Мумии и проклятие фараонов: как в европейской культуре появилась египетская готика

5 апреля 1923 года в каирском «Континенталь-Савое» умер Джордж Карнарвон — британский аристократ и любитель-египтолог, финансировавший раскопки археолога Говарда Картера в Долине царей. Говорили о несчастливом стечении обстоятельств: укус комара и последовавший за ним неаккуратный жест бритвой, а дальше заражение крови, пневмония и смерть, вызвавшая настоящую панику каирского бомонда. Еще бы: едва все мировые газеты успели отрапортовать об уникальном открытии в Долине царей — сохранив­шей­ся почти в первозданном виде гробнице фараона Тутанхамона, — как один из главных героев события погибает в самом расцвете сил, в возрасте 56 лет. В отличие от многих других гробниц, разграбленных уже в XIX веке, в усыпаль­нице Тутанхамона побывали только древнеегипетские воры, оставившие после себя немало ценного. Корреспонденты фамильярно называли фараона XVIII династии Мальчиком-фараоном или просто Тутом. История открытия сама по себе была удивительной: семь лет Говард Картер, финансируемый Карнар­воном, перекапывал Долину царей в поисках неразграбленной гробницы — и только в ноябре 1922 года, когда Карнарвон уже собирался прекратить финансирование, обнаружил таковую.

После этого началась чертовщина: египтолог и корреспондент Daily Mail Артур Вейгалл, освещавший историю с самого начала, написал о том, что птичку Картера вскоре после открытия гробницы съела кобра — символ власти фараона. Еще рассказывали, что собака Карнарвона умерла в это же время в его родовом поместье Хайклер (сегодня более известном по сериалу «Аббатство Даунтон»). Узнав о кончине Карнарвона, читатели быстро соотнесли одно с другим — и проклятие гробницы стало реальностью. Вейгалл, всячески отрицавший его существование, умер в 1934 году в 54 года и был охотно занесен в число жертв гробницы.

Медиаистерия вокруг Тутанхамона объяснялась еще и тем, что у репортеров в тот год было не так много громких тем для обсуждения. Лето выдалось настолько скупым на новости, что история о фермере, вырастившем крыжов­ник размером с яблоню, попала на первые полосы ведущих изданий. Кроме того, Карнарвон продал эксклюзивные права на освещение открытия гробницы газете The Times, что вызвало бурю протестов со стороны других репортеров и только усугубило гонку за сенсациями. Одна из американских пароходных компаний даже ввела дополнительные рейсы в Египет, чтобы все желающие туристы могли побыстрее попасть в Луксор. В результате Картер был настолько замучен прессой и зеваками, осаждавшими раскопки, что однажды даже в сердцах выпалил: «Лучше бы я вообще не находил эту гробницу!»

Несмотря на то что ни на входе в гробницу, ни в погребальной комнате так и не нашли никаких посланий с проклятиями, легенда продолжала курсировать и только набирала обороты, когда умирал кто-нибудь хоть как-то связанный с гробницей. Количество предполагаемых «жертв проклятия» варьируется от 22 до 36 человек; при этом, согласно данным, опубликованным в The British Medical Journal, средний возраст умерших составлял 70 лет. «Тутмания», как тогда говорили, охватила и киноиндустрию — в 1932 году вышел фильм «Мумия» с главным актером фильмов ужасов Борисом Карлоффом.

Согласно популярным представлениям, именно открытие гробницы Тутанхамона положило начало легендам о проклятиях, которые позже капитализировали писатели-фантасты и Голливуд. Однако при таком объяснении удивляет готовность, с которой образованные европейцы на протяжении всей первой половины XX века распространяли невероятные истории о мумиях и фараонах. В действительности это было обусловлено тем, что к 1923 году страшные сказки о мстительных мумиях и древних египетских проклятиях были частью популярного ориенталистского фольклора уже больше века.

21 июля 1798 года французские боевые отряды встретились с армией мамлюков в тени великих пирамид Гизы — свидетельства величия Древнего царства. Прологом к Битве у пирамид считается ставший крылатым монолог Наполеона Бонапарта:

«Солдаты! Вы прибыли в эти края, чтобы вырвать их из варварства, принести цивилизацию на Восток и уберечь эту прекрасную часть мира от английского ига. Мы будем воевать. Знайте, что сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид».

Несмотря на то что египетская кампания закончилась для Бонапарта поражением при Абукире, торжеством британского флота и лично адмирала Нельсона, авантюра Наполеона имела успех — но не военный, а научный. На берега Нила вместе с ним отправились не только солдаты, но и целая армия ученых — 167 человек: лучшие французские математики, химики, физики, геологи, историки, художники, биологи и инженеры. На месте они основали главную научную институцию тех времен по изучению Египта — Institut d’Égypte. Под его эгидой была выпущена серия публикаций «Description de l’Égypte», из которой многие европейцы впервые узнали о великой истории древней цивилизации. Вкус к египетским древностям проснулся и у англичан, которые после победы в Абукире получили немало французских трофеев, в том числе знаменитый Розеттский камень. Обелиски, изящные статуи богов и фараонов, погребальные и ритуальные предметы покидали Египет на французских и британских кораблях. Не регулируемые никакими властями раскопки, граничащие с вандализмом, создали обширный рынок торговли древностями — не успев появиться на рынке, лучшие экспонаты сразу же оказывались в частных коллекциях богатых аристократов Лондона и Парижа.

В 1821 году в театре неподалеку от Пиккадилли была воссоздана гробница фараона Сети I, более известная как гробница Бельцони — в честь археолога и путешественника Джованни Бельцони, ответственного за находку в 1817 году. За время показа аттракцион посетили тысячи лондонцев. Английский поэт Гораций Смит, состязавшийся с поэтом Шелли в написании сонетов, посвященных Нилу, сочинил «Обращение к мумии» — оно было публично зачитано на выставке.

Разворачивание мумий, привезенных из Египта, в 1820-е годы стало популярным светским развлечением. Приглашения на подобные события выглядели так: «Lord Londesborough at Home: A Mummy from Thebes to be unrolled at half-past Two» («Лорд Лондсборо приглашает: мумию из Фив будут разворачивать в половине третьего»).

За техническую часть представления отвечали настоящие хирурги. Главным специалистом в области mummy unwrapping считался Томас Петтигрю по кличке Мумия. За всю свою яркую карьеру Петтигрю публично развернул более 30 мумий.

В 1824 году архитектор Английского банка сэр Джон Соун в обход Британского музея выкупил за 2000 фунтов изящный алебастровый саркофаг Сети I (мумия была найдена только в 1881 году).

По случаю покупки Соун закатил масштабное суаре: на протяжении трех вечеров в комнате, обставленной для пущего эффекта масляными лампами, представители лондонского истеблишмента поднимали бокалы за Сети I. Дошло до того, что целые аллеи на кладбищах оформлялись в стиле луксорской Долины царей. На парижском кладбище Пер-Лашез, открытом по указу Наполеона в 1804 году, и сегодня можно увидеть несколько выдающихся экземпляров египтомании, в частности могилы участников наполеоновской экспедиции — математиков Жозефа Фурье и Гаспара Монжа. Неподалеку от них возвышается обелиск Жана Франсуа Шампольона — молодого французского гения, расшифровавшего в 1822 году Розеттский камень и положившего начало египтологии.

В Англии погребальная мода на Древний Египет лучше всего видна на Хайгейтском кладбище, открытом в 1839 году. Египетская авеню Хайгета насчитывает 16 склепов — по восемь с каждой стороны. Вход на авеню украшает массивная арка в обрамлении крупных колонн в духе Карнакского храма и двух египетских обелисков. В 1820–30-е годы обелиски начали появляться на могилах людей, не имевших к Египту никакого отношения, — и быстро стали неотъемлемой частью викторианского кладбищенского пейзажа.

В появлении египетской символики на европейских кладбищах нет ничего удивительного — практически все знания о Древнем Египте, которыми располагали ученые и обыватели, были связаны с темой смерти: из устройства усыпальниц и пирамид они узнавали о загробном мире египтян, храмы рассказывали о богах и мифологии. О жизни и быте обычных людей было известно очень мало. Получалось, что Древний Египет был цивилизацией великих фараонов и их жрецов. Отсюда и мистификация, ощущение тайны и сакральности, окружающей Древний Египет и все, что с ним связано.

Несмотря на то что горожане толпами и без всякой опаски ходили смотреть на мумифицированные тела древних египтян, уже в 1820-е стали появляться первые страхи и опасения. Они нашли отражение в литературных произведе­ниях, которые историки позже назовут египетской готикой. Первым автором в этом жанре была Джейн Уэбб-Лудон. Под впечатлением от лондонской египтомании и романа Мэри Шелли «Франкенштейн» она написала в 1827 году готический хоррор «Мумия!». 

Кроме того, что Лудон была одной из первых писательниц-фантастов (действие книги происходит в XXII веке в мире, наполненном невероятными технологиями, одна из которых подозрительно напоминает интернет), она еще и придумала образ мстительной мумии. Правда, в книге Лудон месть мумии по имени Хеопс принимает форму скорее личного реванша, нежели страшного проклятия, которое может постигнуть каждого.

Чем активнее европейцы вмешивались в дела Египта, тем чаще в прессе и литературе возникала тема зловещих египетских мумий и вообще древних сил, от которых нет спасения. В 1869 году был торжественно открыт Суэцкий канал, и, пока французы поднимали бокалы за предприятие своего соотечественника Фердинанда де Лессепса, англичане обеспокоенно обсуждали, что канал открывает самую короткую дорогу в Индию, жемчужину британской короны, и в чужих руках грозит безопасности империи. Страхи викторианцев из парламентских дебатов и острых газетных статей перебирались и на страницы готических рассказов. В одном из сочинений 1869 года под названием «Ночь с фараоном» («A Night with King Pharaoh») злые арабские гиды замуровывают группу английских туристов в гробнице. В этот же год популярность набирает рассказ американской писательницы Луизы Мэй Олкотт «Потерянный в пирамиде», также известный как «Проклятие мумии».

Имперская паранойя только подпитывала суеверный ужас перед древнеегипетскими тайнами. Одновременно происходил любопытный процесс адаптации экзотического жанра к классической викторианской готике: ожившие мумии разгуливали по мрачным старинным особнякам со скрипящими половицами. Впрочем, само появление мумии в контексте английского особняка выглядело вполне правдоподобно: англичане, побывавшие в Египте, часто привозили подобные артефакты к себе домой — в домашние музеи. В 1860-е годы появляется еще один гибридный жанр — рассказы о привидениях в египетском антураже, вроде «Египетской истории о привидениях» («An Egyptian Ghost Story») о призраках в коптском монастыре. В коротком рассказе «История поместья Бэлброу», опубликованном в 1898 году, английское привидение-вампир завладевает телом мумии, привезенной хозяином дома из Египта, и начинает терроризировать домочадцев.

К концу XIX века политическая и экономическая ситуация в Египте заметно ухудшилась. Непомерные траты хедива Исмаила, а также неоправданное доверие, которое хедив оказывал своим европейским «советникам», постепенно привели страну на грань банкротства. Сначала британский премьер-министр Дизраэли в 1875 году совершает на деньги лондонских Ротшильдов «покупку века» — 47 % акций Суэцкого канала, — а через год англичане с французами устанавливают финансовый контроль над Египтом и создают Кассу египетского долга. В 1882 году Великобритания, подавив мощное восстание египетского офицерства, оккупирует страну фараонов.

Одновременно археологи совершают потрясающие находки в Фиванском некрополе. Египет становится еще ближе к обывателю, читающему ежедневные газеты и посещающему публичные лекции и салоны. Именно в этот период египетская готика переживает настоящий расцвет. В 1898–1899 годах выходит роман «Фарос-египтянин» Гая Бутби, близкого друга Редьярда Киплинга. По сюжету Фарос — это мстящий осквернившим его землю англичанам Птахмес, верховный жрец фараона XIX династии Мернептаха, сына Рамзеса II. Антиколониальный мотив (вернее, страх перед ним) чувствуется на протяжении всего рассказа. В частности, в эпизоде про мумию, которую отец главного героя вывез в свое время из Египта, встречаются такие слова: «О, мой друг из XIX века, твой отец украл меня из моей родной земли и из могилы, которая была предписана мне богами. Но остерегайся, так как наказание преследует тебя и уже скоро настигнет».

Коварный (и, вероятно, бессмертный) жрец, одетый как обычный лондонец, заманивает добродушного англичанина в Египет, где заражает того чумой. Ничего не подозревающий европеец плывет обратно в Англию — в итоге миллионы погибают от эпидемии. Но до этого Фарос устраивает своей жертве экскурсию по английскому парламенту и закрытым клубам, демонстрируя ему коррумпированность элиты. Удивительный сюжет соединил в себе все потаенные страхи жителя империи, в том числе и боязнь подхватить на Востоке страшную болезнь — не случайно в Порт-Саиде был установлен карантин для выезжающих в Британию судов. По удивительному стечению обстоятельств мумия настоящего Мернептаха была найдена археологами в 1898 году, когда автор романа Бутби был на отдыхе в Египте.

Из сочинений египетской готики создается ощущение, что мести восставших мумий и фараонов больше всего боялись элиты: в книге Ричарда Марша «Скарабей» древнеегипетское создание, не имеющее определенной формы, нападает именно на члена британского парламента. Собственно, ответственность политических элит за установление оккупации, а позже и протектората, была бесспорна — отсюда и страх возмездия, которое настигнет их первыми.

Книга была опубликована в один год с романом «Дракула» Брэма Стокера и значительно опередила его по продажам. Возможно, именно успех конкурента вдохновил Брэма Стокера на его другой роман «Проклятие мумии, или Камень семи звезд», рассказывающий историю о том, как молодой адвокат пытается оживить мумию египетской царицы Теры (в 1971 году по нему сняли фильм «Blood from the Mummy’s Tomb»).

Рассказы о смертоносных мумиях египетских цариц и жриц из литературного жанра постепенно переходили в разряд народных суеверий — и, наоборот, суеверия подпитывали литературу. Так, на протяжении нескольких лет в Британском музее разворачивалась настоящая драма с саркофагом под непримечательным серийным номером ЕА 22542.

История, обросшая слухами и выдумками, берет свое начало в 1889 году, когда Британский музей получил от частного коллекционера саркофаг. При его осмотре стало понятно, что он принадлежал состоятельной женщине. Египтолог Уоллис Бадж, работавший тогда в департаменте египетских и ассирийских древностей, обозначил ее в музейном каталоге как жрицу Амона-Ра, предположительно XXI или XXII династии. Несмотря на то что саркофаг был пустым, все упорно говорили о мумии и распространяли странные истории: мол, купивший ее в Египте британец прострелил себе руку, после чего подарил мумию своей знакомой — от той в скором времени ушел жених, потом у нее заболела и умерла мать, а вскоре и сама она слегла. После чего «несчастливая мумия», как ее прозвали, попала в Британский музей. В музее козни мумии не прекратились — рассказывали, что со снимавшими ее фотографами случались разные неприятные инциденты. Написавший о ней журналист Бертрам Флетчер Робинсон умер через три года после публикации — ему было 36 лет. Близкий друг Робинсона Артур Конан Дойл сразу же заявил, что тот стал жертвой проклятия мумии. Разошлись даже слухи о том, что музей решил избавиться от мумии и послал ее в дар Метрополитену на лайнере «Титаник» в 1912 году — хотя саркофаг все эти годы не покидал здание на Грейт-Расселл-стрит, и на него и сегодня можно посмотреть в зале № 62 (так как «несчастливая мумия» до сих пор пользуется популярностью у публики, иногда саркофаг увозят на временные выставки). Кстати, создатель Шерлока Холмса внес свой посильный вклад не только в становление легенды о «несчастливой мумии», но и в жанр египетской готики: в 1890 году он выпустил короткий рассказ «Кольцо Тота», в котором египтолог, заснувший за работой в Лувре, обнаруживает себя взаперти с мумиями и почти бессмертным жрецом Осириса Сосрой. Еще в одном рассказе Дойла «Лот номер 249», вышедшем двумя годами позже, мумия нападает на студентов Оксфорда: оказывается, что она действует по указке одного из учащихся.

Таким образом, к 1920-м годам среди прочих популярных представлений европейцев о Египте прочно укоренились легенды о смертоносных мумиях и проклятиях пирамид. Поэтому когда в 1923 году репортеры начали сообщать о том, что участники экспедиции Картера и причастные к раскопкам гробницы Тутанхамона один за другим умирают, быстро нашлось объяснение, которое понравилось бы читателям Daily Mail. Публика, знакомая с рассказами Конан Дойла и Брэма Стокера, если и не верила в проклятие, то охотно его обсуждала — оживали не мумии, а знакомые с детства сюжеты.

Историки пытались посчитать, сколько рассказов и романов о мумиях и проклятиях вышло за весь колониальный период до начала Первой мировой войны — получилось что-то около сотни. Однако египетская готика не ограничивалась литературой — она создала целый набор довольно сомнительных представлений о Древнем Египте, которые до сих пор продолжают транслироваться в поп-культуре.