Узнайте, какой иранский шах сидел в детстве на коленях у российского императора, чем украшали себя гаремные красавицы и почему мужчины брали кальян даже в поездки.
Ковер со 108 иранскими шахами
На шерстяном полотне размером 3,7 на 2,8 метра из города Керман изображена вся история Ирана — от легендарного царя Каюмарса, который научил первых персов добывать огонь, до последнего шаха Каджаров Султан Ахмад-шаха. Правители этой династии происходили из тюркского племени каджаров, основателем которого был Ага Мухаммад-шах. Каджары пришли к власти после кровавой междоусобной борьбы в 1795 году и руководили Ираном до 1925 года — тогда их свергли шахи рода Пехлеви.
Ковровая индустрия — одна из самых древних в Иране. При династии Сефевидов, в XVI–XVIII веках, иранские ковры в огромных масштабах экспортировали в Европу из Исфахана, Кермана, Тебриза. Однако при Каджарах в XVIII веке это искусство пришло в упадок. Новый виток популярности персидских ковровов начался после Всемирной выставки в Вене в 1873 году. Европейские предприниматели отправились в Иран поднимать производство — и открыли в Султанабаде фабрику на 10 тысяч человек, которая делала ковры в персидском стиле для европейских покупателей.
Портрет молодого Насир ад-Дин-шаха
Насир ад-Дин был четвертым шахом из династии Каджаров. Его портрет написал Мирза Абу ал-Хасан Гаффари — главный художник шахского двора (наккаш-баши). В одеянии правителя необычным образом сочетаются предметы традиционного платья — верхний кафтан из шерстяной ткани (архалук), черная барашковая шапка с остроконечным краем (колах) — и элементы европейского костюма: брюки с лампасами и белые перчатки.
У Насира ад-Дина были особые отношения с Россией. Когда ему исполнилось семь лет, отец Мухаммад-шах отправил его с дипломатической миссией в Ереван, где мальчик встретился с Николаем I. Тот вручил ему в подарок перстень со словами: «Помни тот час, в который сидел на коленях русского императора». Когда Насир ад-Дин вырос, он заказал лаковое зеркало, на внутренней крышке которого попросил изобразить себя сидящим на коленях у российского правителя.
Насир ад-Дин был первым из иранских шахов, кто выехал за границу. В 1873 году он прибыл с официальным визитом в Российскую империю. Некоторые исследователи полагают, что его настолько очаровал русский балет, что он ввел в своем гареме моду на короткие пышные юбки (шлятех). Насир ад-Дин даже фотографировал любимых жен и наложниц в такой одежде, похожей на балетные пачки, и атласных туфлях, на аппарат, присланный в подарок из России.
Набор для кальяна в технике минакари
«И в обществе своей женщины, и в диванхане, и в компании друзей за границей, и при дворе перс не расстается со своей трубкой», — писали про каджарский Иран путешественники. Курение не порицалось Кораном, в отличие от алкоголя, который был запрещен. Курили в основном табак, который выращивали в том числе на русских плантациях, или дурманящие травы.
Кальянный набор обычно состоял из резервуара (наргиле), чашки, курительной трубки и других предметов. Их изготавливали из хрусталя, фарфора, стекла, а потом обильно украшали. Металлический комплект, представленный на выставке, родом из Шираза — родины расписных кальянов и трубок. Цветной эмалью в фирменной технике минакари́ на нем выведены «солнышки» — румяные лица, вписанные в медальоны, а также дамы с глубокими декольте и кавалеры в европейских костюмах.
Курили кальяны бесконечно — за каждой трапезой два-три раза. Наследник престола и губернатор Тебриза Аббас-Мирза даже пытался запретить кальяны в рабочее время, но безуспешно. А тот же Насир ад-Дин-шах брал с собой в путешествие по Европе специального человека — кальяндара. Со временем даже придумали переносной кальян — для езды верхом.
Персы курят кальян в путешествиях и ездят верхом на лошадях; иногда употребляют они другие кожаные эластичные чубуки… посредством их они могут держать лошадей, одну от другой, в известном расстоянии. Пиш-Кадмет (название слуги-кальяндара) держит зажженный кальян в правой руке, а левою правит лошадь, держа ее всегда несколько позади лошади своего господина.
Гаспар Друвиль. «Путешествие в Персию в 1812 и 1813 годах, содержащее в себе малоизвестныя подробности о нравах, обычаях и духовных обрядах персиян»
Портрет гаремной красавицы
Идеалами красоты в каджарском Иране считались молодой мужчина, подражающий женщине, и женщина, подражающая мужчине. Так появился популярный образ луноликой красавицы с миндалевидными глазами, приклеенными черными мушками и маскулинной монобровью — ее либо дорисовывали сурьмой, либо обильно смазывали переносицу соком специальных растений для большего роста волос.
На картине изображена такая красавица в роскошном украшении для головного убора (эгрет) и c перекинутой под подбородком жемчужной нитью. Она одета в тонкую рубашку (пирохан) с наплечными браслетами (базубанды) и пышные цветастые штаны (шальвары). Ее руки и ноги украшены хной.
Все персиянки окрашивают себе руки в оранжевый цвет, посредством краски хепнеха, которую им привозят из Индии; таким образом они делают себе род перчаток. Тоже самое делают и на ногах, образуя род башмаков; ногти же они окрашивают всегда кармином.
Федор Корф. «Воспоминания о путешествии в Персию», 1852 год
Такие откровенные полотна чаще всего украшали зоны общественных приемов (талар) на мужской половине дома (бируни) — их вставляли в настенные ниши. Картины в жанре гаремных сцен были популярны потому, что в гарем дозволялось войти далеко не многим, а на улице женщины появлялись только в накидках (чадор). Повезло лишь жене дипломата сэра Джона Макнейла Элизабет: ее пустили в женские покои после того, как ее муж вылечил старшую жену Фатх Али-шаха. Элизабет писала:
Ничто не может сравниться с пышностью, парадностью и ослепительным богатством сцены. Рабыни сверкали бриллиантами и рубинами, парчой и бисером. Их платья из роскошной ткани были так плотно вышиты жемчугом и драгоценными камнями, что ткани практически не было видно. Волосы были распущены, а головки усыпаны украшениями.
Образец живописи на стекле
В экспозиции представлено одно из восьми изображений на стекле в европейском стиле, аналогов которым, как считают музейные специалисты, нет в других собраниях. Его подарил основанному в октябре 1918 года музею Ars Asiatica (Музей Востока) Владимир Тардов. Дипломат-востоковед был генконсулом СССР, служил в Иране в 1920–1928 годах и собрал коллекцию из 617 предметов. Где он добыл такие образцы живописи на стекле, исследователи не знают: предполагают, что их могли вынести из интерьеров какого-то дворца или сделать на заказ.
Хрупкие стекла, судя по всему, использовали для декора стен и потолков — вставляли в отдельные углубления или выкладывали большие мозаики. Стекла расписывали с внутренней стороны в технике эгломизе́ рафинированными образами европейских дам и кавалеров.
На образце, представленном в экспозиции, изображен священник-миссионер, вероятно, участник английской протестантской миссии. Поскольку в XIX веке Иран стал ареной большой игры за сферы влияния между Великобританией и Российской империей, там возросло и религиозное присутствие европейцев.
Полотно-декорация для кахвехане
Картину «Битва арабов у Хайбара» неизвестного автора впервые демонстрируют широкой публике: ее достали из запасников и отреставрировали после иконографического анализа. На полотне размером 1,5 на 3 метра изображены события 629 года в оазисе Хайбар к северу от Медины. Чтобы прочитать его, надо двигаться слева направо: пророк Мухаммед проводит слюной по больным глазам будущего халифа Али, и тот прозревает; Али бьется с сильнейшим воином города Мархабом Хайбари; Али срывает с петель ворота крепости и использует их в качестве моста.
Такие декорации чаще всего использовали в кофейнях (кахвехане), хотя со второй половины XIX века пили там не только кофе. Иранцы пристрастились к чаю, к которому их приучили русские солдаты после русско-персидских войн 1804–1813 и 1826–1828 годов. В кахвехане, которые работали с утра до ночи, допускались только мужчины: там они курили кальяны и вели интеллектуальные беседы.
Для развлечения посетителей владельцы заказывали художникам масштабные полотна, по которым разыгрывали сценки. Отбивая посохом ритм, сказители (наккал) в хитонах декламировали строки из «Шах-наме» или Хафиза, рассказывали религиозные истории про пророка Мухаммеда или имама Хусейна.
Кто-нибудь читает нараспев, постоянно покачиваясь взад и вперед, а все другие внимательно слушают и при всяком хорошем стихе или выражении громко выражают свое одобрение или восклицанием: «ба, ба, ба!» или словами: «барик алля!» в таком же смысле, как мы иногда говорим: «ей Богу, хорошо!» или: «дорост! дорост!» — верно, верно! И эти восклицания повторяются во все время чтения, кстати сказать, ужасно скучнаго по его убийственной монотонности.
Евгений Белозерский. «Письма из Персии. От Баку до Испагани», 1886 год
Миниатюра по поэме «Хосров и Ширин»
В экспозиции представлена иллюстрация к произведению великого персоязычного поэта Низами Гянджеви. Поэму «Хосров и Ширин» из сборника «Хамсе» («Пятерица») Низами написал в 1180–1181 годах для сельджукского султана Тогрула III. В ее основе лежит хрестоматийная история любви персидского шаха династии Сасанидов Хосрова Парвиза («Победоносный»), который правил в 590–628 годах, и христианской принцессы Ширин («Сладкая»).
На миниатюре запечатлен ключевой момент, после которого сюжет поэмы резко меняет направление. Цветущей весной, когда влюбленная пара отдыхала во время путешествия по холмам, на их палатку напал лев. Хосров одолел его голыми руками (по книге — с помощью лука и стрел), а Ширин настолько прониклась его храбростью, что поцеловала шаху руку. Вечером молодые рассорились и из-за гордости не могли примириться. Они разъехались: Хосров заключил династический брак с византийской цесаревной Марьям, а в Ширин влюбился скульптор Фархад. После череды событий Хосров и Ширин все же воссоединились, однако их история закончилась трагически — гибелью обоих.