Как и все дети Великого Князя, Дмитрий Константинович получил хорошее образование, в результате которого обладал солидными знаниями в различных областях, но в особенности классической литературе. Как и все члены он принимал участие в домашних спектаклях, в которых обнаружил незаурядный талант актёра. Подобно своему старшему брату – Великому Князю Константину Константиновичу, Дмитрий Константинович должен был пойти по стопам их отца на флот, но этой службе он предпочёл кавалерию, так как с раннего детства очень любил лошадей.
Свою военную службу он начал в 1880 году, будучи зачисленным в Лейб-Гвардии Конном полку и уже к 1896 году командовал Лейб-Гвардии Конно-Гренадерским полком. А с 1903 по 1905 годы командовал 1-й бригадой 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии. Помимо строевых должностей, Великий Князь на протяжении нескольких лет занимал должность Председателя Комиссии по приму лошадей, поставляемых Главным Управлением Государственного Коннозаводства в полки армейской кавалерии, а также великое множество всевозможных почётных должностей, связанных со спортом и лошадьми.
Своему увлечению лошадьми Великий Князь отдавал всю свою энергию, для чего имел даже свой собственный Дубровский Конный завод, располагавшийся недалеко от Полтавы, на котором выращивали чистокровных рысаков. И надо сказать, что выращенные на его заводе рысаки пользовались неизменным успехом среди офицеров кавалерийских полков, так как славились своей красотой и силой.
В отличие от своих братьев, обзаведшихся семьями и имевшими детей, Великий Князь Дмитрий Константинович не был женат и слыл убеждённым женоненавистником. «Бойтесь юбок!» – было одним из главных его предостережений. А так как он не имел детей, то стал вторым отцом для многочисленных сыновей и дочерей своего старшего брата Константина, которым посвящал много времени, обучая их верховой езде и основам коннозаводства.
Местом своего постоянного пребывания Великий Князь Дмитрий Константинович избрал Крым, где проживал в весьма скромном дачном домике, а приезжая в Санкт-Петербург, всегда останавливался в Мраморном дворце у брата Константина Константиновича. И не будет преувеличением сказать, что Великий Князь Дмитрий Константинович был, пожалуй, одним из самых непритязательных Членов Дома Романовых, так как жил всегда, более чем скромно, без скандалов и вражды. И, надо сказать, что застенчивость Великого Князя вошла в поговорку. Так, к примеру, путешествуя поездом, он никогда не выходил на станциях, а если кто-то и заставал его врасплох, прося принять официальную делегацию, то он во избежание подобной ситуации на следующей станции, всегда опускал занавески на окнах вагона.
На протяжении всей своей жизни Великий Князь всегда руководствовался заветом Императора Николая I, который как-то сказал, что: «Всякий из Вас должен всегда помнить, что только своей жизнью он может искупить происхождение Великого Князя!»
С детства страдая плохим зрением, Великий Князь Дмитрий Константинович к 1914 году почти ослеп (в связи с этим обстоятельством он был вынужден оставить строевую службу ещё в 1905 году), посему не мог принимать активного участия в начавшейся Первой мировой войне. Однако он всё же вносил свой посильный вклад в дело победы, курируя как Генерал-Адъютант обучение конников в кавалерийских частях.
После отречения Государя Императора Николая II Великий Князь продолжал носить военную форму, несмотря на то, что в апреле 1917 года был уволен в отставку. А когда её ношение стало небезопасным, придумал для полувоенный костюм, имевший сходство с одеждой шофёра того времени: кожаную двубортную куртку, галифе цвета хаки и высокие кавалерийские сапоги.
В апреле 1918 года Великий Князь Дмитрий Константинович был выслан со своими кузенами – Великими Князьями Николаем и Георгием Михайловичами из Петрограда в Вятку. Вместе с ним со своими малолетними детьми в добровольную ссылку отправилась и Княгиня Татьяна Константиновна (дочь Великого Князя Константина Константиновича, потерявшая в 1915 году своего мужа, погибшего в бою на Юго-Западном фронте). Однако предвидя возможные осложнения политической обстановки в Советской России, которая в первую очередь могла отразиться на членах бывшего Императорского Дома Романовых, Дмитрий Константинович вскоре потребовал её немедленного отъезда за границу, поручив всю заботу о ней своему Управляющему делами – Полковнику А.В. Короченцову.
И, надо сказать, что тревоги Великого Князя были не случайны. В июле 1918 года он, находясь в ссылке, был арестован и препровождён в Вологодскую тюрьму, откуда через три недели перевезён в Петроград, в Дом Предварительного Заключения на Шпалерной улице, где содержался в одной камере со своим кузеном – Великим Князем Георгием Михайловичем. А находящийся в соседней камере его племянник – Князь Императорской Крови Гавриил Константинович (избежавший смерти стараниями А.М. Горького) позднее вспоминал, что дядя узнав о том, что стал заложником, утешая его говорил: «Не будь на то Господня воля, – говорил он, цитируя «Бородино» – не отдали б Москвы», а что наша жизнь в сравнении с Россией – нашей Родиной?»
9 января 1919 года Президиум ВЧК (в заседании участвовали Петерс, Лацис, Ксенофонтов и секретарь Мурнек О. Я.) вынес постановление: «Приговор ВЧК к лицам, бывшей императорской своры — утвердить, сообщив об этом в ЦИК». Дмитрия Константиновича вместе с Павлом Александровичем, Николаем Михайловичем и Георгием Михайловичем отвезли и в одну из ночей последней декады января 1919 года расстреляли как заложников в ответ на убийство Розы Люксембург и Карла Либкнехта в Германии. Командовал экзекуционным отрядом некий Гордиенко, тюремный надзиратель, получавший в своё время ценные подарки из Кабинета Его Величества.
Говорят также, что очень религиозно настроенный Великий Князь Дмитрий Константинович перед расстрелом сказал: «Прости их Господи, ибо не ведают, что творят…»
К настоящему времени место захоронения Великого Князя Дмитрия Константиновича не выявлено. В ноябре 1981 году решением Священного Архиерейского Собора РПЦЗ Великий Князь Дмитрий Константинович причислен к лику Святых Новомучеников Российских от власти безбожной пострадавших. Посмертно 9 июня 1999 года реабилитирован Генеральной Прокуратурой Российской Федерации.
***
В июле 1918 года члены императорской семьи уже знали, что царь и его семья расстреляны и на свой счет у них не было никаких иллюзий.
В течение всей осени 1918 года Харальд Скавениус находился в постоянном контакте с арестованными. Он посещал их в тюрьме вместе со своей женой и тайно обменивался письмами. При участии Харальда Скавениуса и датского посольства в Петрограде в тюрьму для осужденных три раза в неделю доставлялись дополнительные продукты питания. На Скавениусов сильное впечатление производило достойное поведение великих князей.
Когда в июле 1918 правительство Дании получило из Петрограда сообщение посланника об убийстве царской семьи, ни оно, ни Датский королевский дом не сделали по этому поводу никаких официальных заявлений. Министр иностранных дел Дании Эрик Скавениус придерживался мнения, что события в России являются «внутренним делом русских». В память членов царской семьи в Копенгагене в Русской церкви на Бредгаде была отслужена скорбная служба, на которой присутствовали члены королевской семьи и дипломаты, аккредитованные в датской столице. И это — все. Никаких активных действий для освобождения членов царской семьи ни со стороны шведского, ни со стороны норвежского5 королевских домов не предпринималось.
Как явствует из письма великого князя Николая Михайловича датскому посланнику от 13. 10.1918, князь хорошо понимал всю тщетность попыток достичь освобождения с чьей бы то ни было помощью, а тем более с помощью Германии или при посредничестве украинского гетмана Скоропадского. По этому поводу он писал Скавениусу: «…Я думаю, что не ошибусь по поводу настоящих намерений немцев. Вы сами прекрасно знаете, что все наши теперешние правители находятся на содержании у Германии, и самые известные из них, такие как Ленин, Троцкий, Зиновьев, воспользовались очень круглыми суммами. Поэтому одного жеста из Берлина было бы достаточно, чтобы нас освободили. Но такого жеста не делают и не сделают, и вот по какой причине! В Германии полагают, что мы можем рассказать нашим находящимся там многочисленным родственникам о тех интригах, которые немцы в течение некоторого времени ведут здесь с большевиками6. Поэтому в Берлине предпочитают, чтобы мы оставались в заточении и никому ничего не смогли поведать. Они забывают, что все это вопрос времени и что рано или поздно правда будет установлена, несмотря на все их уловки и хитрости».
В другом письме (от 6. 09. 1918), касаясь этой темы, великий князь Николай Михайлович восклицал: «Увы, я уже почти доживя до шестидесяти лет, никак не могу избавиться от германофобских чувств, главным образом после этого мрачного союза Кайзера с большевиками, который однажды плохо обернется для Германии».
Понимая, что с помощью официальных шагов добиться освобождения великих князей не удастся, неутомимый Харальд Скавениус в октябре-ноябре 1919 предпринял новые шаги для достижения этой цели. Учитывая благожелательное отношение охраны к великим князьям, он стал вынашивать планы подкупа охранников. Скавениус запросил из Копенгагена для организации побега 500 тысяч рублей, и 11 декабря 1918 года датский посол в Лондоне сообщил ему, что датская королевская чета готова предоставить в его распоряжение эту сумму.
Освобождение казалось совсем близким. Подготовка к нему шла полным ходом. Об этом свидетельствует письмо великого князя Николая Михайловича Скавениусу от 5 октября 1918 года: «Новости по поводу моего освобождения, дошедшие до меня, хорошие, и теперь мне надо готовиться к тому, что может быть я окажусь на свободе. Не могли бы Вы мне сообщить, через г-на Брюммера или Бирюкова о днях отплытия шведских пароходов, чтобы я смог к ним приспособиться»7.
Но разрыв дипломатических отношений между Данией и Советской Россией спутал все карты. Это случилось, когда правительства Англии, Франции и США объявили об экономической блокаде России. В декабре 1918 года датский посланник в Петрограде Харальд Скавениус, по существу, единственный, кто не жалея сил старался добиться освобождения великих князей, вынужден был покинуть Советскую Россию. Для князей, едва поверивших в свое спасение, это было трагедией. Правда, освободить их пытались и влиятельные люди в самой России.
Лечащий врач великого князя И.И.Манухин (врач Политического Красного Креста), наблюдавший за арестованными Петропавловской крепости, 19 августа 1918 обратился с письмом к управляющему делами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевичу. «Тяжелый тюремный режим, в котором сейчас находится такой серьезный больной, — писал он, — является для него безусловно роковым; … я обращаюсь к Вам и Совету Народных Комиссаров с просьбой изменить условия его заключения, а именно, перевести арестованного в частную лечебницу под поручительство старшего ее врача (а если этого недостаточно, то и под мое личное поручительство) в то, что он никуда не уйдет и явится по первому Вашему требованию. Я прошу хотя бы об этом».
В российских архивах сохранилась телеграмма Петроградской ЧК на имя управделами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевича от 22 октября 1918 следующего содержания: «Гавриил Романов арестован как заложник, содержится квартира Горького, болен сильной степени туберкулезом». Однако против выпуска из тюрьмы больного князя был В.И. Ленин.
За Гавриила Константиновича просил и М.Горький. 18-19 ноября 1918 он направил из Петрограда Ленину письмо следующего содержания. «Дорогой Владимир Ильич! — писал Горький. — Сделайте маленькое и умное дело — распорядитесь, чтобы выпустили из тюрьмы бывшего великого князя Гавриила Константиновича Романова. Это — очень хороший человек, во-первых, и опасно больной, во-вторых.
Специальное обращение на имя Совнаркома было направлено и членами Академии наук, в нем содержалась настоятельная просьба освободить из тюрьмы шестидесятилетнего великого князя Николая Михайловича, являвшегося, как говорилось в обращении, на протяжении многих лет председателем Императорского Исторического общества. Просил и за этого князя опять-таки М.Горький. (Ю. Кудрина ).
Александр Михайлович Романов писал:
Великий князь Дмитрий Константинович был убежденным женоненавистником и страстным кавалеристом. «Берегись юбок», «Война с Германией неизбежна», «Я хотел бы, чтобы вы посмотрели моих годовиков». Другие темы Дмитрия Константиновича не интересовали. Всю свою жизнь он оставался холостяком, но зато имел превосходных лошадей. Что же касается войны с Германией, которую он предсказывал за пятнадцать лет до ее начала, то слабость зрения, перешедшая в 1914 году в почти полную слепоту, заставила его остаться в тылу, проклиная судьбу и занимаясь подготовкой кавалерии.