Штрихи к портрету Михаила Нестерова: Смерть и Чудо в жизни русского живописца

«Хоронила меня мать»

Под образами в полутемной комнате на столе стоит гроб. Маленький, детский. В нем ребенок. Ему едва исполнилось два года. Иконка Тихона Задонского лежит в сложенных на груди ручках. Отец уже пошел могилу заказывать на кладбище.

— Что, матушка? Забирает-то Господь к себе твоих детушек? Какого уже схоронила? Шестого? — вокруг матери новопреставленного крутится приживалка.

Мать стоит у гроба с каменным лицом. Без слез. Без криков и мольбы. Стоит и не обращает внимания ни на что. Предыдущие дети, а схоронила она уже и не шестерых, а восьмерых, не доживали до двух лет. И, да. Она привыкла хоронить: вот и муж ее ушел на кладбище с тихой покорностью заказывать могилку… Но этот. Мишенька. Она успела полюбить его. Вечно хворый, хилый. Уж и травками отпаивали, и в церквах отмаливали и даже местного ведуна-колдуна приглашали заговорить младенца от болезней. Не помогло. Лежит теперь такой тихий, словно уснул.

Женщина упала на колени и стала истово молиться. И даже слезы, наконец-то, брызнули из глаз. И первый крик вырвался из груди. И она вымолила Чудо! Мальчик слабо начал дышать. Развернул посиневшую ручку, сдвинув иконку с груди. Выжил!

Было ли все так на самом деле? Кто знает. Но в семействе Нестеровых это предание о Чуде воскрешения осталось навсегда. И даже когда выживший Мишенька вырос и превратился в Михаил Васильевича, то все равно любил слушать историю о своем чудесном возвращении из мира мертвых. Это событие во многом обусловило мировоззрение художника Михаила Нестерова: где-то совсем рядом бродит смерть. «Мертвыми» называли героев его полотен некоторые критики. Но всегда возможно Чудо.

Неблагословленная любовь

— Маменька, папенька! Машенька — сама жизнь моя! Благословите брак! — Михаил Нестеров, в ту пору молодой человек 20-ти лет от роду, влюблен и страстно хочет жениться.

— Да куда тебе жениться? Пятый год училище окончить не можешь! Художник! — в словах отца звучало презрение. Он — купец, и без того уже многое позволил своему сыну. Позволил не наследовать купеческой традиции. И даже не в инженеры податься, как было задумано вначале, когда выяснилось, что сын Михаил и спичечного коробка продать толком не может. Разрешил в художественное училище пойти. И вот Михаил все учится и учится. То в Москве, то в Петербурге. Да все звания художника получить не может. Хоть бы медальку какую завалящую родителям предоставил. А то из всех наград только слова, что Перов его, дескать, хвалил. А тут — новая вольность. Жениться ему захотелось. — Не будет тебе родительского благословения. Ступай.

Из родительского дома Нестеров поехал в Москву доучиваться на художника. Его любимая — Мария Мартыновская, с которой Нестеров познакомилась на родине, в Уфе, осталась дома. Будущий художник принялся работать с утроенной силой. Эскиз «Призвание М. Ф. Романова» решением совета Училища даже взяли в «оригиналы». Правда, работа стоила ему немалых нервов и здоровья: приходилось писать по ночам. В результате слег от перенапряжения. И к нему из Уфы примчалась любимая — утешить и поддержать. Вскоре влюбленные обвенчались, так и не получив благословения на брак. Отца не смягчили достижения сына. Теперь он поставил новое условие: «Тогда поверю, что ты художник, когда твою картину Третьяков для своей галереи купит!». Кстати, это случилось через пять лет после описываемых событий: Третьяков купил нестеровского «Пустынника» (1888).

А в день свадьбы была такая прекрасная погода. И настроение влюбленных было самое радужное. Они праздновали с друзьями, пока одного из них, доктора, не отозвали от застолья.

— А что случилось? - встревожилась компания.

— Женщина рожает тяжело. Помощь нужна. Я скоро буду.

Доктор уехал. Вернулся с дурным известием. Не спас он роженицу. Умерла.

Потом Нестеров не раз в своих дневниках и письмах припомнит этот эпизод. И то дурное предчувствие, которое закралось в сердце, чтобы потом вырасти в настоящую беду. И смерть.

Меньше чем через год его любимая жена Машенька умрет сразу после родов. И Нестерова, который только что упивался чудом рождения дочери, смерть придавит своим огромным камнем горя. Они опять окажутся рядом: Чудо и Смерть.

Художник еще долго будет вспоминать и транслировать на картинах образ любимой жены. Все его царевны — это Машенька. Впрочем, он ее и при жизни писал. Картина «До государя челобитчики», которая принесла ему большую серебряную медаль и звание классного художника, запечатлела в центральной светлой фигуре юноши с факелом именно Марию Мартыновскую-Нестерову.

Смерти нет! Есть Чудо!

С 28-летнего возраста Михаил Нестеров начал расписывать церкви. И первым его опытом оказался Владимирский собор Киева. Главным художником тут был Виктор Васнецов, но и у Нестерова фронт работ оказался значительным. Так, он писал образ святой Варвары, которой отец-язычник отсек главу за ее любовь к Христу. Своей моделью художник выбрал дочь историка искусств Адриана Прахова, немало сил вложившего в создание собора. Елена, Леля Прахова, поразила художника своими огромными, живыми глазами. Нестеров изображал на эскизах стоящую на коленях Лелю-Варвару, но комиссия наброски безжалостно отвергала.

— Не хотим молиться Леле Праховой! — вынес вердикт генерал-губернатор, которому эти слова долго и упорно внушала его жена, ревниво относившаяся ко всем барышням вокруг.

На стенах Владимирского собора в итоге написана несколько иная Варвара.

«Я должен был исполнить каприз киевских дам — переписать лицо Св. Варвары, отдаленным оригиналом для которой послужила мне Леля Прахова… Я пробовал привести Комитету все резоны, почему необходимо было лицо Варвары оставить непереписанным. Все было напрасно. Комитет, загипнотизированный графиней Игнатьевой и киевскими дамами, оставался неумолим. С огромным трудом удалось Васнецову уговорить меня сделать эту уступку (мне было дано понять, что если я не перепишуголовусам, перепишет другой художник). Варвару я переписал. Лицо стало более общее, в нем утратилась индивидуальность милого оригинала. Выражение я старался удержать прежнее, что будто бы, мне удалось. Комитет был в восторге. Меня благодарили. Это была самая крупная неприятность, какую я имел за время росписи Владимирского собора», — вспоминал Нестеров.

Но свои эскизы Лели-Варвары Нестеров сохранил, чтобы создать на их основе полотно «Чудо». Над этой картиной художник работал 27 лет, правда, с большими перерывами. В 1898 году картина была готова, и от нее пришел в ужас Серов. «Вы как хотите, но это уже слишком!» — сказал он, отреагировав на сюжет. Нестеров изобразил, как усеченная глава Варвары покоится на земле. Широко распахнутые очи блаженно взирают на небо. Коленопреклоненное тело святой продолжает простирать руки вверх. С небес спускается венец. Пусть ужаснулся Серов, зато полотно понравилось Левитану и Васнецову, чье мнение Нестеров чрезвычайно ценил.

На дягилевской выставке картина имела грандиозный успех. В Мюнхене и Дюссельдорфе — тоже. При этом художник все время в ней что-то подправлял — дорабатывал.

При советской власти в 1923 году картину решили выставить в качестве достижений уже советских художников в Северной Америке. Правда, голову повелели вернуть на плечи. Советский человек не должен голову терять. В результате этого, уже советского «чуда», Нестеров подверг картину смерти — вернувшееся из Америки полотно было им уничтожено.

Но все это будет позже. А в те годы, пока еще существовала царская Россия, Нестеров продолжал упоенно писать чудеса по смерти. Одной из любимейших своих работ он считал картину «Дмитрий-царевич убиенный» (1899). Светлое покойное лицо только что убитого ребенка — царевича Димитрия — должно было показать, что смерти — нет! Явлено Чудо. Господь уже ждет маленького страстотерпца на небесах.

Смерть и Родина

Михаил Нестеров немало лет — вплоть до 1942 года — проживет в уже иной России, советской. Художник писал в дневнике: «Пережитое за время войны, революции и последние недели так сложно, громадно болезненно, что ни словом, ни пером я не в силах всего передать. Вся жизнь, думы, чувства, надежды, мечты как бы зачеркнуты, попраны, осквернены. Не стало великой, дорогой нам, родной и понятной России. От ее умного, даровитого, гордого народа осталось что-то фантастическое, варварское, грязное, низкое. Одна черная дыра, и из нее валят смрадные испарения „товарищей“ — солдат, рабочих, всяческих душегубов и грабителей…».

По сути этими словами Нестеров констатировал смерть той родины и того народа, которых он постоянно изображал на своих полотнах. Уже нет никакой «Святой Руси», и «Душа народа» уже никуда не шествует вслед за мальчиком-крестьянином, написанным художником с сына Алеши.

Вот и Нестеров перестал писать символические полотна, проникнутые богоискательством. Перешел на портреты.

Советская жизнь явила ему немало «смертельных чудес». Это и арест старшей дочери Ольги. Она вернется после долгих лет лагерей на костылях. А ее мужа сочтут шпионом и расстреляют. Расстреляют и мужа другой его дочери, Натальи. Он был пушкинистом и основателем музея-квартиры Пушкина на Мойке. У художника было семеро детей: дочь Ольга от первого брака с Мартыновской; дочь Вера и сыновья Михаил и Федор от гражданской жены Юлии Урусман; две дочери и сын — Наталия, Анастасия и Алексей — от второго брака с Екатериной Васильевой.

Нестеров, сам отсидевший в тюрьме несколько недель, хлопотал за родных, писал письма Сталину. Но, увы. Власть на просьбы откликнулась иным «чудом»: художнику за портрет физиолога Павлова присудили Сталинскую премию I степени, а на следующий год в связи с восьмидесятилетием удостоили звания заслуженного деятеля искусств РСФСР и наградили орденом Трудового Красного Знамени.

Художник все писал портреты. Одной из его любимейших вещей стал портрет умирающей девушки: «Больная девушка» (1928). «Больнушка» — так называл ее художник — Зоя Владимировна Буркова приехала после землетрясения в Москву из Ялты. Она доживала последние дни, и ее образ настолько потряс Нестерова, что он написал картину. В основе ее композиции — акварельные наброски, который художник сделал еще в 1886 году у постели умирающей жены Марии. «Больнушку» у Нестерова купит Максим Горький.

Последний увлекший художника цикл портретов связан с сыном Алексеем. Он уже не раз писал его. Алексей был сильно болен (туберкулез). Отец, стоя перед его постелью, наносил на полотно любимые черты.

18 октября 1942 года художника не стало. 8 ноября этого же года умер его сын.