Зачем героинь одевать в одинаковую одежду и слеплять их, словно сиамских близнецов?
И вообще, что это за странное расплывчатое пятно прямо в центре картины! Это что, женщины сидят?
Примерно так думали современники Мане. Они, конечно, и в страшном сне не могли представить, что эта картина будет признана шедевром.
Что же так возмущало публику в далеком 1863 году? И что так восхищает искусствоведов всего мира в наши дни?
Две дамы в бежевом
Эдуард Мане запечатлел своих сограждан в субботний день в саду Тюильри. Так проводили свой досуг парижане. Слушали музыку, вели беседы. Кто – стоя, кто – на стульях.
Здесь мы видим и самого художника (крайний справа). А также его родителей, будущую жену с их ребёнком. И немало друзей: художников, композиторов, писателей.
Для нас это вполне обычное дело – создать картину на такой будничный сюжет. Но для парижан того времени это было откровением!
Они были уверены, что в толпе нет ничего занимательного. И если уж создавать картину с множеством фигур, то вот такую.
И пусть у Кутюра римлян много, но каждый из них изображен эффектно и красиво.
А что же у Мане? Мало того, что сюжет вполне будничный. Так ещё и герои его со странностями.
Две дамы приехали в сад в похожей одежде. Сели рядом. Да так, что неприлично сливаются. Даже если близко смотреть, сложно понять, где чей силуэт.
Что ж, Мане исходил из реального восприятия. Такое бывает: женщины одеваются похоже. И если они сядут рядом, то сольются.
Зачем искусственно их отделять друг от друга? Или умышленно выкрашивать дорожный плащ одной из них в другой цвет? Лишь бы соответствовать академическим канонам? Нет, Мане был за жизненность.
Необычный центр картины
А теперь посмотрим в центр картины. К нам боком стоит брат художника, Эжен Мане. А перед ним и чуть позади — очень расплывчатые формы. Как будто изображение сильно выпало из фокуса.
Тем самым мастер хочет продемонстрировать реальное восприятие происходящего. Когда мы смотрим на что-то или кого-то, объекты, находящиеся рядом, оказываются вне фокуса, расплываются. Мы не видим все сразу вокруг себя четко.
Так почему же на картине все должно быть четким, раз это противоречит особенности нашего зрения? Так подумал Мане. И написал свою будущую жену Сюзанну очень широкими, намеренно небрежными мазками. Даже стул стал расплывчатым.
А рядом с ней точно в таком же ключе он изобразил свою мать и сына.
Жизненность Мане
Эдуард Мане явно был против театральности композиции. Если уж люди разговаривают, то зачем располагать их на значительном расстоянии? Чтобы зрителю было удобно рассмотреть каждого? Пусть будет жизненно до конца.
И на маленьком участке холста Мане расположил аж пять фигур!
Они накладываются друг на друга. Что ж, так в реальности мы их и будем видеть своим периферийным зрением.
Эдуард Мане наивно ожидал одобрения его живописных экспериментов. Он думал, что все сразу оценят его новаторство. “Ведь все так очевидно, – думал он. – Я же пишу так, как мы видим на самом деле!”
Конечно, не оценили. Люди по-прежнему ждали театра, благородной красоты и аккуратности.
А тут такая небрежность, нагромождение фигур и вообще странная композиция с расплывчатыми фигурами в центре!
Мы же ценим «Музыку Тюильри» за ее передачу впечатления от гудящей и пестрой толпы. И восторгаемся новаторством мастера. Ведь именно его можно назвать первым импрессионистом.
Я всегда поражалась тому, что он не сдался после этого. Он был амбициозен и искренне стремился к славе. А тут не то что признания не случилось! Поддержали лишь несколько друзей. Остальные же только критиковали.
Другой на его месте отрёкся бы от своего пути. Пошёл и написал бы «Римлян в саду».
Но нет, продолжая ждать признания, он напишет и «Олимпию», и «Завтрак на траве», и многие другие шедевры. И в них также будет та самая… жизненность.