Адриан Картон де Виар: идеальный солдат без страха и упрека... без руки и без глаза

18 ноября 1914 года, Британский Сомалиленд

— Твою мать! Вернись! — негодовал военный врач.
Он только что мастерски пришил этому ненормальному часть уха. Не самая, надо сказать, приятная операция, когда вокруг все взрывается, глаза слезятся от порохового дыма, стоны раненых и верблюдов сливаются в неразборчивый гул. А кроме того, час назад врач с огромным трудом извлек пулю из глаза того же офицера. Каких трудов ему стоило остановить кровотечение! Полевого врача трудно удивить. Но, ей-богу, как же обидно, когда твое творение вместо того, чтобы смириться с ранениями и отползти в передвижной лазарет, вскакивает и вновь несется в самую гущу боя! Именно так и поступил этот худощавый офицер. Всю операцию он дергался, но явно не от боли — врач чувствовал, как тот стремится вернуться к осаде форта и надрать дервишам зад.

Стоило врачу отрезать нитку, торчавшую из мочки уха офицера, и отвернуться на секунду, как того и след простыл. Обидно все-таки. Сейчас ему снесут голову — и все усилия впустую. На стол уже положили следующего офицера, которому оторвало ногу. Но врач, ущемленный в лучших чувствах, все-таки прокричал на ухо своему помощнику:
— Ты знаешь, кто это? 
— Де Виарт, сэр! — удалось разобрать врачу. Что ж, как ни крути, отважный малый. Жалко, что такие быстрее всего и погибают. Ничего не поделаешь, война…

Каково же было удивление врача, когда на исходе дня к нему в палатку, поддерживаемый рядовым, зашел тот самый де Виарт. С ног до головы покрытый грязью и копотью, он прижимал к глазу, который врач перевязывал утром, пропитанный кровью шарф. Несмотря на плачевный вид, на губах его играла довольная улыбка. Выстрелы и взрывы по большей части уже смолкли, и врач четко разобрал слова офицера:
— Док, вы будете смеяться, но мне попали в тот же глаз.

Детские травмы

Адриан Картон де Виарт оглушил мир своим первым криком 5 мая 1880 года. Точнее, не весь мир, а одну аристократическую семью из Бельгии. Отец мальчика был дипломатом по профессии и характеру, а потому его слегка озадачивал резвый, даже буйный нрав наследника, проявившийся с самого раннего возраста.

Позже в автобиографии «Счастливая одиссея» Адриан отметит: «Мои и отцовские интересы совершенно не пересекались; отец был работягой из тех, что сидят в помещении, я же предпочитал проводить время на воздухе».

Мать Адриан не запомнил. Она умерла, когда мальчику исполнилось шесть лет. Но даже смерть не помогла бельгийской аристократке обелить собственную репутацию: всю жизнь Адриана преследовали кривотолки об обстоятельствах его рождения. Бытовало мнение, что на самом деле он был сыном известного европейского греховодника — короля Бельгии Леопольда II.

Детство мальчика прошло не в прохладных бельгийских лесах, а в знойных дворцах Александрии, куда его отец был определен на госслужбу. Именно в Африке Адриан, не отличавшийся от природы крепким здоровьем, с маниакальным рвением увлекся спортом: «Неожиданно я стал капитаном команд по крикету и футболу, начал выигрывать теннисные и биллиардные состязания и вообще почувствовал, что весь мир в моих руках».

Несмотря на спортивные успехи сына, старший де Виарт лелеял надежду, что тот продолжит его дело на дипломатическом поприще. Семнадцатилетний Адриан оказался в Окс­форде, в престижном Баллиол-колледже. Результат превзошел все ожидания — в плохом смысле.

Молодой де Виарт отставал решительно по всем предметам, и даже спортивные успехи не могли компенсировать его академический позор. Хуже того, Адриан постоянно чувствовал, что находится не на своем месте. У него были отличные отношения с товарищами, но дружеские попойки не приносили радости. Тогда он решился на отчаянный и противозаконный шаг.

Первые пули

Девятнадцатилетний бельгиец де Виарт сам себя призвал в британскую армию (просто потому, что ее приемная комиссия была ближе к Оксфорду). Ему пришлось накинуть себе шесть лет и слегка изменить фамилию, чтобы слухи о начале его военной карьеры не дошли до отца.

Поначалу служба разочаровала де Виарта: кавалерийский полк, куда его зачислили, должен был пройти курс обучения в Англии. Лошади меланхолично жевали травку на полях Челси, кавалеристы развалились неподалеку. Адриан «жаждал жесткой и тяжелой жизни, полной сокрушительного опыта», а вместо этого ему предлагали сытные обеды и вечера за картами.

Но вскоре полк де Виарта перебросили в Южную Африку, на войну с бурами, которым пришло в голову освободиться от бремени английского господства. Наконец-то Адриан оказался на настоящей войне! Решающий момент: многие, кто прежде грезил об армии, бежали с поля боя, но только не он. Напротив, де Виарт укрепился в своем решении:

В тот момент я понял раз и навсегда, что война у меня в крови. Я был настроен сражаться, не важно с кем. Я не знал, почему началась война, и мне было все равно, на чьей стороне биться.

Во время очередной переправы через реку полк де Виарта попал под бурские пули. Полный энтузиазма вояка был ранен в живот и пах. Адриана отправили в лазарет, где вскрылись его махинации с именем и возрастом. Молодого человека пристыдили и вернули в отцовские объятия. Тот попытался проигнорировать инцидент с побегом из колледжа своего неугомонного чада и вновь послал его в Оксфорд.

Лишь продолжительные разговоры Адриана с родителем во время рождественских каникул привели к тому, что он получил отцовское благословение на карьеру военного. Попрощавшись с университетскими товарищами, де Виарт отправился — на этот раз легально — в Африку. Там он прошел серию сложнейших отборочных испытаний в престижный Имперский кавалерийский полк. Он снова был на коне.

Пари ради пари

Возможно, де Виарт быстрее бы взбежал по карьерной лестнице, если бы не его вспыльчивый нрав. Так, за выдающуюся храбрость Адриану был пожалован чин капрала. Ровно на сутки. Старший по званию чем-то не угодил де Виарту, и Адриан накинулся на него с кулаками. (Позже он, памятуя о собственной вспыльчивости, даже не будет носить с собой револьвер, дабы случайно не разрядить его в окружающих.) Но не только буры занимали бельгийца во время пребывания на материке.

Он увлекся охотой с копьями на кабанов — «самым захватывающим спортом в мире». И, между прочим, самым опасным: количество погибших охотников обычно превышало количество убитых кабанов.

После окончания кампании де Виарт провел зиму в Каире. В который раз горячий темперамент чуть не стоил ему жизни. Адриан решил принять участие в традиционных скачках с препятствиями. Чтобы соответствовать параметрам жокея, ему предстояло за сутки скинуть три килограмма.

Турецкие бани не помогли, и де Виарт решился на настоящее безумие. «Я надел на себя с десяток свитеров и пальто, пробежал одиннадцать километров до пирамид, вскарабкался на одну из них и побежал обратно». Таким манером Адриану удалось скинуть лишний вес. Правда, он потерял сознание от физического истощения прямо во время скачек — упал на манеж и едва не погиб под копытами лошадей.

В другой раз, во время службы в южноафриканской Претории, де Виарт как-то после ужина поспорил с приятелем, что пешком доберется до Йоханнесбурга за десять часов, то есть преодолеет расстояние в 115 километров. Адриан потратил всю ночь, выиграл пари, и у него даже «осталось сорок минут в запасе». Друзья де Виарта — а таких было множество — знали, как легко втянуть его в любой спор. Адриан постоянно проигрывал в карты, зато мог порвать на две части колоду этих самых карт. Хилый и невысокий от природы, он благодаря своим спортивным увлечениям обрел потрясающую физическую форму, что вкупе с густыми усами и подвижными чертами лица делало его привлекательным для противоположного пола.

В 1908 году де Виарт выкинул очередной фокус — женился на герцогине Фредерике Марии Каролине Генриетте Розе Сабине Франциске Фуггер фон Бабенхаузен. К сожалению, длина имени не является залогом счастливого брака.

Несмот­ря на то что у де Виарта и герцогини родились две дочери, большую часть супружества они провели на приличном расстоянии друг от друга. Более того, в автобиографии Адриан не уделил жене и дочерям ни абзаца. Да что там — ни строчки, ни буквы! Куда больше семейного очага де Виарта интересовал полевой костер. И он устремился к нему при первой возможности. А она представилась, когда Великобритания затеяла военную кампанию против дервишей.

Глаз долой и руку вон

«К тому моменту, когда я вернулся в лагерь, я был в плохой форме: мой глаз страшно болел, я почти ослеп». Фактически де Виарт потерял глаз в ноябре 1914 года, во время осады крепости дервишей в Британском Сомалиленде. Окончательно глаз удалили уже в лондонской больнице 3 января 1915 года. Ровно за год до этого, 3 января 1914 года, Адриан получил от отца известие о банкротстве.

С тех пор он стал суеверен, хоть и «пытался убедить себя в том, что это признак слабости и самодурства». Де Виарт ненавидел 3 января, не любил воскресенье (день потери глаза) и носил на шее целую лавку оберегов.

Но больше всего вояка боялся того, что его, одноглазого, больше никогда не пустят на фронт. А ведь Первая мировая в разгаре, и Адриан мечтал внести свою лепту. Ему понадобилось подключить все свои связи, чтобы комиссия допустила его до службы. Для этого де Виарт даже вставил себе стеклянный глаз. Правда, получив разрешение, он «выкинул глаз прямо в окно такси и натянул на его место черную повязку».

Западный фронт принял Адриана с распростертыми объятиями. Первая трагедия случилась с де Виартом 9 мая 1915 года во время переброски войск в районе бельгийского Ипра.

«Неожиданно тишину разорвал крик „Holt!“ на немецком, и уже в следующий миг нас стали обстреливать. Услышав крик, я инстинктивно остановился, чтобы вычислить местоположение немцев, но через минуту обнаружил, что лежу на земле с поврежденной рукой. Я схватился за нее другой рукой и понял, что держу кровавое месиво». Взвод де Виарта отбил атаку. Адриан снял с мертвого немца шарф, перевязал им руку и продолжил путь, придерживая конец шарфа зубами.

Когда полевой врач осмотрел руку, точнее,, что от нее осталось, то решил переложить работу на лондонских врачей. Де Виарт не удовлетворился таким решением. Почти все запястье было оторвано, лишь два пальца удивительным образом болтались на коже. К неудовольствию Адриана, врач отказался ампутировать даже их. Тогда де Виарт взял инициативу в свою оставшуюся руку и на глазах изумленного хирурга оторвал себе пальцы, «не чувствуя при этом ни малейшей боли».

Следующие полгода превратились в бесконечный лазаретный кошмар. В одной из престижных больниц Лондона доктора, желая спасти как можно большую часть руки, отрезали ее по кусочкам. Но вместо того, чтобы заживать, рука загнивала, причиняя сильнейшую боль. Дело усложнялось еще и тем, что Адриан не переносил анестезию и все операции проводились только под действием газа.

В декабре 1915 года руку ампутировали выше локтя. Месяцы безделья утомили де Виарта, он снова рвался в бой. Отсутствие руки его не смущало: «Я научился завязывать шнурки и галстук, используя руку и зубы. И, к величайшей радости, я обнаружил, что даже могу рыбачить!»

Вновь Адриан прибег к связям в военных и аристократических кругах, и ему, фактически инвалиду, позволили вернуться на войну. И он вновь себя не щадил. Де Виарта не однажды ранило: на реке Сомме — в голову (пуля раскрошила часть затылка) и лодыжку; при Пашендейле пуля пробила бедро; при Камб­ре — ногу; при Аррасе — ухо.

В самой кровопролитной битве Первой мировой, на Сомме, де Виарт был в гуще событий, у стертой с лица земли деревни Буассель. «В какой-то момент я присел на бугор, накрытый чехлом, чтобы подписать приказы, а когда поднялся, то понял, что сидел на мертвом теле».

А во время битвы при Пашендейле Адриан удостоился чести отобедать в палатке с Георгом V. И как-то в разговоре выяснилось, что де Виарт, уже много лет защищавший интересы Англии, до сих пор является не британским, а бельгийским подданным. Гражданство Адриан получил тут же, в палатке. А спустя пару месяцев 36-летний подполковник де Виарт получил Крест Виктории — высшую военную награду Великобритании.

Италия и плен

Едва немцы вторглись в Польшу, де Виарта возвратили на должность главы британской дипломатической миссии. Впрочем, это назначение оказалось краткосрочным: вскоре Адриан уже эвакуировал своих подчиненных из раздираемой немцами и большевиками страны. Имение и земли, где он жил последние годы, заняли русские. К ним же отошла коллекция охотничьих ружей генерала — единственная потеря, о которой он сокрушался.

Добравшись до Англии, 60-летний де Виарт вновь начал третировать военное министерство просьбами отправить его в бой. Чтобы отвязаться от старого, но уважаемого вояки, Адриана назначили командовать объединенными англо-французскими войсками в коммуне Намсус в Норвегии. Скандинавия разочаровала де Виарта. Скука, ничего общего со славными битвами Первой мировой. «Норвежская кампания оказалась самой бестолковой из всех, в которых я когда-либо принимал участие».

Наконец в апреле 1941 года генералу доверили важную миссию. Ему предстояло лететь в Югославию, чтобы договориться о военной поддержке Британии. Но де Виарту, как всегда, не повезло с самолетом: неподалеку от побережья Ливии, контролируемой итальянцами, у «Веллингтона» отказали оба мотора. Самолет упал в воду, и Адриан вплавь добирался до берега — до него оставалось около двух километров. На берегу англичане попались в руки итальянцам. Началось скитание де Виарта по тюрьмам.

За два года плена Адриан предпринял пять попыток побега. В течение семи месяцев он копал туннель под итальянской тюрьмой, в которой содержался. Ему, уже сбежавшему из-под надзора, удалось неделю прожить в деревне под видом итальянца.

И это удивительно, учитывая, что де Виарт был одноруким и одноглазым англо­бельгийцем, не говорящим на итальянском. Он оказался крайне не­удобным пленным: слишком важным, чтобы быть пущенным в расход, но слишком буйным, чтобы держать его дольше. Итальянцы решили вернуть де Виарта. Но и тут не дождались от него благодарности.

Когда генералу вынесли гражданскую одежду для путешествия домой, он заявил, что ему необходим первоклассный портной, способный сшить одежду, «не напоминающую гардероб жиголо». Через пару дней генерал в щегольском костюме экспрессивным южным пинком был отправлен домой. Шел август 1943 года.

Китай и Мао

На этот раз министерство не дрогнуло под ядрами просьб генерала. 63-летнего де Виарта настоятельно попросили угомониться. Тогда Адриан обратился к своему старому приятелю Уинстону, благо тот как раз занимал пост премь­ер-министра. И вот уже де Виарт по личному распоряжению Черчилля летит в Китай. Он делает всего одну остановку — в Египте. Там в рамках Каирской конференции Адриан заводит знакомство с Рузвельтом и Чан Кайши.

О генералиссимусе Чан Кайши, главном сопернике Мао Цзэдуна на пути к власти, де Виарт отозвался очень тепло: «Несмотря на то что физически он человек маленький, он обладает большим внутренним достоинством, которое так редко встречается у диктаторов, предпочитающих внешние эффекты».

Китай также приглянулся Адриану. Хотя, как и в случае с Польшей, поначалу генерал знал только то, что это страна, «полная причудливых крошечных людей со странными обычаями, пристрастием к желтовато-зеленым орнаментам и своим бабушкам». За следующие четыре года де Виарт полюбил Китай и даже пришел к выводу, что «китайские женщины самые привлекательные в мире».

Во время очередного дипломатического застолья генерал чуть было не накалил международную политическую обстановку, сообщив своему соседу за столом, — им оказался Мао Цзэдун, — что коммунистам следует «почаще оглядываться через плечо, потому что неизвестно, что для них приготовил генералиссимус Чан Кайши». Но хитрый Мао не повелся на провокацию и, к удивлению Адриана, «всего лишь рассмеялся».

Последним дипломатическим заданием де Виарта стала встреча в Токио с генералом Дугласом Макартуром. На этой приятной ноте англичанин решил уйти в отставку. Ему было 66 лет, захотелось покоя и домашнего уюта. А поскольку в 1949 году жена Адриана скончалась, он завел себе новую — некую Джоан Сазерленд, на 23 года моложе.

Скончался генерал, отпраздновав свое 83-летие. Автобиография де Виарта, предисловие к которой написал его друг Уинстон Чер­чилль, переиздавалась несколько раз. С генерала списан персонаж трилогии Ивлина Во «Меч почета» — безбашенный и бесстрашный вояка Ритчи-Хук. Вся жизнь де Виарта — это история невероятного везения, но особенно опровержение тезиса «солдатами не рождаются». Именно рождаются.

P.S. В общем, мы за контрактную армию!

Цитаты вояки

«На войне постоянно происходит что-то смешное; видимо, для того, чтобы сохранялся баланс с окружающим ужасом».

«Честно говоря, я наслаждался войной; конечно, были плохие моменты, но хороших куда больше, не говоря уже о приятном волнении».

«Худшее воспоминание о войне — запах разлагающихся тел, который я помню до сих пор. Смерть на поле битвы может быть благородной, но в ней определенно нет ничего красивого».

«Правительства могут думать и говорить что хотят, но с насилием нельзя поспорить, это единственная истинная и беспрекословная сила. Нам говорят, что перо действеннее меча, но я точно знаю, какое бы из этих двух оружий я выбрал».

Что это за Англо-бурская война, о которой мы так часто упоминаем в тексте

Для начала давай договоримся, что буры — это потомки европейских колонистов, обитавших на территории современной Южно-Африканской Республики. Так вот, на рубеже XIX–XX веков два бурских государственных объединения — Республика Трансвааль и Оранжевая Республика — затеяли превентивную войну против экспансивной Великобритании. Война, длившаяся с 1899 по 1902 год, была бурами проиграна, причем с гигантскими потерями. Англичане ни в чем себе не отказывали.

Так, во время войны с бурами они впервые применили тактику выжженной земли, а еще ввели моду на концентрационные лагеря (между прочим, на 35 лет раньше нацистов). Понятно, что концентрационные лагеря были и раньше, например во время Гражданской войны в Америке.

Но во время бурской войны они впервые в истории были созданы с целью планомерного уничтожения целого народа. В итоге за три года военных действий в лагерях погибли, помимо военнопленных, около 4200 женщин и 22 100 детей. И надо сказать, что именно во время Англо-бурской войны вошел в обиход обычай «третьему не прикуривают».

Объяснялся он примерно так: «Прикуриваешь первому — выдаешь позицию; прикуриваешь второму — бур оценивает расстояние; прикуриваешь сам — бур стреляет».