Мистика рок-оперы «Юноны и Авось»: как антисоветский спектакль стал культовым в СССР

Судьба этого спектакля была удивительной: на западе его называли «антисоветской рок-оперой», но при этом не запретили в СССР и даже разрешили гастроли за рубежом. Правда, это произошло благодаря вмешательству Пьера Кардена…

Часто «Юнону и Авось» называют первой советской рок-оперой, хотя на самом деле композитор Алексей Рыбников и режиссер Марк Захаров до этого в 1976 г. поставили рок-оперу «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Спустя два года Рыбников показал Захарову свои импровизации по православным песнопениям и предложил создать спектакль по мотивам «Слова о полку Игореве». Поэта Андрея Вознесенского эта идея не увлекла, и он представил режиссеру другой вариант сюжета – свою поэму «Авось!», которую он написал под впечатлением от баллады Брета Гарта «Консепсьон де Аргуэльо». На следующий же день режиссер решил приступить к работе.

Марк Захаров не был уверен в успехе этого проекта – его предыдущую рок-оперу комиссия отклоняла 11 раз. В том, что произошло дальше, режиссер видел какую-то мистику. Вознесенский рассказывал, как они вместе с Захаровым отправились в Елоховскую церковь и поставили свечки у иконы Казанской Божьей матери, о которой упоминалось в поэме. «Юнону и Авось» приняли с первого раза.

К тому моменту Николай Караченцов выступал на сцене «Ленкома» уже 11 лет, с тех пор как в 1967 г. сразу после окончания Школы-студии МХАТ был принят в труппу этого театра. Правда, первые 6 лет ему доставались только второплановые роли. В кино его творческая судьба складывалась так же – широкая известность пришла к нему только после 30 лет, когда он сыграл главную роль в фильме «Старший сын», а спустя 2 года – в «Собаке на сене». Но ни разу Караченцов не задумывался о том, чтобы уйти из театра, словно знал: его звездный час впереди. Он говорил: «Уволиться из этого театра – для меня всё равно что уехать в эмиграцию. Чтобы решиться на такой шаг, надо испытать какую-то сильную боль. Для меня «Ленком» – целая страна, где много интересной работы». Вскоре такой работы для него действительно нашлось очень много, ведь Захаров не сомневался в том, что найдет для актера роль в своем новом спектакле.

Композитор Алексей Рыбников рассказывал: «Говорят, внутри «Ленкома» происходил своеобразный кастинг. То, что будут задействованы Караченцов и Абдулов, ни для кого не было секретом. Кстати, первым исполнил арию графа Резанова певец Геннадий Трофимов. А позже, когда в работе над спектаклем сложился образ графа Резанова, то всем стало ясно, что это Николай Караченцов». После того, как все услышали пение Караченцова в музыкальном фильме «Собака на сене», ни у кого не возникало сомнений по поводу того, что все вокальные партии в спектакле он сможет исполнить самостоятельно.

Хотя все складывалось очень удачно и актеры блестяще воплотили замысел режиссера, поэта и композитора, никто не ожидал того, что спектакль тут же разрешат к показу. В своей книге «Авось» Николай Караченцов вспоминал, что на закрытой премьере спектакля перед госкомиссией у него от волнения дрожали колени: «В памяти остался невероятный колотун, а от него – полная прострация. Я становлюсь в эту графьевую позу, меня ослепляет свет, и я чувствую, что правая коленка ходит в амплитуде где-то сантиметров десять».

Волнение оказалось напрасным – благодаря стечению счастливых обстоятельств или даже мистики, госкомиссия приняла спектакль с первого раза, несмотря на провокационный текст и звучавшие в нем молитвы и рок-музыку. Алексей Рыбников вспоминал: «Мы сделали этот спектакль. Пришла комиссия, которая посмотрела его. Потом на обсуждении только хвалили и сразу приняли с одного раза. И при всей антирелигиозной пропаганде, которая была в стране в то время, сказали, что особенно удался образ Богородицы. И мы сочли, что это всё было просто чудом каким-то. Наверное, для России очень надо было тогда, чтобы появилось такое произведение. И потом ещё знаете что? Мне кажется, некий патриотизм сработал, почувствовали своё. И молитвы были, но свои, и романсы были, но тоже свои. И это прошибло, мне кажется, души и сердца чиновников того времени».

Эту постановку называли тогда театральной сенсацией – с первых же показов она стала культовой. Александр Абдулов вспоминал о гастролях в 1980-х гг. в Ленинграде: «Когда мы впервые привезли в Питер «Юнону и Авось», несколько сотен молодых людей выломали двери Дворца имени Горького, потом минут 30-40 с собаками их ловили по всему ДК. Однажды я просто обалдел: до начала спектакля оставалось минут 40, я поднял голову наверх, а там, на колосниках, лежит человек двадцать народу, ждут встречи с искусством. Так конкретно, в балках лежат. А могли ведь запросто грохнуться на сцену!».

Даже Марк Захаров не знал, как объяснить тот факт, что чуждый советскому искусству жанр рок-оперы появился на театральной сцене не только в СССР, но и за рубежом. Сам Пьер Карден, друживший с Вознесенским, похлопотал о том, чтобы театр приехал на гастроли в Париж, где премьера «Юноны и Авось» произвела фурор. Наутро во всех зарубежных газетах наперебой писали о «нонсенсе»: в СССР вышла «религиозная антисоветская рок-опера с политическим подтекстом»!

Наверняка все, кто хоть раз видел Николая Караченцова на сцене, вряд ли это забудут. Он выкладывался даже не на 100 – на 200 процентов. Во время спектаклей актер неоднократно получал травмы, часто даже не замечая в каких моментах. В 1985 г. во время гастролей в Куйбышеве он сильно повредил колено, но доиграл постановку «Юнона и Авось» до конца. А позже узнал, что у него – разрыв связок коленной чашечки и мениска. Как с такой болью можно было оставаться на ногах, удивлялись даже врачи.

Февраль 2005 г. разделил жизнь Николая Караченцова на «до» и «после». Он попал в серьезную автомобильную аварию, получил черепно-мозговую травму и провел в коме почти месяц. Его удалось спасти, но с последствиями аварии актер боролся долгие годы – ему пришлось заново учиться ходить и говорить. При этом речь и двигательную активность полностью восстановить так и не смогли. К тому моменту спектакль «Юнона и Авось» с неослабевающим успехом шел на театральной сцене уже почти 25 лет. За это время сменилось несколько актрис, исполняющих главную женскую роль, а вот в главной мужской роли представить кого-то, кроме Караченцова, было просто невозможно. Но обстоятельства сложились так, что ему пришлось искать замену. Через 3 недели после аварии в роли графа Резанова вместо Николая Караченцова появился Дмитрий Певцов, который до этого был занят в массовке спектакля.

После этой трагедии Караченцов не сдался, восприняв это происшествие как урок судьбы: «Случай в мою жизнь вмешался два раза. Первый и счастливый – «Юнона и Авось». Не каждому актеру так повезет. Многие мечтали о подобной роли. Да, был огромный успех. Меня в буквальном смысле слова носили на руках. Стало казаться: так будет всегда. А потом произошел второй Случай. Несчастный. Авария и кома. Я думаю, Бог послал мне это, чтобы очистить мою душу и дать понять, что такое есть жизнь без фанфар».

Ровно через 12 лет после первой аварии, в том же роковом для него феврале, актер снова попал в ДТП. В этот раз он отделался только ушибом, но спустя полгода врачи обнаружили у него злокачественную опухоль в легком. Его состояние усугубилось двусторонним воспалением легких, и 26 октября 2018 г. Николая Караченцова не стало. Наверное, тогда многим вспоминались слова его песни из рок-оперы: «Я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу». А у каждого, кто слышал строки «Молитвы ХХ века» из «Юноны и Авось», наверняка в памяти воскресал его голос, характерный, с хрипотцой:
Жители двадцатого столетья!
Ваш к концу идет двадцатый век,
Неужели вечно не ответит
На вопрос согласья человек?!
Две души, несущихся в пространстве,
Полтораста одиноких лет
Мы вас умоляем о согласье,
Без согласья смысла в жизни нет.
Аллилуйя возлюбленной паре,
Мы забыли, бранясь и пируя,
Для чего мы на Землю попали,
Аллилуйя любви, аллилуйя любви,
Аллилуйя.

У этих героев были реальные прототипы, хотя их отношения очень отличались от тех, которые воспели поэты: «Юнона и Авось»: кого любил мнимый граф Николай Резанов