Разгромная статья французского журналиста Луи Леруа о «Первой выставке импрессионистов» с картинками

Они открыли выставку Анонимного общества живописцев, скульпторов и граверов. Но уже через 10 дней в юмористической газете Le Charivari выйдет разгромная статья арт-критика Луи Леруа (Louis Leroy, 1812 — 1885), в которой он, желая высмеять новую живопись и одну конкретную картину Клода Моне со словом «впечатление» в названии, назовет участников выставки импрессионистами. Это была веселая статья, построенная в виде диалога двух озадаченных и возмущенных посетителей вернисажа. Но у нее был один недостаток — в ней не было цветных репродукций упоминаемых работ. Исправляем эту оплошность. Публикуем знаменитую статью Леруа полностью и иллюстрируем ее картинами с исторической выставки.

Луи Леруа. Выставка импрессионистов

Да, нелегкий мне выдался денек! Вместе со своим другом Жозефом Венсаном, пейзажистом и учеником Бертена (этого? ), которого разные правительства удостоили множества наград, я рискнул посетить первую выставку, прошедшую на бульваре Капуцинов. Мой неосторожный друг составил мне компанию, не подозревая ни о чем дурном. Он думал, что мы просто пойдем посмотреть на обычную живопись — хорошую и плохую, чаще плохую, чем хорошую, но уж никак не покушающуюся на художественную нравственность, культ формы и уважение к мастерам.

— Что там форма! Что мастера! Все это больше никому не нужно, старина! Теперь все поменялось.

В первом же зале Жозефа Венсана ждал первый удар, и нанесла его ему «Танцовщица» г-на Ренуара.

— Какая жалость, что художник, явно имеющий чувство цвета, не научился хорошо рисовать! — сказал он мне. — Ноги его танцовщицы выглядят такими же безжизненными, как их газовые юбки!

— Пожалуй, вы к нему слишком жестоки, — не согласился я. — На мой взгляд, у этого художника очень даже четкий рисунок!

Ученик Бертена решил, что я иронизирую, и вместо ответа лишь пожал плечами. Я же с самым невинным видом подвел его к «Обработанному полю» г-на Писсарро. При виде этого великолепного пейзажа он подумал, что у него запотели очки, и, тщательно протерев стекла, он снова водрузил их себе на нос.

— Во имя Мишаллона! — воскликнул он. — А это что еще такое?

— Вы и сами видите не хуже меня! Это белый иней на глубоко прочерченных бороздах земли.

— Это борозды? Это иней? Да это какие-то бесформенные скребки по грязному холсту! Где тут начало и конец, где верх и низ, где зад и перед?

— Гм… Возможно, возможно… Но зато здесь есть впечатление!

— Странное впечатление, доложу я вам. О, а это что?

— Это «Фруктовый сад» г-на Сислея. Рекомендую вам вот это деревце, что справа. Написано, правда, кое-кое, но зато впечатление…

— Да отстаньте вы от меня со своим впечатлением!

Сегодня известна картина Сислея под названием «Фруктовый сад весной» — но она была написана значительно позже, в 1881-м. Накануне Первой выставки импрессионистов, в 1873-м, Сислей писал цветущие сады, однако картина — по крайней мере, в наше время — носит название «Весна в Буживале».

В каталоге выставки список представленных Сислеем работ выглядел так:

SISLEY (Alfred)

2, rue de la Princesse, à Voisins-Louveciennes.

161. Route de Saint-Germain: app. à M. Durand-Ruel.

162. Ile de la Loge: app. à M. Durand-Ruel.

163. La Seine à Port-Marly.

164. Verger.

165. Port-Marly, soirée d’hiver.

Возможно, под номером 162 и 163 значились приведенные ниже пейзажи, тоже полные «впечатлений»? Во всяком случае, к «Наводнению в Пор-Марли» у Сислея было особое отношение — через два года после выставки он напишет эту же самую сцену еще раз.

Но как я мог от него отстать? Между тем мы подошли к «Виду Мелена» г-на Руара. Так, это вроде вода, а в ней что-то такое… Ну вот, например, тень на переднем плане смотрится миленько…

— Я так понимаю, вас немного удивляет игра цвета…

— Скажите лучше, цветовая каша! О Коро, Коро! Какие преступления совершаются во имя твое! Ведь это ты ввел в моду эту вялую фактуру, этот поверхностный мазок, все эти пятна, которым любитель живописи сопротивлялся долгие тридцать лет и сдался наконец вопреки себе, побежденный твоим спокойным упорством! Капля, как известно, камень точит!

Анри Руар был бизнесменом и коллекционером, а к собственным живописным опытам всерьез не относился: достаточно сказать, что на Первой выставке импрессионистов Руар представил 11 работ — а в каталоге снабжена названием только одна: Vue de Melun. Остальные просто пронумерованы. «На террасе рядом с Сеной в Мелене» — из тех немногих его произведений, что оказались в коллекциях крупных музеев (в Музее д’Орсе в данном случае). Этот пейзаж нередко можно встретить с датировкой 1880-й год, но есть мнение, что именно он был показан на Первой выставке импрессионистов, то есть был написан гораздо раньше.

Бедный художник продолжал свои рассуждения, но выглядел довольно спокойным, так что я оказался совершенно не готов к страшному происшествию, которым завершилось наше посещение этой невероятной выставки. Он относительно легко перенес «Вид на рыбачьи лодки, покидающие порт» г-на Клода Моне — возможно, потому, что мне удалось отвлечь его внимание от опасного созерцания этого полотна прежде, чем небольшие фигурки первого плана произвели свой смертоносный эффект. К несчастью, я проявил неосторожность и позволил ему слишком надолго задержаться перед «Бульваром Капуцинов» кисти того же автора.

Бульвар Капуцинок (фр. Boulevard des Capucines) на русский часто переводят как бульвар Капуцинов — это ошибка: бульвар назван так по имени стоявшего здесь женского монастыря капуцинок.

Точно не известно, какая из двух картин Моне с видом бульвара Капуцинок была представлена на выставке в 1874-м. ГМИИ Пушкина уверен в том, что хранящийся в Москве вариант. А сайт музея Нельсона-Аткинса из Канзас-Сити осторожно говорит: один из двух «Бульваров Капуцинок» Моне был на Первой выставке импрессионистов — может, и наш.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся он мефистофельским смехом. — Вот это действительно удачная работа! Вот оно, впечатление, или я ничего не смыслю в живописи! Вот только может хоть кто-нибудь объяснить мне, что означают эти бесчисленные черные пятнышки внизу картины?

— Но это же пешеходы!

— Выходит дело, и я похож на такое же черное пятно, когда прогуливаюсь по бульвару Капуцинов? Гром и молния! Вы что же, надо мной издеваетесь?

— Уверяю вас, господин Венсан…

— Да вы знаете, в какой технике выполнены эти пятна? В той же самой, что используют маляры, когда подновляют облицовку фонтанов! Шлеп! Блям! Бум! Как легло, так и легло! Это неслыханно! Это ужасно! Меня сейчас удар хватит!

В 1874-м выставлялись два Оттена — отец и сын. О чьей и какой работе идет речь, сложно предположить: в каталоге большинство их произведений не названы, только пронумерованы. Но известно, что Оттен-отец, известный как скульптор, виды Монмартра рисовал.

Что же касается Станисласа Лепина, каналу Сен-Дени он посвятил множество своих полотен. Приведенное выше подходит по дате и … оттенку: эффектные ночные виды канала вряд ли удовлетворили бы Леруа и его возмущенного спутника, а вот на этой картине как раз тот колорит, который они могли бы счесть изящным (см. текст статьи ниже).

Я попытался его успокоить, показав ему «Канал Сен-Дени» г-на Лепина, «Холм Монмартра» г-на Оттена — обе эти работы представлялись мне довольно изящными по колориту. Но рок оказался сильнее меня — по пути нам попалась «Капуста» г-на Писсарро, и лицо моего друга из красного стало багровым.

— Это просто капуста, — обратился я к нему убедительно тихим голосом.

— Несчастная капуста! За что такая карикатура? Клянусь, я больше в жизни не стану есть капусты!

— Но позвольте, разве капуста виновата в том, что художник…

— Молчите! Иначе я сделаю что-нибудь ужасное…

Внезапно он издал громкий крик. Он увидел «Дом повешенного» г-на Поля Сезанна. Густой слой краски, покрывающий это драгоценное полотно, довершил дело, начатое «Бульваром Капуцинов», и папаша Венсан не устоял. У него начался бред.

Поначалу его безумие выглядело вполне мирным. Он вдруг стал глядеть на мир глазами импрессионистов и говорить так, словно сам стал одним из них.

— Буден, бесспорно, талантлив, — заявил он, остановившись перед полотном означенного художника, изобразившего пляж. — Но почему его марины выглядят такими законченными?

— Так вы полагаете, что его живопись слишком тщательно проработана?

— Вне всякого сомнения. Иное дело мадемуазель Моризо! Эта юная дама не довольствуется простым воспроизведением кучи ненужных деталей. Если она пишет руку, то кладет ровно столько мазков, сколько на руке есть пальцев. Опля, и готово! Глупцы, которые придираются к тому, что рука у нее не похожа на руку, просто-напросто ничего не смыслят в искусстве импрессионизма. Великий Мане изгонит их из своей республики.

Какой именно пейзаж Буден был представлен в каталоге Первой выставки импрессионистов под названием Le Toulinguet, cotes de Camaret (Finistére), можно только догадываться: в начале 1870-х художник писал этот вид в Бретани часто (одно и то же место, одинаковые названия — верные приметы импрессионизма!). А вот какие картины Берты Моризо были на выставке — известно точно. Показываем две — на которых хорошо видны руки персонажей.

— Выходит, г-н Ренуар идет правильной дорогой — в его «Жнецах» нет ничего лишнего. Я бы даже рискнул сказать, что его фигуры…

— Слишком тщательно прописаны!

— О, господин Венсан! Но что вы скажете вот об этих трех цветовых пятнах, по идее изображающих человека на пшеничном поле?

— Скажу, что два из них лишние! Хватило бы и одного!

Я бросил на ученика Бертена настороженный взгляд. Его лицо на глазах приобретало пурпурный оттенок. Катастрофа казалась неизбежной. Случилось так, что последний удар моему другу нанес г-н Моне.

— О, вот оно, вот оно! — возопил он, когда мы приблизились к картине под номером 98. — Узнаю ее, свою любимицу! Ну-ка, что это за полотно? Прочтите-ка этикетку.

— «Впечатление. Восход солнца».

— Впечатление, ну конечно. Я так и знал. Не зря же я под таким впечатлением! Не могло здесь не быть впечатления! Но какая свобода, какая легкость фактуры! Обойная бумага в стадии наброска, и та будет смотреться более проработанной, чем эта живопись!

Напрасно старался я вдохнуть жизнь в его угасающий разум. Все было напрасно. Он окончательно поддался чарам окружающего безобразия. «Прачка» г-на Дега, слишком грязная для прачки, вызвала у него бурю восторга. Сам Сислей казался ему вычурным и манерным. Не желая спорить с одержимым и опасаясь разгневать его, я попытался найти в импрессионистской живописи хоть что-нибудь стоящее. Разглядывая «Завтрак» г-на Моне, я довольно легко узнал хлеб, виноград и стул, написанные вполне прилично, на что и указал своему другу, но… он проявил полную неуступчивость.

— Нет-нет! — воскликнул он. — Здесь Моне дает слабину! Он приносит ложную жертву богам Мессонье! Слишком много работы, слишком много! Лучше взглянем на «Современную Олимпию»!

— Увы мне! Ну что же, идемте… И что же вы скажете об этой согнутой пополам женщине, с которой негритянка срывает последний покров, дабы представить ее во всем уродстве взору восхищенного брюнета-недотепы? Помните «Олимпию» г-не Мане? Так вот, по сравнению с работой г-на Сезанна это был шедевр рисунка, грамотности письма и законченности!

Все, чаша переполнилась. Классический мозг папаши Венсана, подвергнутый жестокому нападению со всех сторон, окончательно отключился. Он остановился напротив служащего, охранявшего все эти сокровища, и, приняв его за портрет, разразился критической тирадой.

— Так ли уж он плох? — говорил он, пожимая плечами. — Вот лицо, на нем два глаза… нос… рот… Нет, это не импрессионизм! Слишком уж тщательно выписаны детали! Теми красками, которые художник совершенно напрасно на него потратил, Моне написал бы двадцать парижских охранников!

— Может, вы все-таки пройдете? — обратился к нему портрет.

— Слышите? — воскликнул мой друг. — Он даже умеет говорить! Нет, это явно работа какого-то педанта! Вы только вообразите, сколько времени он с ним провозился!

И, охваченный непреодолимым желанием выразить обуревавшие его чувства, он принялся выплясывать перед ошеломленным охранником дикий танец охотника за скальпами, одновременно выкрикивая страшным голосом:

— Улю-лю-лю! Я — ходячее впечатление! Я — кинжал смертоносной палитры! Я — «Бульвар Капуцинов» Моне, я — «Дом повешенног» и «Современная Олимпия» Сезанна! Улю-лю-лю-лю!

Опубликовано в Le Charivari 25 апреля 1874 года

Le Charivari продолжит бичевать импрессионистов и в будущем. Карикатура с констеблем, который не пускает беременную даму на выставку импрессионистов, будет опубликована в газете в 1877-м году…

Текст статьи «Выставка импрессионистов» Луи Леруа приводится по книге Мишеля де Декера «Клод Моне».