Тайны «Доктора Живаго»: фамилия соблазнителя Лары, залитый солнцем город Юрятин и другие секреты

1. Тайна отца Юрия Живаго

Вот что мы знаем об отце Юрия:

«Пока жива была мать, Юра не знал, что отец давно бросил их, ездит по разным городам Сибири и заграницы, кутит и распутничает и что он давно просадил и развеял по ветру их миллионное состояние. Юре всегда говорили, что он то в Петербурге, то на какой-нибудь ярмарке, чаще всего на Ирбитской».

Довольно очевидно, что старший Живаго, человек состоятельный и занимаю­щийся коммерческой деятельностью, ездил на Ирбитскую ярмарку, ведь до революции это была самая крупная в России ярмарка (после Нижегород­ской) и самая близкая к сибирским городам. Впрочем, у этих поездок была и другая причина: позднее мы узнаем, что у отца героя в Сибири есть вторая семья.

Для самого Пастернака это место имеет и другое, символическое значение. Ирбит находится на Урале, разделяющем Европу и Азию. О важности пересечения этой границы Пастернак писал еще в повести «Детство Люверс» (1917–1918):

«В очарованной ее голове „граница Азии“ встала в виде фантасмагорического какого-то рубежа… <…> Женя досадовала на скучную, пыльную Европу, мешкотно отдалявшую наступление чуда».

Евграф, брат Юрия по отцу, был сибиряк: у него «смуглое лицо с узкими киргизским глазами». А вот как Юрий описывает дом в Омске, где в детстве жил Евграф:

«И вот все последнее время у меня такое чувство, будто своими пятью окнами этот дом недобрым взглядом смотрит на меня через тысячи верст, отделяющие Европейскую Россию от Сибири, и рано или поздно меня сглазит».

Получается, что между Москвой и Омском словно протянута линия высокого напряжения, заземленная где-то посередине, в районе уральского торгового городка Ирбита. Отец, который в представлении Юрия чаще всего находится на Ирбитской ярмарке, мечется между законной и незаконной семьями, между двумя сыновьями. Пересечь эту условную границу ему так и не удается: в своих метаниях он забывает себя, теряет рассудок, кончает жизнь самоубийством.

2. Тайна фамилии Комаровского

Вот как в романе говорится об отношениях Лары Гишар с адвокатом Виктором Комаровским: 

«Если бы вторжение Комаровского в Ларину жизнь возбуждало только ее отвращение, Лара взбунтовалась бы и вырвалась. Но дело было не так просто».

На что опирался Пастернак, описывая мучительную связь Лары и Комаров­ского? В основе этого сюжета вполне реальная история друзей юности самого Пастернака. Летом 1910 года он часто ездит на дачу к своему другу Александру Штиху и знакомится там с его двоюродной сестрой Еленой Виноград. Борису и Александру было по 20 лет, Елене — 14.

Уже позже, в 1917 году, Виноград рассказала Пастернаку, что между ней и кузеном была любовная связь, причинявшая обоим страдания. Этим же временем датируется стихотворение Пастернака «Наша гроза» из книги «Сестра моя — жизнь», посвященное Елене: 

К малине липнут комары.
Однако ж хобот малярийный,
Как раз сюда вот, изувер,
Где роскошь лета розовей?!

Дело в том, что в переводе с немецкого фамилия Штих означает «укол». Пастернак сравнивает соблазнителя с изувером-комаром, укалывающим жертву малярийным хоботом. Через эту ассоциацию Пастернак придумывает и фамилию рокового соблазнителя Лары — Комаровского.

3. Тайна предварилки

Одна из героинь романа Шура Шлезингер появляется на вечеринке в семье Живаго, которая была устроена после его возвращения с фронта, и поучает Юрия Андреевича: 

«Пойдем как-нибудь со мной, Юрочка. Я тебе людей покажу. Ты должен, должен, понимаешь ли, как Антей, прикоснуться к земле. Что ты выпучил глаза? Я тебя, кажется, удивляю? Разве ты не знаешь, что я старый боевой конь, старая бестужевка, Юрочка. С предварилкой знакомилась, сражалась на баррикадах. Конечно! А ты что думал? О, мы не знаем народа! Я только что оттуда, из их гущи. Я им библио­теку налаживаю».

Почему Шура называет себя бестужевкой и что такое знакомство с предва­рилкой? В конце 1870-х годов в Петербурге были открыты Высшие женские курсы. Первым директором стал известный историк Константин Бестужев-Рюмин. Довольно скоро политическая неблагонадежность учащихся была поставлена на вид руководству: курсы даже хотели закрыть, набор студенток временно прекратили, ввели новый регламент. Действительно, многие бестужевки — так называли учащихся — оказались связаны с народническими организациями, придерживались радикальных левых взглядов, а уже позже, в 1905–1907 годах, сочувствовали революционным событиям и даже принимали в них активное участие. На Бестужевских курсах учились, например, сестры Ленина — Анна и Ольга, а также Надежда Крупская.

Таким образом, Шура не просто походя сообщает о том, что училась на женских курсах, но представляет себя революционеркой со стажем. В ее речи есть еще одно непонятное слово — «предварилка». Так называли Дом предварительного заключения, или Шпалерную тюрьму («Шпалерку»). Первая в России следственная «образцовая тюрьма» открылась в Петербурге в 1875 году на Шпалерной улице, 25.

Из 317 одиночных камер 32 были женскими. Здесь содержались многие участники революционного движения — от народников до Ленина. Несложно заметить, что Шуру Пастернак описывает иронически: в отличие от искренних революционеров Павла Ферапонтовича Антипова или Куприяна Савельевича Тиверзина она бросается пафосными фразами и любуется собой.

4. Тайна комиссара

Уезжая из Мелюзеева в конце лета 1917 года, доктор Живаго знакомится с новым комиссаром, который направлен в уездный центр усмирять взбунтовавшийся полк в связи с готовящимся наступлением:

«Слухи о комиссаре оправдались. Это был тоненький и стройный, совсем еще неоперившийся юноша, который как свечечка, горел самыми высшими идеалами. Говорили, будто он из хорошей семьи, чуть ли не сын сенатора, и в феврале один из первых повел свою роту в Государственную думу. Фамилия его была Гинце или Гинц, доктору его назвали неясно, когда их знакомили. У комиссара был правильный петербургский выговор, отчетливый-преотчетливый, чуть-чуть остзейский». 

У Гинца есть вполне реальный прототип. Это Федор Федорович Линде: в дни Февральской революции он возглавил солдат, примкнувших к восстанию, входил в исполком Петроградского совета, принимал активное участие и в последующих событиях. Именно он в апреле 1917-го привел к Мариинскому дворцу Финляндский полк с требованием отставки главы Временного правительства Павла Милюкова.

Как и многие в то время, Линде восхищался Александром Керенским, возглавившим правительство летом, и подражал ему, в том числе раздобыв френч и галифе. То же самое сделал и Гинц:

«Он был в тесном френче. Наверное, ему было неловко, что он еще так молод, и, чтобы казаться старше, он брюзгливо кривил лицо и напускал на себя деланную сутулость. Для этого он запускал руки глубоко в карманы галифе и подымал углами плечи в новых, негнущихся погонах…» 

Остзейский выговор Гинца тоже восходит к Линде, который родился в польско-немецкой семье и говорил с отчетливым немецким акцентом. Наконец, смерть Гинца, убитого солдатами, списана с гибели Линде, о которой сообщили в 1917 году все газеты. Судьба комиссара символична: убивая своего героя, Пастернак ставит диагноз революции, колесо которой уже повернулось против тех, кто ей преданно служит.

5. Тайна трех партизан

Когда Юрий Живаго направляется из Юрятина в Варыкино, на перепутье дорог его останавливают и берут в плен партизаны: 

«Впереди дорога разделялась надвое. Около нее в лучах зари горела вывеска „Моро и Ветчинкин. Сеялки. Молотилки“. Поперек дороги, преграждая ее, стояли три вооруженных всадника. Реалист в форменной фуражке и поддевке, перекрещенной пулеметными лентами, кавалерист в офицерской шинели и кубанке и странный, как маскарадный ряженый, толстяк в стеганых штанах, ватнике и низко надвинутой поповской шляпе с широкими полями».

Кто эти люди, что означает встреча с ними и почему Пастернак так подробно описывает троицу? Реалист — это ученик реального училища: в отличие от классических гимназий, где в преподавании делался упор на древние языки, в этих средних учебных заведениях был уклон в сторону математики и естест­вен­ных наук. Кавалерист в офицерской шинели и кубанке (укорочен­ной папахе) — профессиональный военный, очевидно перешедший на сторону Красной армии кадровый офицер, служивший в Кубанском или другом казачьем полку. Почему папаха укорочена? Потому что перешедшие на сторону красных казаки урезали папахи, а кокарды меняли на красные звезды. Третий партизан — толстяк. По его одежде можно дога­даться, что это либо бывший священник, либо человек, раньше имевший к Церкви отношение (на это указывает поповская шапка).

Встреча главного героя с тремя путниками показывает, как революция меняет личность ее участников. Мальчик-реалист опоясан пулеметными лентами, офицер-казак перешел на сторону врага, бывший священник берет в руки оружие. И не толь­ко они, но и другие персонажи романа: так, работящий крестьянин Памфил Палых становится хладнокровным убийцей, добрый и честный Павел Антипов превращается в не знающего пощады Стрельникова.

6. Тайна Юрятина

Когда поезд, в котором едет семья Живаго, приближается к Юрятину, из окна вагона доктор видит город, залитый лучами восходящего солнца: 

«Там, верстах в трех от Развилья, на горе, более высокой, чем предместье, выступил большой город, окружной или губернский. Солнце придавало его краскам желтоватость, расстояние упрощало его линии. Он ярусами лепился на возвышенности, как гора Афон или скит пустынножителей на дешевой лубочной картинке, дом на доме и улица над улицей, с большим собором посередине на макушке.
     „Юрятин!“ — взволнованно сообразил доктор».

Прототипом Юрятина считается Пермь. Почему же первая встреча с городом описывается как что-то чудесное, почему это место скорее напоминает образ из волшебной сказки? Пастернак намекает на мифологический город — Новый Иерусалим: ведь именно таким — на горе, с храмом посередине и ярусами строений — его изображали иконописцы. Юрятин залит ярким утренним солнцем, желтые краски напоминают о золотом свечении, которое исходит от Небесного Града: «…а город был чистое золото, подобен чистому стеклу».

Образ города на горе, который кажется герою раем, где можно обрести новую жизнь, и раньше встречается в прозе Пастернака. Так, в повести «Охранная грамота» описан немецкий Марбург: «Я стоял, заломя голову и задыхаясь. Надо мной высился головокружительный откос, на котором тремя ярусами стояли каменные макеты университета, ратуши и восьмисотлетнего замка». Юрятин играет в жизни Живаго ту же роль, которую в жизни самого Пастернака сыграл Марбург: в этих городах и автор, и его герой встретили необыкновенную любовь, начали новую жизнь, написали свои лучшие стихи.

7. Тайна земства

Вот что Юрий Живаго пишет в письме жене о свой новой знакомой Ларисе Антиповой летом 1917 года:

«Земство, прежде существовавшее только в губерниях и уездах, теперь вводят в более мелких единицах, в волостях. Антипова уехала помогать своей знакомой, которая работает инструкторшей как раз по этим законодательным нововведениям».

Что такого в том, что Антипова работает инструкторшей в земствах и почему это важно? Общественная деятельность подобного рода летом 1917 года не могла не вызывать уважения. Крестьяне относились к земской реформе неоднозначно: очень многие были недовольны предоставлением избиратель­ных прав женщинам, тайным голосованием, участием в выборах предста­вителей других сословий. Поэтому люди, работавшие на реформу, часто сталкивались с проявлениями агрессии. Первые выборы состоялись уже в августе. Организационной работы было очень много, для помощи на местах призывались добровольцы, в основном из числа прогрессивной молодежи. Пастернак хорошо знал об этом: Елена Виноград, о которой шла речь выше, откликнулась на призыв принять участие в создании органов земского самоуправления и вместе с братом отправилась из Москвы в Саратовскую губернию. Упоминая о занятии Лары, Живаго отрицает, что хоть сколь-либо увлечен Антиповой. Но именно рассказ о земской реформе его выдает: несомненно, это указание на то, что цельность натуры Лары, ее самоотвер­женность, мужество и открытость преобразованиям восхищают Юрия Андреевича.