5 мгновений из жизни Бориса Пастернака

Благодаря падению с лошади не был призван ни на одну из мировых войн

В 13 лет Борис Пастернак решил оседлать норовистую лошадь, но животное скинуло седока. Тот сломал ногу, которая срослась неправильно. Всю оставшуюся жизнь поэт слегка хромал, но старался это скрыть.

«В один вечер выбывши из двух будущих войн, я лежал без движенья в гипсе», — вспоминал он в «Охранной грамоте».

К военной службе Пастернак стал непригоден, но во время Великой Отечественной прошел полную боевую подготовку, и несмотря на то, что жил в Переделкине, ездил охранять крышу дома в Лаврушинском переулке от авиационных снарядов.

«Я дежурил в ночи бомбардировок на крыше двенадцатиэтажного дома — свидетель двух фугасных попаданий в это здание в одно из моих дежурств, — рыл блиндаж у себя за городом и проходил курсы военного обучения, неожиданно обнаружившие во мне прирожденного стрелка», — рассказывал Пастернак в журнальной заметке.

Старался не изменять совести

Знаменитая фраза «Я этого не слыхал, Вы этого мне не читали», обращенная к Мандельштаму, была сказана для его же блага, ведь именно за стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны» поэт и был позже арестован. Однако Борис Пастернак никогда не боялся признавать, что дружил с «врагами народа». После ареста писателя Бориса Пильняка Пастернак, его сосед по Переделкину, громко на всю улицу объявлял жене, что идет «к Пильнякам», хотя между их участками была калитка, и ходить друг к другу в гости они могли, не привлекая лишнего внимания.

Пережил Великую Отечественную с помощью Шекспира

Еще в 30-х переводы стали основным источником заработка поэта. В начале войны Пастернак в письмах к жене жаловался, что его статьи не подходят для журналов. Он не поддался крикливому тону агитационных плакатов и «духоподъемной» поэзии, но надеялся писать «сильно и правдиво, как подсказывают глаза и совесть». В этот период был написан цикл из четырех стихотворений «На ранних поездах», опубликованный в 1943-м. В начале 1942 года была задумана пьеса «Тот свет», работа над которой прекратилась после создания первого акта. Чересчур прямолинейная и искренняя для той эпохи, она не могла быть поставлена в советских театрах ни при каких условиях. В такой ситуации переводы Шекспира и Гете стали не только способом прокормить семью, но и своеобразным уходом от реальности: голода, неустроенности, разрушений, которые принесла война. С начала 40-х Борис Пастернак работал над «Ромео и Джульеттой», «Антонием и Клеопатрой», «Фаустом», «Гамлетом» и другими произведениями.

Позже этот вынужденный эскапизм выйдет поэту боком. После войны на одном из заседаний Союза писателей Фадеев заявил: «Переводы Шекспира — это важная культурная работа, но уход в переводы от актуальной поэзии в дни войны — это есть определенная позиция».

Увидел заголовок будущего произведения на чугунной плите

Ольга Ивинская вспоминала, что имя заглавного героя «Доктора Живаго» Пастернак придумал, когда «наткнулся на круглую чугунную плиту с „автографом“ фабриканта — „Живаго“. Он и решил, что пусть он будет такой вот, неизвестный, вышедший не то из купеческой, не то из полуинтеллигентской среды, — этот человек будет его литературным героем».

У самого Пастернака была более поэтическая версия. Варламу Шаламову он рассказывал:

«Еще в детстве я был поражен, взволнован строками из молитвы православной церкви: „Ты еси воистину Христос, сын Бога живаго“. Я повторял эту строку и по-детски ставил запятую после слова „Бога“. Получалось таинственное имя Христа „Живаго“. Не о живом Боге думал я, а о новом, только для меня доступном его имени „Живаго“. Вся жизнь понадобилась на то, чтобы это детское ощущение сделать реальностью — назвать этим именем героя моего романа. Вот истинная история, „подпочва“ выбора. Кроме того, „Живаго“ — это звучная и выразительная сибирская фамилия (вроде Мертваго, Веселаго). Символ совпадает здесь с реальностью, не нарушает ее, не противоречит ей».

Сам того не желая, стал помощником ЦРУ

Скандал вокруг «Доктора Живаго» действительно имел под собой серьезный политический подтекст. Центральное разведывательное управление США организовало издание романа в Нидерландах и Великобритании (а затем и в США в карманном формате) и бесплатную раздачу книг советским туристам на Всемирной выставке 1958 года в Брюсселе и на фестивале молодежи и студентов в Вене в 1959-м. Так что КГБ было о чем побеспокоиться. Сегодня роман кажется абсолютно безобидным, но в конце 60-х на него делались большие политические ставки. Разумеется, все это не уменьшает роли «Доктора Живаго» в истории русской литературы.