Главные особенности творчества Льва Бакста, которые сделали его таким, какой он есть

Бакст был на самом деле белорусским евреем

Хотя многие считают Льва россиянином из-за его участия в проекте, но это верно только в историческом смысле — в год его рождения нынешние белорусские города были частью Российской Империи. Кроме того, он долго жил непосредственно в России, в Санкт-Петербурге, и учился в Академии художеств — это делает его в том числе российским художником, как французской художницей была уроженка Украины Мария Башкирцева. В родном городе, кстати, одна из улиц носит имя Бакста.

Родился же Лейб Розенберг — таково настоящее имя художника — в городе Гродно, в семье настолько ортодоксально-иудейской, что представить в мальчике будущего Леона Бакста, рисующего дерзкие полуобнажённые силуэты, было трудно. В общем-то, он и имя сменил на менее «еврейское» не только для того, чтобы снизить давление дискриминации, но, как делали тогда многие молодые евреи, чтобы символически отделиться от традиционной среды. Притом он вовсе не отказался от корней. Бакст — это сокращение от девичьей фамилии матери, Бакстер. Лев и Леон — имена, нарочно выбранные за схожесть с Лейбом. Кроме того, почти всю жизнь художник оставался иудеем.

Дедушка Льва был отцом и его отцу, и его матери

Никакой «клубнички». Через некоторое время после того, как Розенберг-старший женился на Бакстер-младшей, тесть решил его усыновить. По каким-то причинам так было удобно. Кстати, мадам Бакстер-старших было две. Когда дедушка Льва переехал в Санкт-Петербург и перевёз с собой семью, в сердце его на склоне лет ударила новая любовь. Он развёлся с бабушкой Льва и немедленно женился на петербургской пассии.

Никто не знает, что сделал дед для того, чтобы еврейской семье разрешили поселиться в столице — до революции это было очень непросто. Позже, в 1909 году, когда Бакст решил в очередной раз вернуться в Петербург, то обнаружил, что ему это запрещено как еврею. Хотя евреем он был и до того. Впрочем, ради брака с дочерью Третьякова он перед тем принимал лютеранство, а потом развёлся с ней и официально вернулся в иудаизм. Тем, вероятно, и напомнил о своём происхождении.

Чтобы Бакст мог свободно въезжать в столицу, его выбрали академиком Императорской академии художеств, но Лев уже обиделся и уехал жить во Францию.

Его имя постоянно всплывает, когда мы читаем о звёздах начала века

Зять того самого Третьякова. Товарищ Александра Бенуа и Пабло Пикассо. Знакомый Зинаиды Гиппиус (и множества других поэтов и писателей). Собутыльник Модильяни. Преподаватель детей из царской семьи. Учитель Марка Шагала. Друг и попутчик Серова. Официальный потомственный и почётный житель Петербурга. Преподаватель в школе-студии Званцевой.

Царь Николай II заказал ему патриотическое полотно — очень иронично, с учётом выбора Бакстом Франции как новой родины. Впрочем, это было до того, как художника перестали впускать в Петербург.

Чуть не все проекты с участием Бакста — чрезвычайно громкие. Он иллюстрировал тот самый «Сатириконъ», делал эскизы к сезонам Русского балета, которыми засматривается интернет и в наши дни, рисовал Павлову, Нижинского, Кокто, Дебюсси, Рубинштейн — и многие статьи о них украшены именно его портретами. Прославился в моде начала века — создавал не только оригинальные текстильные узоры, но и концепции костюмов. Так, например, знаменита многим по «Двенадцати стульям» модница, дочь миллионера, мисс Вандербильт одевалась в наряды, спроектированные Бакстом. Подражая ей, Бакста «носили» все богатые американки.

Бакст произвёл настоящую модную революцию, введя в актуальные образы такие элементы, как туфли на платформе, ярких цветов парики и волосы (красного цвета можно было добиться с помощью стрептоцида, без париков), тюрбаны и шаровары, обилие прозрачных вставок и низкое длинное декольте. Американские модницы так любили Бакста, что даже устроили в двадцать третьем году бал костюмов по его эскизам. Театральным. И смотрелось совершенно нормально и актуально. Кстати, именно на эскизы Бакста ориентировался Голливуд, создавая «восточный стиль» для своих картин о приключениях в мусульманских странах.

Строго говоря, он и французский художник тоже

В юности Лев Самойлович бросил гимназию, чтобы вольнослушателем (то есть не ради диплома, без экзамен) заниматься в Академии художеств, и бросил Академию художеств, чтобы уехать во Францию и закончить Академию Жюлиана — ту самую, из которой выпустилась и Башкирцева. Да, эти знаменитые живописцы были современниками, хотя и не ровесниками.

Во время обучения у Жюлиана Бакст как будто попривык к Парижу и постоянно потом подолгу жил. Окончательно он переселился в Париж после запрета на въезд в Петербург. Умер он в пригороде французской столицы, в двадцать четвёртом году, от отёка лёгких — а значит, считался жителем Франции четверть века. И всё это время — творил.

Изящество и провокация

После первого же балета с костюмами и декорациями от Бакста в прессе прозвучало слово «провокация». Прозрачные ткани, рискованные или вовсе откровенные декольте, очень нестандартные, непривычной эстетики, решения. Одни негодовали, видя в костюмах Бакста «порнографию», другие говорили о тонкой чувственности или даже возвышении над телесным. И все хвалили изящество.

Личные художественные вкусы Бакста шокировали бы многих современных почитателей его таланта: сам он в картинах ценил как раз вовсе не изящество. Ему интересны были многие работы Пикассо и Модильяни, да и вообще любил кубистов, но самый-самый фаворит был примитивист Анри Руссо. Многие современные любители эскизов Бакста противопоставляют их «грубому» искусству двадцатого века — взгляни они на картины Руссо, которые так ценил Лев Самойлович, и были бы крайне шокированы. Но если бы Бакст не любил дерзость, он не стал бы новатором и не вошёл бы в историю. А так — когда умер Бакст, весь мир говорил о том, что умер сам модерн.

Одной из последних провокаций Бакста можно назвать то, что он, кумир миллионерских жён и дочек, официально приветствовал советскую власть в России. Правда, покидать Париж не спешил. Впрочем, скорее всего, это был принципиальный манифест: власть, которая не загоняет своих подданных на окраину за то, что они не той национальности, более законна была для Бакста, чем власть, которая могла сказать прославившему Россию еврею «вход в столицу пархатым запрещён».

Бакст был не единственным, кто из художников эпатировал публику. Как дерзкие русские художники из общества «Бубновый валет», из хулиганов и провокаторов превратились в классиков авангардизма.