В конце девятнадцатого века было два типа незамужних барышень, которые потрясали мир тем, что для них не было «не могу»: российские студентки-нигилистки, заполонившие университеты мира, и британские старые девы, которые бросались в самые опасные приключения, чтобы помогать людям — или, быть может, туда, где можно было отговориться тем, что помогаешь людям. Кейт Марсден была британской старой девой.
За свою долгую жизнь она успела побывать на русско-турецкой войне, в Новой Зеландии и в Сибири. Не праздной туристкой — сестрой милосердия, притом большую часть жизни она занималась теми, кого все боялись и сторонились. Прокажёнными.
В конце девятнадцатого века было два типа незамужних барышень, которые потрясали мир тем, что для них не было «не могу»: российские студентки-нигилистки, заполонившие университеты мира, и британские старые девы, которые бросались в самые опасные приключения, чтобы помогать людям — или, быть может, туда, где можно было отговориться тем, что помогаешь людям. Кейт Марсден была британской старой девой.
За свою долгую жизнь она успела побывать на русско-турецкой войне, в Новой Зеландии и в Сибири. Не праздной туристкой — сестрой милосердия, притом большую часть жизни она занималась теми, кого все боялись и сторонились. Прокажёнными.
Беспокойная девочка
Кейт родилась в Лондоне, в мае 1859 года, став младшей и последней из детей адвоката Джозефа Дэниэла Марсдена и Софии Матильды Марсден. Всего детей было восемь, и шестеро из них, один за другим, на глазах Кейт умерли от туберкулёза лёгких — в конце девятнадцатого века была настоящая его эпидемия.
Родители викторианской эпохи считались любящими и заботливыми, если отсылали ребёнка учиться в школу-интернат лет так на десять. Английские пансионы для девочек очень походили на институты благородных девиц в России и были даже посуровее. Содержатели пансионов были одержимы привитием дисциплины и укрощением всего, что только есть в девочках детского.
В одну из таких школ в графстве Кент Кейт и отослали.
Она ненавидела пансион всей своей горячей душой. Натура Кейт требовала постоянной деятельности, тело — движения, разум — наблюдений и обсуждений, и всё это в школе стало чуть ли не греховным. Кейт только и мечтала поскорее покинуть эти унылые стены. Увы, её мечты сбылись самым печальным образом: когда девочке было четырнадцать лет, умер отец, и семья осталась без средств к существованию.
Школу пришлось бросить и искать работу. Для приличной девочки такая работа могла быть только одна: гувернанткой. Несмотря на то, как часто гувернантки становились жертвами домогательств, трудиться на этой ниве считалось пристойнее, чем заниматься, например, журналистикой, наукой или любым выполняемым дома ручным трудом.
Гувернанткой оказалось быть не слаще, чем воспитанницей пансиона для девочек. Подопечные Кейт были едва младше её самой и слушаться её не собирались. Прислуга за барышню её не держала, разными мелочными поступками показывая своё презрение. И совершенно неизвестно, как вёл себя хозяин.
При первой возможности Кейт сбежала из гувернанток, поступив в семнадцать лет в Учебный госпиталь при Институте евангельских протестантских диаконисс. Несмотря на слово институт, образование не считалось высшим. В Учебном госпитале готовили санитарок и сестёр милосердия, но этот труд Кейт был куда больше по нраву.
Едва первый год обучения прошёл, как началась русско-турецкая война, в которой участвовала и Британия.
В порыве, быть может, патриотизма, а быть может, природной авантюрности Кейт убедила группу сестёр милосердия взять её на войну, хотя обучение ещё не закончилось. Ей пришлось работать в Болгарии. Именно там девушка впервые увидела прокажённых и узнала, каково им живётся. Ужасная судьба этих людей тронула её сердце. Вернувшись через четыре месяца госпитальной службы в Лондон, Кейт не могла выкинуть их из головы.
Кейт Марсден в Новой Зеландии
Проучившись ещё год (и так и не став диакониссой), Кейт решила, что учёбы с неё хватит и хочется больше дела. Она устроилась старшей санитаркой в Ливерпульский санаторий. Но через неполных пять лет уволилась под предлогом проблем со здоровьем. Проблемы были не у неё, а у умирающей от туберкулёза сестры: пожилой матери нужна была помощь в уходе за больной.
Это была последняя живая сестра Кейт, Энни Джейн. Вместе с ней и матерью Кейт поехала в Новую Зеландию: они надеялись, что жара вытопит болезнь из лёгких. Но Энни Джейн стало ещё даже, пожалуй, хуже от смены климата и утомительной поездки через океан. Она умерла очень быстро после прибытия.
Что же, обратно в Англию Кейт совершенно не хотелось.
Она пошла в только что открытый Веллингтонский госпиталь и предложила себя на должность старшей сестры. В её обязанности, помимо прочего, входила подготовка санитарок с упором на обработку военных ранений: Новая Зеландия морально готовилась к войне с Россией. Надо сказать, война так и не началась.
Уже в августе того же года, в котором Кейт поступила на работу в госпиталь, она начала кампанию против главного врача, доктора Чилтона. Объединившись с другими сёстрами и пациентами, она обвинила врача в крайне неэтичном поведении (в том числе домогательствах к сотрудницам и принуждению их к половой связи) и постоянном пребывании на работе в нетрезвом виде. Доктор Чилтон был в шоке: фактически, он дал молодой британке старт в Новой Зеландии, а она отплатила ему неблагодарностью. На его сторону встало десять сестёр.
В конце концов, по результатам расследования, Чилтона отстранили.
Радоваться победе Кейт долго не пришлось. В сентябре она упала со стремянки, доставая с верхней полки бёлье, повредила спину и оказалась частично парализована. Конечно же, должность старшей сестры ей пришлось оставить. На лечение и реабилитацию ушли полгода.
В мае Кейт получила место секретаря Женского комитета Ассоциации скорой помощи Святого Иоанна и снова принялась развивать бурную деятельность: стала читать лекции о первой помощи новозеландским шахтёрам. Травматичность в этой среде была очень высокой. Чтобы ближе было ехать к шахтёрским посёлкам, Кейт с матерью перебралась в Нельсон. Но уже через три года Кейт оставила Новую Зеландию. Она решила посвятить себя новому делу: помощи прокажённым.
Волшебная трава из России
Приехав в Лондон, Марсден начала готовиться к поездке в Индию, но, неожиданно для себя, получила приглашение в Россию за наградой: в русско-турецкой войне английские сёстры милосердия выхаживали и русских пленных тоже. Кейт поняла, что это судьба и она хочет спасать российских прокажённых. Она написала письмо с просьбой покровительства принцессе Уэльской, сестре российской императрице и… получила личную встречу и все нужные рекомендации.
Несколько месяцев после награждения в Санкт-Петербурге Кейт металась по разным странам Европы и Ближнего Востока, добывая информацию, которая понадобится ей для организации колонии прокажённых и ухода за ними. Во время путешествий она услышала, что в Якутии растёт особая трава, которая задерживает развитие болезни и облегчет страдания больных. Об этом ей говорили несколько разных людей.
Наконец, с готовым планом действий Кейт снова приехала в русскую столицу.
Теперь она встретилась с императрицей не на общей церемонии, а на личном приёме. Мария Фёдоровна, жена Александра III, приказала снабдить Марсден всем необходимым и вручила ей рекомендательно письмо для представителей властей в Сибири. Письмо давало Кейт самые широкие возможности: беспрепятственный вход в больницы и тюрьмы и право требовать у чиновников разного рода помощи.
В дорогу в Сибирь Марсден села в поезд от Москвы, 1 февраля 1891 года, взяв переводчицей и компаньонкой миссионерку Аду Филд. По пути они старались не задерживаться: железные дороги были проложены не везде, а состояние обычных в большей части Российской Империи было таково, что проскочить в Сибирь надо было постараться по санному пути, то есть — пока лежат снега.
Особенности путешествия иностранцев в России
Перед Якутией Марсден немного задержалась в Уфе, чтобы встретиться с епископом Дионисием. Тот сорок лет миссионерствовал в Якутии и рассказал много дельного. Он подтвердил слухи об особенной траве и, наконец, сообщил её название: кучукта. Его рассказ о тяжёлой жизни прокажённых Сибири ещё больше заставил сердце Кейт разгореться.
В Екатеринбурге Кейт купила собственные сани, чтобы не тратить каждый раз время и силы на поиски извозчика, готового двинуться в нужном направлении и в нужный час. Нанимать собственных извозчиков на перегоны оказалось проще. После этого задержки их с Адой Филд стали ещё короче. Правда, проблемы со здоровьем заставили Филд оставить экспедицию; она осталась в Омске.
В апреле Кейт добралась до Иркутска одна. Дальше на санях ехать было невозможно.
Тряские телеги, лодки, утлые судёнышки и еле заметные следы цивилизации. Марсден вспоминала, что путь от Иркутска до Якутска по тяжести стоил всего предыдущего отрезка дороги. Один раз ей пришлось три дня плыть по Лене на крохотном судёнышке, не имея возможности толком подвигаться, умыться, переодеться и даже вольно лечь поспать — приходилось забиваться между мешками с грузом. Еда была самая неприхотливая, но выпускницу английского пансиона для девочек этим было не испугать. В июне Марсден, наконец, увидела Якутск.
В поисках прокажённых
В то время в Якутии было много прокажённых; ещё когда Кейт была маленькой девочкой, тут пытались открыть колонию, но через три года она прекратила работу — власти отказывались финансировать, и меценатов тоже не нашлось. Во времена русско-турецкой войны открыли специальную больницу — но и она из-за денег закрылась очень быстро. Теперь Марсден предстояло сделать то, в чём уже дважды не преуспели её предшественники.
Кейт остановилась в Вилюйске, месте, где уже пытались открывать колонию и больницу. Ей предстояло объехать поселения прокажённых, но на месте оказалось, что почтовый тракт есть только на официальных картах. В реальности проехать куда-то можно было только верхом. Марсден никогда прежде не сидела в седле; объезд очень просторных, по сравнению с английскими представлениями об «окрестностях», областей стал для неё настоящим мучением. Кроме того, её очень мучили укусы гнуса.
Зато люди, которых она обнаружила в тайге, показывали вершины человечности.
Узнав, зачем эта странная, измученная женщина в корсете едет на лошади в глуши, они бросали полевые работы, чтобы прорубить просеки, по которым Марсден могла бы проехать и туда, и обратно, и навести гати через заболоченные места. Сопровождавшим Кейт переводчику и казаку ни о чём не приходилось просить или приказывать.
Прокажённых в Якутии изгоняли, и свои поселения им приходилось ставить в не самых пригодных для этого местах. Болеющие недавно ухаживали за теми, кто уже шёл к смерти. Условия жизни тех и других были ужасны и совершенно расстроили Марсден. Только осмотрев поселения, она поняла, сколько работы ей придётся сделать. А ведь для организации колонии ей ещё предстояло возвращаться в европейскую часть России, всё тем же ужасным путём…
«Мошенница и извращенка»
В Иркутске Кейт едва стояла на ногах, но за несколько дней умудрилась собрать 10 000 рублей, необходимых для начала работы колонии. В декабре она уже въезжала в Москву. Там Марсден быстро собрала отряд из пяти русских сестёр милосердия и отправила его в Сибирь. Это предприятие многим казалось безумным, но женщины к августу 1892 добрались до Якутска, умудрившись по пути собрать много пожертвований несмотря на голодный год. Две сестры милосердия не выдержали тягопути и решили остаться при якутской городской больнице. До Вилюйска доехали только три женщины из отряда Марсден — сёстры Соколовы.
Разболевшаяся Марсден поняла, что повторить путь в Сибирь пока что не может, и взяла на себя финансовую часть операции. Пока колония строилась (а она, наконец, строилась!), Кейт вернулась в Лондон и основала благотворительный фонд, где собирала пожертвования именно на прокажённых Сибири. Деньги исправно передавались в Россию.
Тем временем началась кампания по дискредитации Марсден.
Её обвиняли в финансовых махинациях (а также тайном католичестве и лесбийских связях), так что Кейт даже пришлось вернуться в Россию и предстать перед специальной комиссией. С неё сняли обвинения в махинациях, но… внезапно признали виновной в лесбийских отношениях с другими женщинами. По крайней мере, так решил для себя председатель комиссии господин Фрэнсис. Кроме того, всплыло, что часть денег Кейт добыла под залог имущества в Новой Зеландии… которым не владела.
Марсден пришлось вернуть все награды и рекомендательные письма. Скандал с отношениями с женщинами удалось замять, поскольку Фрэнсис не собирался оправдываться перед царственными особами за то, что их связи оказались порочащими. По крайней мере, Кейт удалось добиться того, чтобы её не подозревали в расхищении собранных денег, но о планах вернуться в Сибирь пришлось забыть. Впрочем, в католицизм она действительно перешла.
Построенный по почину и на деньги, собранные Марсден, Вилюйский лепрозорий проработал до 1962 года. Сёстрам Соколовым и доброжелателям удалось добиться того, чтобы содержался он за счёт местных властей. Правда, при лечении так и не использовалась волшебная якутская трава.
Сделанные лично Марсден во время путешествия в Сибирь фотографии больных проказой долгое время служили наглядным пособием на лекциях Кейт и британского общества помощи прокажённым. Несколько сохранилось в Королевском географическом обществе, но в целом большинство были утеряны в бурных событиях двадцатого века.
Марсден прожила до 1931 года. Последние шесть лет она была частично парализована после инсульта. Она умерла в нищете, в приюте для умалишённых, и на её могиле не установили надгробия. За время своей жизни она успела ещё основать Бексхиллский городской музей. Правда, её вынудили уйти из комитета основателей, когда кто-то раскопал старые обвинения. Она также участвовала в создании общества борьбы с проказой имени Святого Франциска, откуда её также попросили уйти потом. Это общество существует и работает до сих пор. Всё, за что ни бралась Кейт, обязательно начинало работать и приносить пользу людям. Вот только благодарности за это люди испытывать не хотели.