Пять историй о страстях Михаила Ларионова: любовь, ненависть, эпатаж

Татуировка: на память о счастливом детстве

Михаил Ларионов родился в Тирасполе, в семье военного врача. Юг России с его плодородными, мягкими землями, буйная цветущая флора, Черное море, расположенное в паре часов езды — все располагало к пробуждению чувств будущего художника и театрального декоратора. Малая родина Ларионова была многоголосой и многоликой — в Тирасполе квартировался развеселый драгунский полк, жили русские и украинцы, татары и греки, турки, молдаване, цыгане, евреи, румыны…

В бабушкином саду цвели розы, акации и абрикосовые деревья, которые художник так часто писал. «Когда я смотрю на некоторые мои очень старые этюды из Тирасполя, эти цветы возникают с такой болью и горечью томящей грусти и радостью одновременно. Я не могу прийти в себя очень долго, и вместе с тем я люблю возвращаться к этим, так волнующим меня моментам и всегда желать, чтобы моя молодая жизнь и эти чудесные утра повторились. Я бы хотел их задержать до бесконечности и остаться в них жить, только в них» — так писал Ларионов о городе своего детства, куда возвращался каждое лето, год за годом.
И несмотря на блеск Москвы и Парижа, именно Тирасполь занимался центральное место в сердце художника — место настолько важное, что он вытатуровал дату своего рождения, 22 мая 1881 года, на левой руке.

Штудии и порнография

Московское училище живописи, ваяния и зодчества выпустило из своих стен практически всех главных художников русского ХХ века. Как и все студенты, они были знатными смутьянами — и Михаил Ларионов был в авангарде студенческих волнений. Поступив в МУЖВЗ в 1898 году, уже через 4 года он стал фигурантом громкого скандала. В течение каждого учебного года устраивался смотр работ студентов. В сентябре 1902 года выставлялся Ларионов, в то время увлеченный импрессионизмом. Его произведений было так много, что места не хватало — и художник прибивал работы к стенам и дверям, раскладывал их на полу и всех оставшихся поверхностях. Наконец появилась комиссия. Любопытные ждали за дверью, чтобы в свою очередь также посмотреть на многообещающего художника. Однако через 15 минут комиссия, сохраняя ледяное молчание, покинула кабинет, плотно претворив дверь. Через пару минут суетящийся секретарь опечатал дверь сургучом, словно место преступления. Всем ожидавшим было сказано разойтись, а вопросы о том, что же случилось, остались без ответа.

Через некоторое время стало известно, что несколько работ Ларионова признали порнографическими, и за такой серьезный проступок совет преподавателей отстранил его от занятий на полгода. Однако юноша не привык отступать и продолжил посещать МУЖВЗ, несмотря на неоднократные предупреждения. Дошло до того, что преподаватели купили ему билет до Тирасполя, куда и отправили бунтаря почти насильно.

Грандиозная драка на диспуте футуристов

В 1913 году Михаил Ларионов организовал диспут «Мишень» в Большой аудитории Политехнического музея. Друг художника, Илья Зданевич, вовсю эпатировал публику, показывая изображение Венеры Милосской и потрясая старым башмаком: «Вот перед вами Венера. Почему она красива? Потому что этому нас научили. Красота башмака прекраснее, потому что она автономна и не осознана!»

Возбужденная аудитория протестовала и аплодировала, осуждала и поддерживала выступающих. Ларионов пытался прервать оратора, Бонч-Томашевский пытался успокоить Ларионова, а художник размахивал звонком и, в конце концов, ударил им кого-то. Завязалась драка. Кидались стаканами, дамы истошно кричали. Ворвались городовые, пытаясь навести порядок. Чей-то звонкий голос возвестил: «Господа, Ларионов ударил меня звонком, а я дал ему два раза по морде!» Тут же раздался гром аплодисментов. Но финальную точку в «грандиозной драке на диспуте футуристов», как эту историю назвали в газетах, поставила Наталья Гончарова, возлюбленная и соратница Михаила Ларионова: «Милостивые государи и милостивые государыни, вы стадо баранов!».

«…По словам Гончаровой, „мы с Ларионовым как встретились, так и не расставались“. Две знаковые фигуры русского авангарда, два единомышленника, два художника, мужчина и женщина, связавшие свои судьбы еще с ранней молодости и вступившие в брак спустя полвека…»

Долгий путь к театральной сцене

Страсть к театральной сцене преследовала Михаила Ларионова всегда. Сам он говорил об этом: «Но с ранних лет родилось у меня влечение к театру. Оно живо во мне и теперь, наперекор тому, что свою театральную карьеру я начал под дурными предзнаменованиями».

Путь к театральным подмосткам начался для Ларионова с работы декоратором в небольшом театре, гастролировавшем по провинции. Публика встречала постановки холодно, сам Ларионов также не был особенно доволен. Однажды в Полтаве, придя на работу как обычно, Ларионов с коллегой обнаружил пустую площадь — театр уехал, оставив художников без гроша в кармане. Не готовый сдаваться, Ларионов решил попытать счастья в Москве — и долго добирался туда с большими трудностями, буквально на перекладных. В Москве художнику улыбнулась удача — он узнал, что Михаил Врубель ищет помощника для подготовки декораций к «Валькирии». Каким-то чудом Ларионову удалось получить это место, однако радость была недолгой: «Горд был несказанно. Прихожу к нему в мастерскую и, преодолевая застенчивость, предлагаю сделать проект эскиза. Он на меня зло посмотрел: «Что? Эскиз?! Ведра за мной таскать да составлять краски, вот что мне от вас нужно…"
Но несмотря на это, Михаил Ларионов все же добился своего — уехав в Париж спустя годы по приглашению Сергея Дягилева, он оформил «Золотого петушка», а затем и многие другие великие постановки «Русских сезонов».

Михаил Ларионов - законодатель футуристических мод

Зимой 1913 года была поставлена первая футуристическая кинокартина, участие в которой принял и Михаил Ларионов. По сюжету молодой художник так сильно полюбил девушку, что позабыл о своих обязанностях футуриста. Кинопроизводство выходило веселым, как и большинство затей художников-авангардистов: режиссер отсутствовал, молодую балерину поили коньяком, а в финальной сцене Ларионов ловил апельсины, которые в него бросали другие актеры.

Для сьемок Ларионов создал особый футуристический грим и прически, которые быстро обрели популярность. В Москве стали появляться люди с буквами, фигурами и странными знаками на лицах. Мужчинам предписывалось носить татуировки на голых ногах, половину бороды или один ус, а женщинам оголять и расписывать одну грудь.

В косички мужчинам вплетались золотые нити, а цветы стало модно носить не в петлице, а за ухом. Пресса быстро окрестила это «новым безобразием футуристов».

«…Вскоре на очередной выставке „уважаемой публике“ предлагается новая услуга — вас может раскрасить знаменитый Ларионов. Женщинам Ларионов предлагал раскрашивать озвученные в манифесте части тела, и дамы стояли в очереди за столь пикантным боди-артом…» 

Новая мода докатилась даже до многострадального Училища живописи, ваяния и зодчества. На студенческом собрании, посвященном очередной выставке, появились Ларионов и Маяковский, тогда еще студент Училища. Своим удивительно звучным и глубоким голосом будущий великий поэт провозгласил: «Присутствующий здесь Михаил Федорович Ларионов предлагает расписать председателя». Зал встретил предложение бурным смехом и аплодисментами.