Русская монархическая традиция: правда и выдумки (ч.3)

Начало читайте в статьях: 

Русская монархическая традиция: правда и выдумки (ч.1)

Русская монархическая традиция: правда и выдумки (ч.2)

Мрачную тень на царствование наложили репрессии против действительных и мнимых заговорщиков, учреждение Канцелярии тайных розыскных дел. Вместе с тем, правление дочери Ивана V было не лишено определенных позитивных наработок. В их числе можно назвать довольно успешную внешнюю политику на западе (возведение на польский престол ставленника России Августа III), расширение жизненного пространства русского народа дальше на юг. При Анне Иоанновне был одержан ряд существенных побед над Турцией, выстроена так называемая Украинская укрепленная линия, препятствующая татарским набегам из Крыма. Остатки возведенных тогда фортов и сейчас можно видеть на территории Харьковской области. Отмена государственной монополии на экспорт металла и приватизация металлургических заводов оказала стимулирующее развитие на эту важнейшую для России отрасль экономики. Во всех этих достижениях русское дворянство имело свой кровный, сугубо материальный интерес, так что, если глухое недовольство жестким правлением Анны все же не достигло точки кипения, то на это были вполне объективные причины.

Еще в начале своего царствования Анна Иоанновна отменила петровский указ о свободном назначении наследника и, будучи бездетной, объявила, что наследовать ей должен первый прямой потомок ее сестры Екатерины Иоанновны мужского пола. Однако, Екатерина Иоанновна имела лишь дочь, Анну Леопольдовну, выданную замуж за герцога Антона-Ульриха Брауншвейгского. За два месяца до кончины Анны Иоанновны у этой четы родился сын Иоанн. На смертном одре императрица подтвердила, что оставляет трон двухмесячному племяннику Иоанну Антоновичу и назначает при нем регента, своего бессменного фаворита Эрнста Бирона. Таким образом была предпринята попытка привести российскую монархию в соответствие с европейскими традиционно-монархическими юридическими нормами — как мы увидим, неудачная.

Поначалу недовольные гвардейцы держались в рамках и лишь настояли, спустя две недели после смерти Анны Иоанновны, на замене регента. Бирон был устранен, регентские полномочия переданы Анне Леопольдовне, которая во всем слушалась А.И. Остермана, ведавшего в предыдущее царствование внешней политикой. Но год спустя вершители судеб русского самодержавия посчитали, что им куда больше подойдет дочь Петра Великого — Елизавета. Брауншвейгское семейство было арестовано гренадерами Преображенского полка. Переворот был осуществлен силами 308 гвардейцев.

Двадцатилетнее правление Елизаветы Петровны славно открытием Московского университета, блестящими победами над Фридрихом Великим в ходе Семилетней войны, значительными территориальными приобретениями, прямо-таки взрывообразным развитием металлургической базы империи (в среднем в год на Урале открывали по пять металлургических заводов). Ознаменовалось оно и некоторым смягчением нравов (как то: отмена смертной казни, уменьшение роли Тайной канцелярии по сравнению с предыдущим царствованием). «Избиратели» могли быть довольны.

По стране упорно ходили слухи о тайном браке императрицы с Алексеем Разумовским и рожденных от него детях, но официально Елизавета Петровна оставалась незамужней и бездетной. Назначая наследника, она следовала той же логике, что и Анна Иоанновна. Выбор Елизаветы остановился на племяннике, сыне старшей сестры Анны Петровны и герцога Голштинского.

 На момент смерти тетки (1761 г.) наследнику престола великому князю Петру Федоровичу было 33 года, то есть он был вполне дееспособен. Сведения о том, что он имел чрезвычайно неуравновешенный характер, был исключительно невежественен и чуть ли не слабоумен, исходят либо от его нелюбимой жены, либо из источников, так или иначе прошедших ее цензуру, так что верить им безоговорочно не стоит. Мало ли что наговорят бывшие супруги. Во всяком случае, относительно невежества мемуаристы точно врут. Личная библиотека Петра Федоровича насчитывала 1000 томов, испещренных его собственноручными пометками. Однако, восшествие на престол этого государя сопровождалось резким, шокировавшем общество, поворотом во внешней политике: заключением союза с Пруссией, возвращением ей земель, отвоеванных при Елизавете, и объявлением войны Дании, считавшейся старой и надежной союзницей России. Позже в исторической литературе поворот этот подавался как в корне противоречащий национальным интересам. Но в действительности затея Петра III была не столь уж нелепа. При удачном раскладе Россия могла получить контроль над проливами, соединяющими Балтику с Атлантическим океаном. Таким образом, наследник Елизаветы едва ли был слабоумен. Он был всего лишь недостаточно умен для того, чтобы донести свои идеи до окружения, провести грамотную «избирательную кампанию». Слишком резкий внешнеполитический фортель стоил Петру III престола и жизни. После семи месяцев правления его отстранили от власти и спустя некоторое время убили. Естественно, движущей силой переворота была гвардия.

Некоторые наивные историки удивляются, как это российская самодержица Екатерина II в частном письме к подруге могла заметить об английском короле Георге III: «Его прекрасные подданные очень им тяготятся». Где же ее монархическая солидарность? Между тем удивляться тут особо нечему. Сама Екатерина была обязана своей властью тому обстоятельству, что ее собственные прекрасные подданные стали тяготиться ее супругом.

 В ходе переворота 1762 г. высказывались робкие предложения соблюсти традиционный европейский порядок престолонаследия и посадить на трон малолетнего сына Петра III — Павла Петровича. Екатерина же, получавшая в этом случае титул императрицы-матери, могла быть при нем регентшей. Но даже эта не бог весть какая уступка приличиям была отвергнута, и Екатерина была венчана на царство. Династических оснований для этого не было никаких — не считать же за таковые брак с устраненным от власти Петром Федоровичем, а кровных связей с династией Романовых она не имела. Фактически ее права на престол базировались на «волеизъявлении народа», по крайней мере, той его части, к которой было принято тогда прислушиваться. Царствование Екатерины II вошло в российскую историю под именем «золотого века русского дворянства».

 В ноябре 1796 г. императором стал Павел I, сын Петра III и Екатерины II. Среди «законных» наследников русского престола в XVIII в. он побил рекорд по длительности правления. Его устранили четыре года спустя, в марте 1801 г. Именно по случаю этого переворота госпожа де Сталь изрекла свой знаменитый афоризм. Павлу ставили в вину наступления на права и вольности, приобретенные русскими дворянами в предыдущее царствование, систематическое оскорбление их чести и достоинства, а также, как и в случае с Петром Федоровичем, слишком резкий поворот во внешней политике. Для екатерининской эпохи характерно русско-французское противостояние и непрочный союз с Англией. Павел хотел заключить союз с Бонапартом и сцепиться с «владычицей морей». Неадекватность такой политической линии опять-таки несколько преувеличена историками следующего царствования, но, разумная или нет, она не нашла одобрения у дворянской общественности, — и главу государства вновь решили заменить. На этот раз (видимо, для разнообразия) преемником назначили прямого и законного наследника, старшего сына устраняемого императора — великого князя Александра Павловича.

Итак, в XVIII в., как и в предыдущем, мы наблюдаем по сути выборных монархов. Причем, если в XVII столетии мы можем назвать целых полтора случая, когда царь благополучно и довольно долго царствовал, опираясь на свои наследственные права (полноценный случай — Алексей Михайлович и ущербный — Иоанн Алексеевич), то в XVIII столетии мы таких случаев не имеем ни одного. И если в XVII в. «избирательный процесс» носил несколько судорожный и беспорядочный характер, то теперь можно говорить о довольно отлаженном механизме. Несчастный наследник может пока посидеть на троне, а тем временем гвардия, этот своеобразный &l aquo;совет дворянских и солдатских депутатов», соберется и решит, кто им на самом деле нужен. Что характерно, в качестве аргумента никогда не были задействованы крупные армейские подразделения, сколько-нибудь серьезных вооруженных столкновений тоже не происходило, кровопролитие было минимальным. С этой точки зрения весьма показательны строки, которыми известный советский историк Натан Эйдельман завершает свой рассказ об обстоятельствах воцарения Александра I (книга «Грань веков»): «… наступило утро 12 марта 1801 г. Государственный переворот заканчивался. Один или двое раненых. Один убитый». Интересен также рассказ очевидца событий, офицера Конногвардейского полка Николая Саблукова, не сочувствовавшего перевороту. Догадавшись о предстоящем событии по необычайному оживлению в придворных кругах, он, однако, не имел представления о том, как ему надлежит действовать. «Я вспомнил свой долг, свою присягу на верность, припомнил многие добрые качества императора и, в конце концов, почувствовал себя очень несчастным», — рассказывает Саблуков. Обратившись за советом к старшему товарищу, он получил следующую рекомендацию: «Будь верен своему государю и действуй твердо и добросовестно; но так как ты, с одной стороны, не в силах изменить странного поведения императора, ни удержать, с другой стороны, намерений народа, каковы бы они ни были, то тебе надлежит держаться в разговорах того строгого и благоразумного тона, в силу которого никто бы не осмелился подойти к тебе с какими бы то ни было секретными предложениями». То есть, император уже переизбран, вопрос решат так же, как решали при отцах и дедах, и случайно затесавшийся в эту аристократическую недо-республику истинный монархист ничего изменить не может, нечего и пытаться.

Век девятнадцатый

Эта отшлифованная практикой схема формирования верховной власти так и не получила, однако, юридического оформления. Видимо, в силу традиционной русской лени и правового нигилизма. Зачем напрягаться и доводить до ума, если и так работает? Но с приходом XIX столетия в России наступила совершенно новая политическая эпоха. Произошло это не сразу. В правление императора Александра Павловича над ним не раз нависала угроза новых «выборов». Так было в дни вынужденного союза с Наполеоном (Тильзитское соглашение) и в тяжелую годину сдачи Москвы. И, что интересно, в качестве возможного кандидата на русский престол называли сестру императора Екатерину Павловну. Это при том, что в наличии имелось три младших брата: великие князья Константин, Николай и Михаил. По возрасту Екатерина также не была старшей. Исходили из личных качеств. Но Александр I Благословенный благополучно миновал все узкие места, а победа над Наполеоном вознесла его авторитет на огромную высоту. Он воспользовался этим для создания в России нормального абсолютизма. Как конкретно ему это удалось вопрос, достойный отдельного всестороннего исследования.

Александр I не имел законных, рожденных в браке детей. Трон должен был унаследовать второй сын императора Павла великий князь Константин, но еще при жизни Александра в семье было решено, что следующим российским самодержцем станет Николай Павлович, который был младше Константина на 17 лет. Впрочем, отречение было оформлено вполне прилично и, очевидно, было совершенно добровольным. Нашли и благовидный предлог: брак старшего великого князя с женщиной недостаточно знатного происхождения. Таким образом, этот случай едва ли можно считать вопиющим нарушением династического принципа.

 Как известно, воцарение Николая I не обошлось без осложнений. Оно сопровождалось восстанием декабристов, которое в советской историографии рассматривали как первую русскую революцию, тогда как это событие скорее надлежит трактовать как последний гвардейский переворот. Между прочим, единственный неудачный в истории России. После этого, вплоть до 1917 г., русский престол наследовали старшие сыновья и правили без «ратификации» гвардией.

 Таким образом, чистая монархическая идея, выразившаяся в пресловутой триаде «православие, самодержавие, народность», провозглашенной в 1833 г. николаевским министром Уваровым, была в то время совершеннейшим новоделом, чем-то вроде «русской» матрешки (как известно, эта ставшая символом России игрушка получила у нас распространение лишь в начале XX в. и была заимствована из Японии). Собственно, именно так следует понимать высказывание Александра Сергеевича Пушкина, заметившего, что Николай I был первым российским царем, который мог позволить себе казнить цареубийц. После него мы можем назвать еще троих: Александра II, Александра III и Николая II. В скобках заметим, что двое из них умерли страшной насильственной смертью.

Новейшая история

Вековой период нормального абсолютизма в России был не лишен позитивных наработок, но сопровождался постоянным ростом социального напряжения и закончился полной катастрофой. Как знать, не было ли это следствием рокового несоответствия такой формы государственного устройства национальному менталитету и отсутствия сколько-нибудь устойчивых культурных стереотипов такого рода? С горем пополам оправившись от потрясений революции и гражданской войны, Российская империя, отныне именуемая Союзом Советских Социалистических Республик, вернулась к опробованной ранее практике верхушечных переворотов. Их характер, разумеется, отличался от того, что имело место в XVIII в., ибо нельзя дважды войти в одну и ту же реку.

Всеобщее голосование довольно скоро приобрело характер ритуала, и главную роль стали играть быстрые и решительные действия в верхах. Место гвардейских полков в государственном организме заняла Коммунистическая партия. Путем ряда переворотов в партийном аппарате И.В. Сталин превратил свою первоначально скромную должность секретаря Партии в пост, дающий, по сути, самодержавные полномочия. Этот процесс сопровождался куда большим количеством жертв, чем это обычно случалось во время переворотов гвардейского столетия, — ну так пост-революционные режимы никогда мягкостью не отличались. Революция, как известно, подобно Сатурну пожирает своих детей. Переворот, приведший к власти Хрущева, уже гораздо больше напоминает способ, принятый в XVIII в., а тот, что отстранил его от власти, и вовсе был верхом гуманности. Говорят, Никита Сергеевич считал главной заслугой своей жизни то, что его смогли вот так вот отправить на пенсию. Но «бархатность» процесса не отменяет того факта, что решение отдать власть Брежневу принималось в весьма узком кругу. Способ формирования верховной власти в Советском Союзе был республиканским, но не демократическим.

 Кстати, если говорить о жесткости правления в советский период, то можно усмотреть довольно интересные параллели с XVIII столетием. Сталинские репрессии соответствуют «бироновщине» при Анне Иоанновне, а хрущевская «оттепель» — «мягкому» правлению Елизаветы Петровны. Пока механизм еще не устоялся, власть утверждается суровыми методами, но по мере шлифовки механизма нравы постепенно смягчаются. Что касается возможных параллелей между екатерининской и брежневской эпохой, то, увы, они не совпадают по одному очень важному параметру. При Екатерине наблюдалось бурное развитие практически во всех жизненно важных областях, для эпохи Брежнева характерно постепенное сползание вниз.

 Не будучи специалистом в современной политологии, я воздержусь от того, чтобы распространять свой анализ на самую новейшую русскую историю. Также подчеркну: утверждая, что строем, отвечающим национальным традициям, является слегка замаскированная аристократическая республика, я никоим образом не хочу сказать, что данный строй будет наилучшим для русской нации. Ибо нет таких традиций, которые рано или поздно не пришлось бы изживать или трансформировать. Но рассмотреть в деталях некогда существовавшую модель весьма полезно. Хотя бы для облегчения дальнейшей трансформации.