое положение не может, и положить конец этому может только принятие Государем лично командования».
Этот отрывок красноречиво свидетельствует, что вся патетика Сазонова на заседании Совета Министров, все его крики о «смертельной опасности» решения Государя — не более чем политический демарш, не имеющий ничего общего с истинными убеждениями Сазонова. Кроме того, не исключено, что, встретившись с великими князьями, министр иностранных дел пытался их испытать на предмет лояльности решению Царя и верности великому князю. Убедившись в том, что даже «Владимировичи», семья амбициозная и честолюбивая, категорически высказывается в пользу решения Императора, Сазонов был вынужден ретироваться и признать спасительными действия Николая II.
Кривошеин и Поливанов, со своей стороны, не могли не знать, что «прогрессисты», в случае отказа Императора пойти на их требования, готовы прибегнуть к более решительным действиям, поставив монарху ультиматум, что они кстати и попытались сделать в ноябре 1915 года.
Для этого необходимо было влияние в армии, что при командовании великого князя Николая Николаевича и Янушкевича, при всем их своеволии, было возможным: великий князь приглашал министров к себе в Ставку, Сазонов и великий князь находились в самых теплых отношениях. Вспомним также и то, что в обществе постоянно муссировались слухи о том, что великий князь готовит заговор против царя, что он будет Николаем III и так далее. Великий князь не только не мешал им, но и способствовал их распространению. Хотя лично великий князь навряд ли был способен к каким-либо заговорам, когда их результат не был известен.
Главная причина того, почему министры Его Величества так воспротивились решению своего царя, заключалась в том, что в правительстве появились люди, которые считали возможным идти на соглашение с «Прогрессивным блоком», видели себя среди будущего «ответственного» правительства, считали возможным, по крайней мере, ограничение самодержавной власти императора, что отвечало задачам думской оппозиции и крупной буржуазии и находило понимание и поддержку со стороны Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и генерала Данилова. Произошла смычка между «прогрессистской» оппозицией, ведущими министрами правительства и верхушкой Ставки. Эта смычка была направлена против Императора Николая II, и он эту смычку разорвал единственным простым решением. «Решение Государя, — считает Катков, — обмануло надежды блока на реформу правительства и разочаровало министров, надеявшихся установить с блоком рабочее соглашение».
Однако, думается, что Катков в данном случае смягчает оценки. Не «надежды блока на реформу» были обмануты царем, а сорвана первая фаза государственного переворота, намеченного на 1915 год.
Современник тех событий писал: «Великий князь Николай Николаевич являлся стержнем, вокруг которого плелась вся интрига против личности русского Монарха. Сделавши эту предпосылку, станет совсем понятно, почему так цинично взбунтовались министры, когда узнали о желании Государя сослать вел. князя на Кавказ, и конечно, наивные доводы ген. Данилова о том, что эти министры боялись неопытности Царя в роли Главнокомандующего, не заслуживают внимания. Эти министры, по всей вероятности, боялись не за армию и Россию, а за провал заговора, в котором, как выяснилось впоследствии, они играли видную роль».
Великий князь Андрей Владимирович записал в своем дневнике: «Кривошеин орудует всем и собирает такой кабинет министров, однотипных и одинаково мыслящих, который был бы послушным орудием у него в руках. Направление, взятое им, определяется народом, как желание умалить власть Государя. Об этом очень открыто говорят почти все».
Вот почему министры решились на свой отчаянный шаг. Решено было бороться всеми имеющимися средствами, чтобы заставить Царя изменить свое решение. Было решено начать бить рядом, как это было в случае с Сухомлиновым, в случае с Мясоедовым, так же как это было в случае с Распутиным, Вырубовой, как это будет потом с Протопоповым, Штюрмером и так далее, и так далее. Тогда, в августе 1915 года, жертвой был выбран Председатель Совета министров граф И.Л. Горемыкин, который твердо воспротивился «министерской забастовке».
После первого столкновения с Горемыкиным, 27 августа, произошла тайная встреча членов кабинета с представителями блока. На этой встрече обе стороны пришли к общему выводу, что при нынешнем главе кабинета никаких конституционных перемен произойти не может, а значит, Горемыкин должен уйти. Это стало стратегическим маневром министерской оппозиции и полностью соответствовало целям «Прогрессивного блока».
Уже 28 августа, на следующий день после встречи с представителями блока, министры переходят в агрессивное наступление. Главным вопросом обсуждения становится вопрос о перерыве сессии Государственной Думы. В принципе, и Горемыкин, и члены правительства были за перерыв. Но Горемыкин хотел это сделать твердо и резко, объявив главной причиной этого перерыва действия «Прогрессивного блока».
Сазонов пугал Горемыкина сценами ужаса на петроградских улицах, массовыми выступлениями рабочих, которые произойдут в случае, если Дума будет распущена. «Улицы будут залиты кровью, — кричал он, — и Россия будет ввергнута в пропасть. Разве это нужно! Это ужасно! Во всяком случае, я открыто заявляю, что я совершенно не отвечаю за ваши действия и за роспуск Думы при создавшихся обстоятельствах!»{132}
На что Горемыкин спокойно ответил: «Дума будет распущена в назначенный срок, и никакой крови не будет».
Сазонов, уходя, сказал про Горемыкина: «Я не хочу с этим безумцем прощаться и подавать ему руку. Он сумасшедший, этот старик». Поливанов, по словам Яхонтова, держал себя по отношению к Горемыкину «совершенно неприлично».
Императрица Александра Федоровна писала Императору Николаю II 6 сентября 1915 года: «Сазонов больше всех кричит, волнует всех (даже если его совсем не касается), не ходит на заседание Совета Министров — это ведь неслыханная вещь! Я это называю забастовкой министров».
Результатом этого совещания стало знаменитое письмо министров Царю. Письмо это было подписано восемью министрами: Харитоновым, Барком, Кривошеиным, Сазоновым, Щербатовым, Самариным, Игнатьевым и Шаховским. Общий смысл письма сводился все к тому же: повторялась просьба к Царю не возглавлять армию. Но заканчивалось оно следующими словами: «Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине». В условиях самодержавной России это было неслыханным демаршем, граничившим с некоей формой мятежа. Именно так его расценил и Царь. 15 сентября по его приказу министры выехали к нему в Ставку. Там их ждал весьма холодный прием. Министров не только никто не встретил на перроне вокзала, не только не подали экипажей, а завтракать им пришлось в буфете вокзала, но их и не позвали к Высочайшему обеду. Наконец, министров вызвали к Государю. Император резко заявил, что «совершенно не понимает, как министры, зная, что его воля к принятию командования непреклонна, тем не менее позволили себе» написать это письмо.
«Все мы получили нахлобучку от Государя Императора за августовское письмо и за поведение во время августовского кризиса», — сказал после встречи с Царем И.Л. Горемыкин.
Далее начались те же бесконечные споры между министрами и Горемыкиным, но уже в присутствии Императора. Тогда Николай II встал и сказал: «Так как мы ни до чего договориться не можем, то я приеду в Царское Село и этот вопрос разрублю».
26 сентября Император Николай II прибыл в Царское Село, и сразу же были отправлены в отставку Самарин и Кривошеин. Затем, в течение декабря 1915 года и по июль 1916 года, все правительство было отправлено в отставку. Последними, как ни странно, были уволены самые главные «забастовщики» среди министров: Поливанов (март 1916) и Сазонов (июль 1916). Это объясняется тем, что Поливанов должен был закончить возглавляемую им работу по организации военного снабжения, а Сазонова всецело поддерживали союзники, чьи интересы тот хорошо умел отстаивать. Насколько западные союзники, прежде всего англичане, ценили С.Д. Сазонова, видно из того, что еще накануне его отставки английский посол Бьюкенен направил Николаю II письмо с возражениями против нее, что само по себе было неслыханно.(Мультатули Петр Валентинович. гл.2).
Отзывы современников
По словам помощника управляющего делами Совета министров А.Н. Яхонтова, «министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов, культурный, широко образованный, элегантный, безукоризненно одетый, заботившийся о своей внешности, изъяснявшийся по-русски с неуловимым налетом привычки предпочтительно польлзоваться иностранными языками, мог быть отнесен, по духовному его складу, к тому разряду российских граждан, которых именовали «русскими европейцами», а в старые времена – «вольтерианцами». В нем чувствовалось преклонение перед заграничными устоями общежития. Видимо, его завораживала мучительная мысль – «а что скажет Европа?».
По склонностям в нем виделся англофил, благоговеющий перед английскими порядками, перед которыми русский быт и управление достойны сожаления; Германию он определенно не любил, возмущаясь ее стремлениями к мировой гегемонии и грубо прямолинейными действиями ее дипломатии… Область внешней политики он рассматривал как свой неотъемлемый удел и впадал в раздражение, когда не по его почину беседы в Совете министров затрагивали эту область. В таких случаях он обычно возражал, или, вернее, давал пояснения нехотя, со скучающим снисходительным видом, будто профаны позволили себе неделикатно коснуться того, что недоступно их восприятию…»
В. А. Сухомлинов в своих мемуарах писал о Сазонове следующее: «Занимаемому им положению министра иностранных дел он был обязан прежде всего родственным связям и единомыслию в восточной политике с Извольским и великим князем Николаем Николаевичем».
Женат (с 1898) на Анне Борисовне Нейдгардт (1868–1939), дочери обер-гофмейстера, почетного опекуна, действительного тайного советника Б.А.Нейдгардта (ее старшая сестра, Ольга Борисовна, была замужем за председателем Совета Министров П.А.Столыпиным). Детей не имел.