Русский язык в XVIII–XIX веках: как великий и могучий был изгнан из салонов и как он вернулся в свет

Реформы Петра I и новый русский язык

Иностранные языки в допетровской России не были широко распространены даже среди образованных россиян. Советский филолог Лев Якубинский писал: «На занятия иностранными языками смотрели подозрительно, опасаясь, что вместе с ними проникнет в умы москвичей католическая или лютеранская «ересь». Самого Петра I с детства учили немецкому, а во взрослом возрасте царь освоил голландский, английский и французский языки. После реформ в начале XVIII века в Россию хлынули иностранцы, а дворянских детей стали направлять на учебу в Европу. В русском языке появилось огромное количество заимствованных слов, которые обозначали новые для России явления: ассамблея, амуниция, глобус, оптика, лак, флот, балласт и другие.

 «Хотя прежде сего кроме российского языка книг читания и писма никто из российского народа не умел, и, боле, то в зазор, нежели за искусство почитано, но ныне видим и самого его величество немецким языком глаголющего, и несколько тысящей подданных его российского народа, мужеска и женска полу, искусных разных европейских языков, якоже латинского, греческого, французского, немецкого, итальянского, английского и голландского, и такого притом обхождения, что непостыдно могут равняться со всеми другими европеискими народы».

Феофан Прокопович

Будущую императрицу Елизавету Петровну учили французскому языку — не потому, что это было модно (галломания докатилась до России лишь спустя 50 лет), а потому, что Петр рассчитывал выдать дочь замуж за представителя династии Бурбонов. В остальном Елизавета мало отличалась от других титулованных дам: считалось, что умения писать и читать им более чем достаточно.

«Мемуаристка Екатерина Елагина вспоминала о своих родственницах, чье детство пришлось на первую половину XVIII века: «Мария Григорьевна Безобразова… была по-тогдашнему хорошо образованна, ибо умела читать и писать. Сестра ее Александра Григорьевна сего не достигла. Она подписывала бумаги под диктовку своего крепостного писаря; он говорил ей: «Пишите «аз» — написала. — Пишите «люди» — написала «люди», — повторяла она и т. д.».

Вера Бокова, «Отроку благочестие блюсти...» Как наставляли дворянских детей»

Буквари и грамматики до XVIII века составляли на высоком, церковнославянском наречии. На нем дети изучали «Часослов» и псалтыри после того, как зазубривали отдельные слоги. Отдельно от церковнославянского русский литературный язык начал развиваться после реформы алфавита, утвердившей гражданский шрифт. Первое издание новой азбуки рецензировал лично Петр в 1710 году.

В 1730–40-е годы труды по русской филологии выходили на латыни и немецком — так было принято в ученых кругах. Михаил Ломоносов «Российскую грамматику» на русском написал лишь в 1755 году. Первые подробные учебники литературного русского языка издал в 1820-е годы писатель и публицист Николай Греч.

Язык царских невест, церкви, армии и слуг

Иностранные невесты государей учили язык своей новой родины в обязательном порядке. Огромное прилежание в этом деле выказала София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, будущая императрица Екатерина II. Описывая свою жизнь в качестве невесты наследника престола Петра Федоровича, она вспоминала: «Мне дали уже троих учителей: одного, Симеона Теодорского, чтобы наставлять меня в православной вере; другого, Василия Ададурова, для русского языка, и Ланге, балетмейстера, для танцев. Чтобы сделать более быстрые успехи в русском языке, я вставала ночью с постели и, пока все спали, заучивала наизусть тетради, которые оставлял мне Ададуров».

Граф Федор Головкин писал о еще одной урожденной немке — Елизавете Алексеевне, супруге Александра I: «Она лучше всех русских женщин знает язык, религию, историю и обычаи России». Жена Николая I Александра Федоровна, напротив, стеснялась говорить по-русски из-за грамматических ошибок. Ее преподавателем в первые годы жизни в России был поэт Василий Жуковский. Он обсуждал с ученицей предметы высокие и не уделял должного внимания таким прозаическим темам, как склонение и спряжение.

Однако главным языком гостиных в начале XIX века стал французский. Аристократки знали русский лишь на бытовом уровне или вовсе не говорили на родном языке. Даже провинциальная барышня, какой описана у Пушкина Татьяна Ларина, «…по-русски плохо знала / Журналов наших не читала / И выражалася с трудом / На языке своем родном».

«Татьяна, конечно, владела бытовой русской речью, а также, с детства заучив молитвы и посещая церковь, имела определенный навык понимания торжественных церковных текстов. Она не владела письменным стилем и не могла свободно выражать в письме те оттенки чувств, для которых по-французски находила готовые, устоявшиеся формы. Любовное письмо требовало слога более книжного, чем устная речь («Доныне дамская любовь / Не изъяснялася по-русски»), и менее книжного, более сниженного, чем язык церковных текстов («Доныне гордый наш язык / К почтовой прозе не привык»).

Юрий Лотман, комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин»

Мальчиков в знатных семьях обучали русскому языку целенаправленно, ведь им предстояло служить в армии и командовать солдатами-простолюдинами. Но если для преподавания европейских языков приглашали английских мисс и французских месье, то русскому дети часто учились у слуг. В результате в речи аристократов то и дело проскальзывали позаимствованные у дворовых людей «надысь» или «ентот». Это не считалось невежеством, гораздо сильнее общество высмеивало ошибки во французском.

Франкоговорящей была семья Сергея Пушкина, отца Александра Пушкина. В их доме сменялись воспитатели-французы, и по-русски младшие Пушкины говорили лишь с няней Ариной Родионовной и бабушкой со стороны матери — Марией Ганнибал. Позже к Александру Пушкину приставили учителей родного языка — дьяка Алексея Богданова и священника Александра Беликова. При поступлении в 1811 году в Царскосельский лицей 12-летний Пушкин обнаружил знания «в российском языке — очень хорошо». В лицее детей обучали на русском — это был один из основных принципов учебного заведения.

Из литературы — в высший свет

К 1820-м годам сложилась ситуация, когда говорить по-русски при дворе было почти неприлично, особенно в присутствии дам. Но начался золотой век русской литературы. В 1830 году в Аничковом дворце прошел костюмированный бал, на котором фрейлина Екатерина Тизенгаузен прочла стихотворение «Циклоп», которое специально для торжества написал Пушкин. Оно было одним из трех, прозвучавших в тот вечер на русском языке. Остальные 14 стихов читали по-французски.

Защитником родного языка выступил государь Николай I. При нем все делопроизводство (кроме дипломатической переписки) стали вновь вести на русском, а иностранцы, поступающие на российскую службу, отныне должны были сдавать экзамен на знание языка. Более того, император требовал, чтобы по-русски говорили при дворе — и мужчины, и женщины.

«Большинство светских дам, особенно уроженки Петербурга, не знают родного языка; однако же они выучивают несколько русских фраз и, дабы не ослушаться императора, произносят их, когда он проходит по тем залам дворца, где они в данный момент исполняют свою службу; одна из них всегда караулит, чтобы вовремя подать условный знак, предупреждая о появлении императора, — беседы по-французски тут же смолкают, и дворец оглашается русскими фразами, призванными ублажить слух самодержца; государь гордится собой, видя, доколе простирается власть его реформ, а его непокорные проказницы-подданные хохочут, едва он выйдет за дверь. Не знаю, что больше поразило меня в зрелище сего громадного могущества — сила его или слабость!»

Астольф де Кюстин, «Россия в 1839 году»

Требовал обращаться к себе по-русски и Александр III, по-французски в его присутствии говорили лишь с императрицей Марией Федоровной — датчанкой по национальности, хотя и она неплохо знала русский язык.

Однако к детям аристократов по-прежнему приглашали иностранных бонн и гувернанток. В конце XIX века языком высшей аристократии стал английский. Академик Дмитрий Лихачев писал об англофильстве той поры: «Особой изысканностью считалось говорить по-французски с английским акцентом». Английский был домашним языком в семье Николая II и Александры Федоровны. Современники отмечали безупречное британское произношение императора и заметный иностранный выговор, с которым он говорил по-русски.

И все же в начале XX века была уже немыслима ситуация 100-летней давности, когда дворянка могла совсем не понимать речь простого народа. Литературный русский язык, который складывался в XVIII–XIX веках, оказался востребован во всех сферах жизни.

«Я как-то еще до войны спросил академика А.С. Орлова (русский и советский литературовед. — Прим. ред.) — в какой социальной среде был лучший, самый правильный и красивый русский язык? Александр Сергеевич подумал и не сразу, но уже уверенно ответил: у среднего дворянства, в их усадьбах».

Дмитрий Лихачев, «О русском и чужестранном»