Безумна живопись Эрнста Йозефсона: как психические проблемы сделали из несостоявшегося «Рембрандта» отца современного искусства

Художник родился в 1851 году в Стокгольме. Он принадлежал к династии шведских евреев, известной с 1780-х годов. В числе его близких родственников были композиторы, актеры, дирижеры и режиссеры, директор Королевского театра в Стокгольме и музыкальный руководитель Уппсальского университета.

Йозефсон с ранних лет отличался необычайным живописным талантом, ярким темпераментом и здоровым честолюбием. Он был многосторонне одарен – увлекался музыкой, писал стихи, играл в любительском театре. Он поступил в Стокгольмскую Академию художеств, будучи шестнадцатилетним юношей. Однако путь, начавшийся с ранней славы, оказался омрачен чередой потерь. В семнадцатилетнем возрасте он потерял любимую сестру Геллу, спустя два года ушел из жизни его отец… Эрнст перенес все стоически, не переставая постигать тайны живописи. Говорят, в годы своего ученичества он шокировал всех громким заявлением: «Я стану шведским Рембрандтом или умру!». Первая крупная его работа студенческих лет - «Стен Стур Старший освобождает королеву Кристину Датскую из тюрьмы аббатства Вадстен» - была удостоена королевской медали.
Завершив учебу в Академии, Йозефсон немало путешествовал, посетил Францию, Италию и Испанию, брал уроки живописи у местных мастеров, рисовал старинные замки и дворцовые интерьеры.

Кроме того, он копировал старинные образцы живописи. Как и его великий предшественник, Эрнст Йозефсон писал много полотен на библейские и исторические темы. Драматичные ракурсы, тусклое мерцание золота в свете факелов, глубокие мрачные тени…

Оказавшись во Франции, художник неожиданно увлекся импрессионизмом, проникся глубоким уважением к Курбе и другим живописцам-бунтарям, отрицавшим все то, чему он сам учился долгие годы, подружился с Мане и возглавил «шведскую художественную колонию» в Париже.
Вернувшись в Швецию, по словам биографов, Йозефсон, которому не было еще и тридцати лет, собрал вокруг себя целую армию художников, противоборствующих академизму. Он достиг успеха как портретист – лучший в своем поколении, но тянуло его к другой живописи.

Однако импрессионистские пейзажи, где шведская природа представала наполненной глубоким мистицизмом и высоким духовным чувством, публика приняла холодно, а музеи отказывались их выставлять.

Одну из своих работ, «Дух моря», Йозефсон переписывал десяток раз, но Национальный музей в Стокгольме, которому он предлагал приобрести это полотно, всякий раз отвечал отказом. В конце концов картина была приобретена принцем Евгением, который строго-настрого запретил в дальнейшем ее перепродавать или передавать в какие-либо музейные собрания.

Неприятие, смерть матери, последствия сифилиса, перенесенного в молодости, безответная любовь – все это постепенно подтачивало душевное здоровье художника. А его работы становились все более странными. К концу восьмидесятых годов он оказался почти без средств к существованию, увлекся оккультизмом и спиритизмом… Поездка в Бретань, предпринятая ради восстановления сил и финансового положения, не принесла ожидаемых результатов. В 1888 году Эрнст Йозефсон впал в трансовое состояние, в котором находился около года. Он был госпитализирован в психиатрическую больницу города Упсала. Врачи диагностировали у художника dementia praecox – шизофрению. Он страдал от ярких религиозных галлюцинаций, называл себя то Христом, то Богом, то апостолом Петром… и не прекращал рисовать. Он говорил с духами и художниками прошлого, он подписывал свои работы именами Веласкеса и Рембрандта, утверждая, что он лишь инструмент, лишь проводник для их таланта…
Немало талантов было погублено душевными заболеваниями, но Йозефсон, чья блестящая карьера лежала в обломках, явил миру новые грани своего таланта. После пережитого душевного кризиса Йозефсон написал два стихотворных цикла – «Черная роза» и «Желтая роза». А когда в 1903 году в Стокгольме была открыта ретроспективная выставка художника, зрители пришли в замешательство, одновременно проникнутое ужасом и восторгом.

Казалось, на выставке представили свои работы два разных человека. Один – крепкий академист, презревший каноны своей школы ради творческих экспериментов, но все же играющий по правилам. И второй… безумец, медиум или пророк, выплеснувший в лицо публике хаотический вихрь линий, пятен, цветов, лики жителей иного мира, образы и символы, не поддающиеся расшифровке.

Работы Эрнста Йозефсона, который тогда пребывал в затворничестве и уединении, стали настоящим прорывом в глазах молодых художников. В Швеции его признали выразителем истинно народного, глубинного национального духа. В Германии, где Йозефсон периода «нормальности» известен не был, его сочли самородком, чей дар – порождение безумия. Интерес Йозефсона к модернистскому искусству был очевиден, но болезнь словно сорвала все ограничения, разрушила плотину на пути его бурных чувств. Из последователя импрессионистов, из внимательного ученика он превратился в гуру. У него появились подражатели, будущие отцы и матери экспрессионизма вдохновлялись его спиритическими полотнами – например, Эмиль Нольде. Именно с работ Йозефсона начался повальный интерес к творчеству людей с ментальными заболеваниями.

Йозефсона его новая слава уже не интересовала. Последние годы жизни он провел в Стокгольме на попечении у неких «двух дам» и скончался в возрасте пятидесяти пяти лет. Первые публикации о безумной живописи Йозефсона появились еще до этой сенсационной выставки, а спустя пять лет после смерти художника была издана его подробная, богато иллюстрированная биография. Его история поставила перед искусствоведами и психиатрами множество вопросов, однозначных ответов на которые нет по сей день.