Одним далеко не прекрасным утром Киев взбудоражила история: перед анатомическим театром покончил с собой молодой, красивый мужчина, Владимир Шталь. Очень быстро выяснилась ещё одна пикантная деталь: перед смертью Шталь застраховал свою жизнь на пятьдесят тысяч рублей — сумма по тем годам немаленькая — и получательницей страховых выплат указал некую Марию Тарновскую, молодую красавицу, тоже уроженку Киева. Ни родственницей, ни свойственницей Тарновская Владимиру не являлась и в длительной любовной связи с ним замечена никогда не была.
Позже имя Марии всплывёт ещё не раз, и всегда — в очень странных историях.
Мария О’Рурк, дочь обрусевшего ирландского графа Николая О’Рурка, обращала на себя внимание вызывающим поведением и красотой ещё в полтавском институте благородных девиц — и это не высшее заведение, а средняя школа-пансионат. Стройная, голубоглазая, с мягко блестящими каштановыми волосами, она мало напоминала роковых красоток из романов и пьес — фамм фаталь должна была быть черноглазой брюнеткой. Но Марию несоответствие не смущало. Она ещё в старших классах вела себя так, что получила насмешливое прозвище от соучениц — «демивьержка», то есть «полудевственница».
Едва выйдя из стен пансионата, она обзавелась возлюбленным, сыном богатого украинского промышленника. Юношу звали Василием Тарновским. Против их союза были обе семьи. Для О’Рурков промышленники были людьми не своего круга, для Тарновских графская семья была просто голодранцами. Но Мария хотела замуж за Василия и вышла. Тайная свадьба, без благословения, без торжества — большой скандал по тем временам.
Став замужней дамой — точнее говоря, богатой замужней дамой — Мария разошлась.
Все увеселения, которые можно было отыскать в конце девятнадцатого века, пришлись ей по нраву: ночи в ресторанах, с шампанским и под звуки хора; клубника в эфире; уколы морфия золотым шприцом; конечно же, абсент, который, как тогда считалось, крадёт душу. Даже первого ребёнка Мария родила прямо в кабинете ресторана, под звуки удалой гулянки.
Однако у тестя начались финансовые неурядицы. Поток дотаций беспутному сыночку и его не менее беспутной молодой жене сильно оскудел. Привыкшая жить на широкую ногу Мария устраивала скандал за скандалом — то «скупердяю» тестю, то «тряпке» мужу. Наконец, она нашла выход. Влюбила в себя Петра Тарновского. Крутила, вертела и довела до самоубийства — в те годы это было проще, суициды были в моде, всё время на слуху. Теперь все дотации доставались только Василию, покойному Петру они были уже не нужны.
Неизвестно, не заподозрила ли что-то семья Тарновских, но после смерти Петра Василий и Мария поспешно уехали за границу. В чужой стране Мария внезапно опасно заболела. Мужу и заботы не было: он продолжил кутить, как уже привык. Более того, с яростью Мария слышала, как Василий спрашивал врача, скоро ли умрёт жена. Жена не умерла. Выздоровев, она начала мстить по‑своему: заводила любовников налево и направо, притом так откровенно, что Тарновской отказали от всех приличных домов.
Все любовники, как на подбор, были записными дуэлянтами.
Мария с удовольствием сталкивала их с мужем, надеясь или овдоветь, или увидеть, как его увозят на каторгу, но все дуэли заканчивались малой кровью. После очередной неудачной дуэли Мария уговорила любовника застраховать свою жизнь в её пользу и… Вот то, чего никто не мог понять — как она так ловко доводила своих бесчисленных мужчин до самоубийства, до клятв покончить с собой? Даже модой на роковые страсти такое объясняется с трудом. Быть может, она была гипнотизёркой? В общем, дуэлянт впервые выстрелил в свою голову, а не чужую.
Отчаявшись стать вдовой, Мария затеяла развод. Адвокатом её стал Донат Прилуков, уважаемый семейственный человек. Конечно же, Мария соблазнила Прилукова. Он украл деньги клиентов, и вот уже пара предаётся африканским страстям под небом Алжира. А кончились деньги — не беда. Там же, в Алжире, отдыхал граф Комаровский, состоятельный вдовец. Надо ли говорить, что вскоре после знакомства с Тарновской он застраховал свою жизнь на крупную сумму и притом в её пользу?
Намерения у Комаровского были самые серьёзные. Тарновскую он привёз к себе домой, представил родне и оставил под приглядом близких — ему самому срочно надо было в Венецию, купить палаццо (дворец), чтобы свить там любовное гнёздышко. Ждать Комаровского было скучно, и Мария немедленно завела себе некоего Наумова, который, по большому счёту, известен был только тем, что доводился роднёй Тургеневу, пил абсент и писал стихи о смерти.
С Наумовым Тарновская ни в чём себя не ограничивала: хлестала его плетью, прижигала руки сигаретами, топтала каблучком.
Наумов млел, называл Марию своей госпожой. Госпожа велела ему убить Комаровского — якобы он её ужасно оскорбил, и Наумов отправился в Венецию. С небольшой задержкой следом отправилась и Мария, надеясь приехать на место уже безутешной женщиной, которую разлучила с возлюбленным смерть.
Всё провалил, конечно, Наумов, любитель мелодрам. Он не просто застрелил старика Комаровского, а демонстративно, с криком: «Вы не должны жениться на графине!» Хуже того, он оказался удивительно косорук и застрелить толком соперника не смог. Тот умер, но очень не сразу. Наумова схватили и, когда во время следствия всплыли подробности о страховке, обиделся на приземлённость Тарновской и всё выложил.
История наделала огромного шума. Зал суда, куда привозили Марию, постоянно был набит битком. Незнакомые ей мужчины закидывали её цветами. Чтобы карабинеры не одурели от её смертельных чар и не попробовали устроить побег, их сменяли возле Марии каждый час. По пути в суд — Тарновскую везли на открытой лодке — с мостиков и берегов канала кто-нибудь обязательно истерично выкрикивал признания в любви. И это при том, что лицо Тарновской нарочно было закрытой густой чёрной вуалью.
Марию приговорили к восьми годам тюрьмы. По слухам, после тюрьмы она сумела выйти замуж за одного из своих поклонников, американского офицера, а потом быстро сменить его на аргентинского миллионера и там, в Аргентине, ограничивалась уже знойным танго, аргентинскими винами и ролью жены и матери. Что касается Шталя, с которого мы начали эту историю — своим самоубийством он заплатил за одну ночь любви. Декаданс. Тогда и не такое было в моде.