Пасхальное восстание пришлось, собственно говоря, на пасхальную неделю и неделю продлилось. Целью мятежников была независимость Ирландии; они полагали, что для этого достаточно захватить Дублин. Надежда была на то, что Первая Мировая война, которая была в самом разгаре, оттянула значительное количество вооружённых сил и внимания правительства Великобритании. Ирландцы дрались свирепо; позже, при сведении счётов, окажется, что при их малочисленности (чуть более тысячи) они сумели нанести урон противнику серьёзнее, чем он им. Предводителем восстания был поэт Патрик Пирс. Он же принял решение сдаться, поняв, что мятеж может закончиться уже только кровавой расправой над сторонниками независимости.
Констанцию Маркевич, как единственную даму из числа арестованных, разместили в одиночке. Быстрый опрос показал, что она — местная уроженка, несмотря на фамилию, дочь одного ирландского лендлорда. Графиней Маркевич она стала после замужества — в Париже венчалась с одним поляком.
Просто отпустить её не было никакой возможности — она была офицером в маленькой армии повстанцев. Она не только придумала повстанцам гимн (наложив слова на польский марш), но и руководила возведением баррикад, и доказанно пыталась выстрелом «снять» снайпера британской армии. В суде Маркевич спросили, признаёт ли она себя виновной в участии в военном мятеже, оказывающем поддержку противнику — то есть немцам. Если бы не последний кусок, без сомнения, Констанция ответила бы «да», но ей оскорбительно было, что патриотизм ирландцев приписали всего лишь военной диверсии немцев.
В протоколе суда записаны её слова: «Совершённое мной я считаю правильным и не изменю своего мнения». А также — «Надеюсь, среди вас найдётся кто-то, у кого хватит благородства меня расстрелять». Но расстреливать женщину британцы были ещё не готовы. Смертный приговор вынесли — иначе было нельзя, но заменили расстрел пожизненным заключением, из снисхождения к полу. Зачитывая приговор, судья, вероятно, и представить не мог, что уже через три года с начала «пожизненного» заключения графиня будет уже министром.
Викторианская барышня
На всех фотографиях юная Констанция, тогда ещё Гор-Бут — обычная викторианская девица, в корсете и оборках. Она и родилась в центре викторианской культуры, в её сосредоточении — в Лондоне; правда, выросла уже в Дублине. Но кровь ей досталась совсем не нежная — Гор-Бут-старший был знаменитым путешественником, исследователем полярных просторов. Его жена, Джорджина, твёрдой рукой управляла домом и семьёй в месяцы его отсутствия. И твёрдость матери, и беспокойный нрав отца в Констанции соединились накрепко.
Гор-Бут-старший был огромным патриотом родной Ирландии. Во время очередного голода — в 1879—1880 годах — он потратил немалые деньги для того, чтобы закупить еды и раздать её бесплатно голодающим ирландцам.
Констанция недолго думала, куда приложить свою требующую воли душу. Тогда вариантов для девушки знатного происхождения было не так много. Она решила стать художницей; попробовала посещать школу искусств в Лондоне, но в итоге уехала в Париж, в легендарную Академию Жюлиана. Из дверей этого заведения выпустили в большой мир немало знаменитых художников — но вовсе не из-за суровой муштры мастерами, как можно было бы подумать. Напротив, академия была гигантской вольницей. Нравы были просты: ты приходишь, занимаешь стул и мольберт и рисуешь. От того, в какую студию зашёл, зависит, что рисуешь. Может быть, натурщика, может быть, гипсовую голову, может быть, фрукты с вазой.
Преподаватели вмешивались в процесс минимально, хотя время от времени разражались длинными лекциями о базовой технике и высокой идее. Студенты имели право не показывать преподавателям свои работы, могли закрывать их или отворачивать, если профессор подходит. Принимали в Академию без экзаменов — профессионалов ли, любителей — плати и заходи. Не смотрели на возраст, вероисповедание, расу и пол. Всё это вызывало насмешки других высших художественных школ, но факт оставался фактом: множество студентов Академии выигрывали престижную Римскую стипендию, выставлялись в Салоне, вернувшись на родину, быстро становились знаменитыми.
Нежная жена — и отчаянная бунтовщица
Там, в стенах Академии, Констанция и познакомилась с художником и графом Казимиром Дуниным-Маркевичем, богатым, молодым, красивым и с некоторыми антиимпериалистскими настроениями, просто Констанции под стать. Некоторое время любовь их была незаконна: жена Казимира была тяжело больна и он не собирался разводиться, пока она в таком состоянии. Но болезнь её окончилась смертью, и в тридцать два года Констанция стала графиней Маркевич.
Вместе с мужем Констанция привезла в Дублин его осиротевшего сына Николку. Вскоре семья стала больше — у Маркевичей родилась дочь. В общем, будущая революционерка вела самый обычный для женщины её круга образ жизни.
Общались граф и графиня в основном с писателями, поэтами и, конечно, художниками — ведь они оба были живописцами. Маркевич притом — пейзажисткой; жанр, которого, кажется, спокойнее только натюрморт. Но именно в артистической среде накапливался самый горячий патриотизм — вместе с сожалением об утраченном величии кельтской культуры, некогда передовой в Европе, с её витражами, книжными миниатюрами, балладами и многим другим. Там Маркевич начала пропитываться идеями свободы. Муж их только поддерживал — как и многие поляки, он жил принципом «За нашу и вашу свободу», то есть ради протеста против угнетения Польши был готов бороться с любым угнетением вообще.
Констанция тем временем также задумалась об угнетении вообще — и стала суфражисткой, борцом за женские гражданские права. Как суфражистка, она сумела организовать проигрыш женоненавистника Уинстона Черчилля на выборах. В девятом году двадцатого века создала детскую патриотическую организацию «Герои Ирландии», где мальчишек и девчонок учили стихам на гэльском и стрелять из оружия. В одиннадцатом году впервые посмотрела на тюрьму изнутри — её арестовали за более, чем активное участие в протестах против приезда английского короля.
Пунктов обвинения было немало, например, сожжение похищенного с флагштока гигантского британского флага, закидывание камнями портретов королевской четы и речь, собравшая тридцать тысяч человек.
Можно встретить утверждение, что Казимир покинул свою Констанцию именно тогда, когда она заговорила о женских правах, но это не так. В 1913 году граф Маркевич уехал по делам в свои польские владения; вскоре его застала там война. Казимир ушёл на фронт, в первую очередь — из-за слухов об обещаниях царя дать Польше больше самостоятельности или даже свободу в обмен на верную службу. Пока он боролся за свободу своей родины, Констанция в Дублине боролась за свою. Оба горячие патриоты, после войны они были заняты подъёмом каждый своей страны — именно на этом разошлись их дороги. Когда же в двадцать седьмом году Казимир услышал, что Констанция при смерти, он бросил всё и помчался в Дублин — и успел с ней попрощаться.
Пожизненное заключение графини Маркевич продлилось год: именно через столько амнистировали всех участников неудачного переворота. На свободе она прожила тоже год. В следующий раз в тюрьму Констанция попала за протесты против военного призыва. Это не помешало ей в том же году участвовать во всеирландских выборах и… победить их. Палата общин Великобритании впервые включила в свой состав женщину. Но Ирландии Маркевич не покидала — она стала местным министром труда и служила на этой должности три года.
На работу ездила на велосипеде. Бояться ей было некого — она была национальной героиней.
Свою должность Констанция оставила ради участия в Гражданской войне, очередной войне, которую Ирландия проиграла. Сразу после продолжила политическую карьеру, как ни в чём не бывало — и её избрали в парламент. Политический путь её выглядел многообещающим, казалось, эту женщину не сломит ничто… Но туберкулёз, вероятно, подхваченный во время одного из тюремных заключений, оказался сильнее её воли. У смертного одра с ней прощались муж, дочь и пасынок. Констанция умерла в пятьдесят девять лет. Сейчас по всей Ирландии можно увидеть её лицо — бронзовое или каменное. Ей поставлено множество памятников.