Классики-картежники: как Державин промотал все деньги матери, а Некрасов выиграл себе жену

Как Гаврила Державин промотал все деньги матери

Владимир Боровиковский. Портрет Гавриила Державина (фрагмент). 1811.

Известный поэт пристрастился к картам, когда служил в Преображенском полку в Петербурге. В начале 1767 года его перевели на ямскую подставу, где он в течение четырех месяцев надзирал за подготовкой лошадей к проезду императрицы Екатерины II и ее двора. Там под руководством офицеров братьев Петра и Алексея Лутовиновых он и стал проводить вечера за картами. Чаще всего компания шумно и пьяно кутила в Валдае.

Кто не бывал в Валдаях, кто не знает валдайских баранок и валдайских разрумяненных девок? Всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие, воспользоваться его щедростью на счет своего целомудрия.

Самый серьезный проигрыш случился с Державиным в тот же год в Москве. После летнего отпуска, проведенного вместе с родными в Оренбургской губернии, он направился в Петербург. Мать передала ему с трудом накопленные деньги и поручила заехать в Москву, чтобы купить небольшую деревушку в 30 душ на Вятке.

Дело затянулось, и Державин остановился у своего двоюродного брата — майора Ивана Блудова. Тот вместе с приятелем подпоручиком Максимовым «завели его сперва в маленькую, а потом и в большую карточную игру», в результате которой он заложил купленное имение и все проиграл. А в попытках отыграться, вместо планируемых двух месяцев Державин провел в Москве больше двух лет.

Попав в такую беду, ездил, так сказать, с отчаяния, день и ночь по трактирам искать игры. Спознакомился с игроками или, лучше, с прикрытыми благопристойными поступками и одеждою разбойниками; у них научился заговорам, как новичков заводить в игру, подборам карт, подделкам и всяким игрецким мошенничествам. <…> Если же и случалось, что не на что не токмо играть, но и жить, то, запершись дома, ел хлеб с водою и марал стихи при слабом иногда свете полушечной сальной свечки или при сиянии солнечном сквозь щелки затворенных ставней. Так тогда, да и всегда, проводил он несчастливые дни.

Хотя он никогда не опускался до воровства или предательства, в 1769 году Державин обобрал с приятелем прапорщика Дмитриева в популярной игре фараон. Мать проигравшего обратилась с жалобой в полицию, обвинив их в выманивании векселя в 300 рублей и купчей на родовое имение. Об этом и других проделках узнали в Петербурге — и тогда Державина чуть не разжаловали в солдаты.

Раскаявшись в распутстве и карточном мотовстве, в марте 1770 года Державин занял у знакомого 50 рублей и срочно выехал в Петербург. Правда, раскаяние длилось недолго: до Петербурга поэт доехал проигравшись. Обуздать азарт его вынудило несчастье: в тот же год скончался от чахотки его брат, и поэт остался у матери единственной опорой. Впредь играл только по особой нужде и не гнался за крупными выигрышами.

Как Иван Крылов играл ради сильных ощущений

Иван Эггинк. Портрет Ивана Крылова (фрагмент). 1834.

Иван Крылов увлекся картами в юности. Он имел страсть к математике и любил просчитывать наперед ходы соперников. В 19 лет Крылов анонимно опубликовал в петербургском журнале «Утренние часы» первые басни. Две из них — «Стыдливый игрок» и «Судьба игроков» — посвятил карточным играм.

Крылов рассказывал журналисту-издателю Фаддею Булгарину, что пристрастился к игре «вовсе не из корыстолюбия, но ради сильных ощущений». «Банкометы», как называли тогда отъявленных картежников, державших «банк», разъезжали по трактирам и ярмаркам. И «как хищные звери» искали добычи. В результате: «Не зная ни света, ни людей, Крылов попался в одну из этих шаек, и его обобрали, как говорится, будто липочку!».

В 1795 году Крылова даже привлекли к ответу по делу нескольких профессиональных шулеров. Он был вынужден переехать в поволжское имение Зубриловка князя Сергея Голицына. В 1801 году князя назначили рижским генерал-губернатором, и Крылов, как его секретарь, переехал в Ригу. Только вместо канцелярских дел он частенько пропадал на пирушки с карточными забавами. Сначала играл в маленький банк с дамами, а затем перешел к крупным ставкам. И выигрывал, часто вплоть до 70 тысяч рублей. Для сравнения, чтобы прилично содержать семью, было достаточно шести тысяч рублей в год.

В 1806 году, «искушенный в превратностях жизни», он вернулся в Петербург. Вечерами он посвящал себя театру и снова карточным играм.

Нельзя сказать: он играл в карты; он жил ими, он видел в них средство разбогатеть. <…> По-прежнему он отыскивал игроков, вмешивался в их сборища — но уже не был так счастлив, как прежде. Вместе с какими-то шулерами он был призван к генерал-губернатору, который объявил им, что они, на основании законов, подлежат высылке из столицы; обратясь же к Крылову, он сказал: «А вам, милостивый государь, стыдно. Вы, известный писатель, должны были бы сами преследовать порок, а между тем не стыдитесь сидеть за одним столом с отъявленными негодяями». Ему также грозило изгнание из столицы; но он отделался, пренаивно сказав: «Если бы я их обыграл, тогда бы я был виновен; но ведь они меня обыграли. У меня осталось из 110 тысяч — всего 5; мне не с чем продолжать играть…»

Азарт приутих после 1810 года, когда у баснописца отыграли все выигрыши.

Как Александр Пушкин едва не проиграл «Евгения Онегина»

Борис Щербаков. Пушкин в Михайловском (фрагмент). 1969.

Увлекаться картами Пушкин начал еще в Царскосельском лицее: на вечерних салонах он поигрывал в банк и наблюдал за светскими партиями. В 1819 году он писал в черновом наброске произведения «Наденька»:

Несколько молодых людей, по большей части военных, проигрывали свое именье поляку Ясунскому, который держал маленький банк для препровождения времени и важно передергивал, подрезая карты. Тузы, тройки, разорванные короли, загнутые валеты сыпались веером, и облако стираемого мела мешалось с дымом турецкого табаку.

В тот год поэт готовил к изданию по подписке свой первый сборник стихотворений. Весной 1820 года, когда подписные листы были готовы к печати, он проиграл сборник Никите Всеволожскому, основателю литературного общества «Зеленая лампа».

Помнишь ли, что я тебе полупродал, полупроиграл рукопись моих стихотворений? Ибо знаешь: игра несчастливая родит задор. Я раскаялся, но поздно — ныне решился я исправить свои погрешности, начиная с моих стихов, большая часть оных ниже посредственности и годится только на совершенное уничтожение, некоторых хочется мне спасти. Всеволожский милый, царь не дает мне свободы! продай мне назад мою рукопись, — за ту же цену 1000 (я знаю, что ты со мной спорить не станешь; даром же взять не захочу). Деньги тебе доставлю с благодарностью, как скоро выручу — надеюсь, что мои стихи у Сленина не залежатся.

Серьезно Пушкин пристрастился к игре во время первой, Южной ссылки (1820–1824). Игры в банк, штос и экарте приводили к дракам, дуэлям и крупным проигрышам.

В 1826 году после Михайловской ссылки в Москве он чуть не проиграл пятую главу «Евгения Онегина». В игре с Александром Загряжским, тестем брата Льва Пушкина, поэт поставил на кон новые строфы и дуэльные пистолеты. Отыграться удалось лишь в последний момент. Подобное случалось с ним не раз.

Ангел мой Вяземский или пряник мой Вяземский, получил я письмо твоей жены и твою приписку, обоих вас благодарю и еду к вам и не доеду. Какой! меня доезжают!.. изъясню после. В деревне я писал презренную прозу, а вдохновение не лезет. Во Пскове вместо того, чтобы писать 7-ую главу «Онегина», я проигрываю в штос четвертую: не забавно.

Уже в 1829 году Пушкин числился в полицейском списке московских картежников. Из 93 упоминавшихся человек у его 36-го номера даже была приписка «известный в Москве банкомет». Английский путешественник Томас Рейке вспоминал о фразе Пушкина на одном из приемов в Петербурге: «Я бы предпочел умереть, чем не играть».

Пушкин немного остепенился после женитьбы: он перестал проигрывать по-крупному. Тем не менее после его трагической гибели в 1837 году император Николай I выделил немалые суммы, чтобы уплатить долги поэта.

Ты баба умная и добрая. Ты понимаешь необходимость; дай сделаться мне богатым — а там, пожалуй, и кутить можем в свою голову. <…> Я перед тобой кругом виноват, в отношении денежном. Были деньги… и проиграл их. Но что делать? я так был желчен, что надобно было развлечься чем-нибудь. Все тот виноват; но бог с ним; отпустил бы лишь меня восвояси.

Как Николай Некрасов выиграл себе жену

Иван Крамской. Николай Некрасов в период «Последних песен» (фрагмент). 1877–1878

Азарт к карточным играм передался Некрасову по наследству. Писатель сам называл эту склонность «органическим пороком» всего рода: его дед Сергей Некрасов за свой последний проигрыш в восемь тысяч ассигнациями заложил ярославское имение Грешнево, а отец Алексей Некрасов спустил практически все накопленное его предками.

Я пошел к отцу с вопросом: «Что это за документ?» Отец сказал: «Это подлинное, благодаря которому мы не умерли с голоду и нам что-нибудь осталось. Предки наши были богаты, прапрапрадед ваш проиграл семь тысяч душ, прапрадед две, дед (мой отец) одну, я ничего, потому что нечего было проигрывать, но в карточки поиграть тоже любил» (то же должен сказать и о себе).

17-летний Некрасов стал поигрывать в карты в Петербурге, когда решил поступить в университет. А в 1840-е годы Некрасов, уже будучи издателем, за карточными играми не только выручал деньги, но и заводил нужные знакомства.

Как вспоминали современники, он никогда не позволял себе «зарываться». Его увлекала возможность не только выиграть кучу денег, но и побороться со «слепой фортуной игрой». Играл Некрасов очень осознанно — только на специально отложенные деньги и по собственной системе. А перед важной игрой хорошенько высыпался и принимал ванну с ромом, чтобы взбодриться.

— Самое большое зло в игре — проиграть хоть один грош, которого вам жалко, который предназначен вами по вашему бюджету для иного употребления. <…> Вот, например, я в начале года откладываю тысяч двадцать — и это моя армия, которую я так уж и обрекаю на гибель. Начинаю я играть, — допустим, что несчастно, проигрываю я тысячу, другую, третью, — я остаюсь спокоен, потому что деньги я проигрываю не из своего бюджета, а как бы какие-то посторонние. Положим, что играю я в штос; вижу — в штос мне не везет. Тогда я бросаю его — принимаюсь за ландскнехт, играю в него — неделю, месяц. Если и ландскнехт не везет — принимаюсь за макао, за пикет, за мушку. И поверьте, что, перебравши таким образом три-четыре игры, я непременно натыкаюсь на такую, в которой мне так начинает везти, что я в два-три присеста не только возвращаю все проигранное в предыдущие игры, но выигрываю еще столько же.

В 1854 году он стал членом Английского клуба, и вскоре среди компаньонов Некрасова, которых он не раз очень крупно обыгрывал, были императорские сановники Александр Адлерберг и Александр Абаза. Самый большой выигрыш Некрасова достигал 600 тысяч.

В 1870 году писатель познакомился с 19-летней Феклой Анисимовной Викторовой. По слухам, Некрасов выиграл Феклу у ее содержателя. Чтобы распрощаться с прошлым, Некрасов стал называть ее Зинаидой Николаевной, дав отчество по своему имени.