Как в царской России торговали любовью

«Пойди за меня – я тебя хочу, а ты меня» – вполне открыто, по-современному писал Микита своей возлюбленной Малании в берестяной грамоте под номером 377; но это было написано в 13 веке в свободной Новгородской республике, по сути, в европейской стране. А в Московском царстве допетровских времен женщина была, по восточным обычаям, подчинена своему мужу, а даже сама тема секса была табуирована.

В допетровской России церковь проникала во все сферы жизни; высшие иерархи имели влияние на политику, а в деревне священник был часто единственным постоянным представителем хоть какой-то власти. Церковь запрещала прелюбодеяние и тем более блуд (сексуальную жизнь вне брака), а измена трактовалась неравноценно: изменой для мужчины церковь готова была считать только наличие семьи на стороне; для женщины же даже думать о прелюбодеянии – уже измена. Да и сходить никуда не получится – богатые женщины жили в теремах под надзором охраны и слуг, а горожанки и крестьянки, помимо вороха забот, были окружены детьми и родственниками. Вот такая сексистская Русь.

В этих условиях профессиональной проституции в России почти не было. Что, разумеется, не значит, что не было блуда, побивания кнутом отдельных «блудных девок», сексуальных услуг при банях… Существовало и сводничество – услуги по организации тайных встреч, запрещенные Соборным Уложением 1649 года.

Постоянные публичные дома появились только в петровской России. Многое при Петре было перенято из Европы – и премудрости этой деликатной сферы в том числе. 

«Прядильные дома» и их обитательницы

Во второй половине XVII века в России появилось множество европейцев, которых государство нанимало: строить корабли, обучать солдат и мастеровых, командовать полками и флотилиями. Вслед за ними ехали торговцы, повара, слуги и проститутки. В Европе того времени любовь за деньги давно была обычным делом. Возможно, первые публичные дома в России появились именно в московской Немецкой слободе – эдаком европейском городке на берегах Яузы.

Ещё в 1697 году царь Петр составил наказ ярославскому воеводе Степану Траханиотову, документ, служивший руководством всем городским воеводам, в котором читаем: «Беречь накрепко, чтобы в городе, на посаде, и в уезде… и в деревнях [...] корчем, и бл*дни, и табаку ни у кого не было», – прямое свидетельство о появлении регулярных мест, где можно было получить сексуальные услуги за деньги. Проституция, а вместе с ней и венерические болезни, проникла и в армию. Уже в 1716 году в Воинском уставе Петр предписывает полковым лекарям лечить «офицеров, которые наживают себе болезни французские», только за отдельную плату.

Царский указ от 13 февраля 1719 года предписывал отлавливать в Москве «по разыскным делам виновных баб и девок, которые смертной казни будут не подлежать» и заключать их в «прядильные дома», где употреблять на производство пряжи и кормить так же, как заключенных на каторге. В Петербурге первым таким заведением стал Калинкинский работный дом на Фонтанке, 166, при Петербургской шпалерной мануфактуре. Известно, что уже при Елизавете Петровне «лечение» трудом здесь проводилось анонимно: женщины числились под номерами, имели право носить маску и скрывать свое имя и статус.

Как Екатерина II и Николай I заботились о секс-работницах

Калинкинская больница в Петербурге

Екатерина II лично занялась проблемами распространения в обществе инфекционных и «прилипчивых» болезней, а также вопросами общественной морали. Ее «Устав благочиния» (1782) запретил организацию борделей и занятия проституцией – за это брали штраф и сажали на полгода в «смирительные дома» – работные тюрьмы, или отсылали на фабрики. Также Екатерина еще раньше, в 1771 году, обязала всех промышленников, не отказываясь, принимать на работу осужденных проституток – до этого помещики-фабриканты под разными предлогами отсылали их назад в полицию.

Власть не пыталась изолировать или сослать проституток и сутенеров – их просто периодически заставляли работать на государство и платить штрафы. К концу правления Екатерина обязала всех секс-работниц проходить медицинские осмотры, планировала выделить места в городах под публичные дома, но смерть прервала ее деятельность.

Павел I, со свойственной ему гигантоманией и «в пику» матери, в 1800 году предписал ссылать почему-то именно московских проституток аж «на Иркутские фабрики». Из пойманных и содержавшихся в тюрьме 69 женщин 19, в основном солдатских жен и вдов, все-таки уехали в Иркутск. Это были самые строгие известные принятые меры против проституции в царской России.

Николай I фактически легализовал проституцию в России. Согласно предыдущим законам, она формально запрещалась. Однако в 1843 году учредили «Врачебно-полицейский комитет», который ставил проституток на учёт. Теперь взамен паспорта им выдавали «заменительный билет», в котором ставили отметки о врачебных осмотрах и уплате госпошлины. В 1844 выпустили «Правила содержательницам борделей» и «Правила для публичных женщин». 

Николай I (у которого, кстати, было несколько известных фавориток) был военным и понимал, насколько мужчинам на долгой изнурительной военной службе (а во всех городах всегда стояли и квартировали полки регулярной армии) не хватает общества женщин. Человеческое естество, согласно логике царя, следовало не изживать, а регулировать.

Как жили русские проститутки?

С 1844 года бордели с разрешения полиции могли открывать женщины от 30 до 60, «благонадежные». Работать там позволялось женщинам не моложе 16 лет (минимальный брачный возраст в то время). Содержательница должна была заботиться о здоровье живущих в публичном доме. Дома регулярно обходили врачи, которые отсылали женщин с явными признаками «французских болезней» в больницы, а здоровым ставили отметки в билетах. «Мамаш» также наказывали за доведение женщин «до крайнего изнурения неумеренным употреблением». Кстати, с учета можно было сняться и получить паспорт назад – поводом служило замужество, возраст, болезнь, или передача на поруки родственникам с обязательством их следить за нравственностью девушки. 

Притоны и публичные дома в русских городах, как и в Европе, обычно находились в определенных кварталах. Самой частой приметой таких домов были плотно закрытые и занавешенные окна – ведь соседи-горожане чаще всего жаловались в полицию на шум, доносящийся из подобных мест. В 1861 занавески днем и ставни ночью сделали обязательными для всех публичных домов. Тогда же притоны обязали «действовать тайно», то есть без вывесок и рекламы, и запретили размещать бордели ближе 300 метров от училищ, церквей и школ, но в российских губерниях это расстояние постоянно сокращали. Хорошо же, стало быть, шел бизнес!

Клиентам о работе сообщали условными знаками. Историк Светлана Малышева пишет, что на одной из улиц Казани таким знаком служила игрушечная собачка на окне: если она повернута мордой наружу, то девушка сейчас свободна. 

Внутри борделей запрещалось держать изображения царя, а вот иконы не возбранялись. Многие из секс-работниц были религиозны и регулярно посещали церковь. Обстановка самих домов разнилась в зависимости от уровня и региона; лучшие бордели столиц вообще напоминали гостиницы – со штатом прислуги, рестораном, живой музыкой… В нестоличных городах ситуация была подчас сурова.

Количество «девушек» в провинциальных борделях всегда превосходило число кроватей в заведении, а значит, в часы отдыха спать женщинам приходилось вдвоем. А когда они могли выспаться? Только по дням церковных праздников и по воскресеньям – и то только до полудня! В свободное от работы время, в основном днем, они сидели по тем же домам – уставы запрещали им стоять перед окнами (и смотреть в окна), гулять компаниями по улице. Обязательной частью их повседневной жизни было пьянство; в 1870-х годах правительство даже отменило запрет на хранение алкоголя и продажу его клиентам в публичных домах: он никогда и не соблюдался.

Если в середине XIX века зарегистрированных проституток в Петербурге было около 2000, то в 1901 году в 2400 публичных домах города работало более 15 000 женщин (и это только легально!) Для сравнения, в Казани в 1859 было зарегистрировано 274 проститутки и 11 публичных домов; в 1898 домов было уже 35 (данных о том, сколько было в этом году женщин, нет). Но количество реальных проституток превышало количество зарегистрированных в разы. Не желая регистрироваться, тем же промыслом жили «хористки», «арфистки», «певицы», жившие при тех заведениях, в которых они и работали; часто они и вправду пели или играли на музыкальных инструментах.

Именно такая «тайная» проституция и была занятием большинства секс-работниц в Российской империи; она необыкновенно выросла с началом Первой мировой войны. «Города, – писал с фронта домой в сельскую местность военнослужащий в 1915 году, – это какие-то громадные публичные дома».

Количество женщин, занимавшихся любовью за деньги, в России накануне 1917 было неисчислимо. Посещение проституток в дореволюционном обществе не было «блудом», как считалось в древней и считается в современной России. Это была социально приемлемая форма мужского досуга, традиционная для студентов, офицеров и других мужских городских групп. Многое изменилось после революции 1917 года.