Чем отличаются мамы и папы восьмидесятых-девяностых от родителей нулевых и десятых

На самом деле такое представление, конечно, ложно. Слово для любви не менялось, а вот она сама – ещё как. И любовь японца эпохи Хэйан могла бы тебя очень шокировать при столкновении с ней на практике. Даже под родительской любовью сейчас и, например, тридцать лет назад подразумевают совсем разные типы отношений. Об общественных требованиях к родительской заботе можно было бы вообще промолчать. Но мы не будем. Мы, наоборот, напомним тебе, как же сильно отличаются мамы и папы восьмидесятых-девяностых от родителей нулевых и десятых.

Ребёнку может быть больно!

Кажется поразительным, но во времена нашего детства для абсолютного большинства взрослых плач, крики, беспокойство ребёнка при болезненных медицинских процедурах или, например, растяжке на кружках танцев и гимнастики воспринимались как блажь и капризы, которые необходимо побороть. За то, что тебе делают больно, тебя же и стыдили! А в наше время педиатры нового поколения вслух говорят, что, если массаж слишком болезненный, то он не только не поможет, но, наоборот, навредит. Многие тренеры отказываются от калечащих практик растяжки и переходят на те же, которые предлагаются взрослым в фитнес-центрах. А родители стали наконец-то утешать детей после укола или другой неприятной процедуры.

Тыжедевочка

Признаем, фраза отлично существовала десятилетиями и отравляла жизнь не одной из нас. Но такого безумия вокруг простого факта женского пола ребёнка прежде не было. В восьмидесятых и девяностым большинству тыжедевочек всё же не пеняли за любовь к спортивным и просто подвижным играм, научную любознательность, драку ради отстаивания девчоночьей чести, желания носить брюки и равнодушие к розовому, лиловому и сиреневому цветам. На нынешних девочках как будто затягивают невидимые корсеты.

Отношение к здоровью

Родители в среднем стали куда внимательнее к здоровью детей и намного настойчивей в вопросах требования медицинской помощи, когда замотанный педиатр ещё ничего не заметил, а мама с папой уже обнаружили странности. Возможно, причиной тому – неуверенность в том, что, если болезнь запустить, можно будет получить нормальное лечение. Даже в девяностые на официальную медицину надеялись куда больше, чем сейчас.

Пелёнки

Наши родители считали, что неглаженые пелёнки не должны коснуться младенца. То ли он тогда заболеет, то ли ещё что-нибудь страшное. А сегодняшние всё чаще следуют совету педиатра избегать глажки нижнего и постельного белья для малышей: так, мол, кожа в нём лучше дышит. Тем более, что эпидемологическая обстановка в наших домах хорошая и жёстких складок, благодаря полоскателям для белья, больше на пелёнках после сушки нету.

Школьная программа

В восьмидесятые и девяностые родители ожидали, что школа сама даст знания. Ну, может быть, придётся нанять репетитора, чтобы ребёнок лучше знал иностранный язык или подготовился по профильным предметам для вступления в ВУЗ. Сейчас же оплата репетиторов или кружков по самым обычным школьным дисциплинам (и вовсе не для углублённого изучения!) входит в большинство семейных бюджетов, где ребёнок дорос до школы. Естественно, времени и денег на кружки по интересам остаётся куда меньше. Детям приходится переходить на те хобби, которым можно обучиться по видео в интернете, и кооперироваться в соцсетях, чтобы обмениваться опытом и хвастаться результатом.

Питание

Девиз восьмидесятых – ребёнок должен кушать плотно. В девяностых ребёнок был должен съесть, что дают, а не перебирать едой. Теперь же главное – погоня за полезностью питания. Чипсы в руках первоклашки способны вызвать у многих окружающих припадок. Накормившая в минуту душевной слабости дитятко бургером мать ещё месяц мучается угрызениями совести. Фото подростка, жующего полную холестерина жареную курицу, вызовет шквал гневных комментариев. Еда для детей (и притом вовсе не для малышей ясельного возраста) помногу, пристрастно, придирчиво обсуждается в интернетах. Зато никто больше не заставляет доедать.

Мотивация

Большая часть наших родителей в принципе не задумывалась над таким способом взаимодействия с ребёнком. Надо – значит, надо. Будешь плохо учиться – станешь дворником. Будешь хорошо учиться – станешь учительницей и будешь получать как дворник, зато работать в тепле. А по заднице не хочешь? Наши дети признают, кажется, только осознанную необходимость. Ну, то есть, надо убедить, что действительно надо, и нормально объяснить, почему. Отнимает много времени и сил, а вот работает ли лучше старых добрых угроз – пока только предстоит выяснить. Учёные вот стали утверждать, что лёгкий стресс способствует изучению нового. Лёгкий, мы сказали.

У детей есть мнение

С ним необязательно соглашаться, а многие и принимать во внимание не спешат, но его больше не отрицают как факт. Вопрос “да какое у тебя может быть мнение, в третьем-то классе?” – примета нашего детства, но, по счастью, не наших отпрысков.

Никакого ключа на шее

В большинстве семей восьмидесятых-девяностых ребёнок, доросший до школы, дорастал и до того, чтобы самостоятельно ходить по городу или сидеть дома в одиночестве, спокойно лопая холодные котлеты или бутерброды с маргарином и сахаром. Теперь в интернете родители рассказывают, что дети по закону не имеют права находиться без надзора взрослых до 12 лет. И действительно, увидеть одиннадцатилетку, спокойно переходящего оживлённую улицу на перекрёстке, стало трудно. То ли закон точно есть, то ли все в него верят.

Личное пространство

Личное пространство детей всё ещё активно нарушается самими родителями, но в целом хотя бы признаётся. Наличие своей комнаты или уголка для ребёнка стало считаться обязательным – это мы притыкались, где могли, а уж если гордо владели комнатей (обычно на пару с братом или сестрой), то родители заходили туда без стука и стеснения. Квартира ведь их, значит, и комната тоже их, нам просто давали там спать и сидеть. Если мы найдём дневник ребёнка и заглянем в него, будем потом терзаться муками совести. В наши дневники заглядывали с непринуждённостью читателей на абонементе.

Разговоры о сексуальной безопасности

Наши родители, похоже, боялись, что если предупреждать о педофилах, насильниках, юных приставалах, о том, как всё это происходит и как его избегать, то мы слишком заинтересуемся сексом и немедленно пойдём на улицу в проститутки. Более того, часто, если всплывал факт приставания или изнасилования, к девочкам нашего поколения и относились, как к прожённым шлюхам, независимо от возраста, в котором они пострадали. Так что большинство предпочитало молчать. Мы наконец-то перенесли фокус внимания с жертвы на насильника (по крайней мере, если жертвой стал или может стать наш ребёнок) и, мекая, бекая, краснея и потея от натуги и неловкости, проводим профилактические разговоры.

Как мы выжили?

Вопрос, который так любят пафосно задавать в интернетах и на который иногда хочется ответить: чудом. Дело не в том, что наши родители не старались. Дело в том, что, во-первых, советская педагогика рассматривала ребёнка прежде всего не как личность, а как заготовку будущего строителя коммунизма. Всё, что отвлекало от процесса изготовления строителя, считалось вторичным, и голоса в защиту учёта индивидуальности были слабы и робки. И, во-вторых, нашим родителям было действительно некогда. В 1980-ых многие матери занимались тем, что доставали. Нет, не понтовые джинсы и магнитофоны, а неравномерно выбрасываемое на прилавки: сапоги, овощи или фрукты, туалетную бумагу… Да и быт был куда суровее, чем сейчас. За стиркой-уборкой-готовкой (всё вручную и из сырейшего сырья!) времени и сил на детей толком не оставалось. В конце концов, это за нами же убирали, нас же обстирывали и кормили. В девяностых родители были заняты выживанием семьи. Многие матери стали одиночками, и многие – “челноками” и рыночными торговками с ненормированным рабочим днём. Нам давали столько, сколько могли. Как даём сейчас мы, исходя из наших возросших возможностей и новых трудностей времени (проблем с образованием, например). Вопрос, не слишком ли мы стараемся, кажется, поднимают только глупцы… и учёные, которые стали утверждать, что дети, лишённые “обычных” детских опасностей, например, чуть рискованных прогулок на природе или возможностей, которые давала детская площадка, изыскивают новые возможности рисковать. Куда более опасные, чем мы ожидаем. Возможно, следующее поколение будет спрашивать не “почему над нами не тряслись родители?”, а “почему над нами так тряслись?” и приходить от многих наших задвигов и методов в ужас. Кто знает.

Но, честное слово, всё же хорошо, что теперь у ребёнка есть мнение и личное пространство.