«Амулеты-змеевики»: откуда взялись таинственные древнерусские медальоны

Что такое змеевик

Появившись на Руси в XI в., они распространились в XII–XIV вв., но затем довольно быстро вышли из употребления, хотя известны отдельные образцы, датирующиеся вплоть до XVIII в.

За такими подвесками закрепилось наименование «амулеты-змеевики», однако наличие канонических изображений свидетельствует о том, что фактически они являлись иконками (не будь на обороте змеевидных композиций, их так бы и называли).

Поэтому представляется более правильным называть такие медальоны не «амулетами» (хотя, конечно, любая иконка является в некотором смысле канонически разрешенным христианским амулетом), а всё же именно иконками-змеевиками.

Правда, в Византии существовали змеевики без иконок на лицевой стороне (их замещали тексты заговора от «истеры»), которые действительно иначе как амулетами не назовешь.

Классификация иконок-змеевиков

Первой русской публикацией таких иконок стала заметка В. Анастасиевича о «черниговской гривне» – золотом змеевике, найденном на сельском поселении близ Чернигова (Анастасиевич, 1821). Интерес к ним никогда не угасал, а длинному ряду различных публикаций итог был подведен сводом Т.В. Николаевой и А.В. Чернецова (1991), в котором типология змеевиков была проведена по иконным изображениям на лицевой стороне.

Такой подход представляется вполне оправданным, но не единственно возможным. Поэтому мною была предложена иная классификационная схема, исходившая из того, что своеобразие этой группе древностей придают именно змеевидные композиции на оборотной стороне иконок, которые фактически сводятся к двум классам, определяемым иконографией и общей схемой размещения таких композиций.

Класс 1 – с человеческой головой в центре композиции, от которой в разные стороны расходятся змеи. Большинство исследователей согласны в том, что так могла изображаться голова Медузы Горгоны, хотя данная трактовка (со змеями, вырастающими из головы) не была самой характерной для античного искусства.

Чаще всего Горгону изображали в виде крылатого чудовища с длинными клыками и высунутым языком. Змей на голове Горгоны (в количестве от 2 до 12 экз.) в среднем можно встретить только на одном из восьми античных изображений этого чудовища.

Нельзя отрицать также некоторое сходство изображений на змеевиках с позднеантичными горгонейонами (головой Горгоны на нагрудных доспехах); кроме того, «девица Горгония» со змееволосой головой фигурировала в популярном средневековом романе «Александрия».

Имеются, однако, и иные точки зрения относительно данной змеевидной композиции, среди которых наиболее взвешенным видится предположение, что змеи здесь означают болезни (или демонов болезней), изгоняемые из человека как мистическим действием заговора, так и божественной силой, персонифицированной иконными изображениями на змеевиках.

Поэтому в дальнейшем предлагаем чисто условно называть изображения на змеевиках этого класса «Горгоной», памятуя, что в их основе лежали глубинные пласты народных представлений о «мистической медицине» и ее демонологии, имеющие лишь внешнее сходство с некоторыми трактовками облика Горгоны.

Класс 2 – со «змееногим» чудовищем женского пола (судя по подчеркнутой груди), у которого ноги разветвляются на 11-13 змей (на ряде змеевиков змеи как бы вырастают из тела чудовища), а руки держатся за них. Относительно этого образа было сделано предположение, что прототипом для него могла послужить бронзовая статуя Сциллы, стоявшая согласно свидетельству Никиты Хониата на Ипподроме в Константинополе. Если эта гипотеза верна, то змеевики класса 2 могли появиться только до 1204 г., поскольку после взятия Константинополя крестоносцами эта статуя (вместе со всеми остальными) была переплавлена на монету, а, значит, исчез и тот зримый образ, который мог быть использован для воспроизведения на змеевиках.

Как бы ни расценивалась такая гипотеза, очевидно, что две имеющиеся иконографические схемы змеевидных композиций восходят к разным прототипам и в конечном счете демонстрируют две различные традиции изображения той «истеры», против которой были направлены заговоры на змеевиках.

Подавляющее большинство русских змеевиков и все известные на сегодняшний день византийские принадлежат к классу 1, тогда как класс 2 представлен не более чем 1/6 медальонов.

Признаки композиций 1 и 2 классов практически не пересекаются, исключением является лишь упомянутая выше «черниговская гривна» (змеевик класса 2, имевший только три реплики), где змеи выходят не только из ног, но и из головы женской фигуры.

Однако это единственный случай создания «гибридного» изображения на основе канонов классов 1 и 2.

Иконография образков-змеевиков

В последнее время появилось несколько публикаций новых находок в Великом Новгороде и окрестностях Суздаля, в которых, однако, вопрос о происхождении иконографии змеевиков не рассматривался.

Зато этот вопрос затронут еще в одной работе, представляющей собой сводку находок из Великого Новгорода, где были учтены все 12 медальонов, известные там на момент публикации.

Авторы предпочли проводить деление этой небольшой коллекции по изображениям на лицевой стороне, получив в результате 4 типа – с архангелом Михаилом, Богоматерью Орантой, Распятием, св. Георгием. Змеевики трех типов несут на оборотной стороне изображение «Горгоны», а один тип (с Распятием), представленный тремя одинаковыми образцами, – «Сциллы». Последняя изображена в виде человеческой фигуры «в рост» без явных признаков пола, от рук, ног и туловища которой отходят змеи, трактовка которых чрезвычайно условна и становится ясна только благодаря сравнению с другими медальонами этого класса.

Исследователи новгородских змеевиков подвергли сомнению устоявшееся мнение о том, что изображение «Горгоны» персонифицировало некого демона («истеры» или, в русскоязычных вариантах заговоров, «дъны»).

Змеевидная композиция класса 1 воспринята этими исследователями также прямолинейно как изображение непосредственно отрезанной головы Медузы Горгоны, исходя из того, что ее свойства упоминались в некоторых средневековых литературных произведениях. Между тем неоднократно подчеркивалось, что этот образ семантически чрезвычайно сложен и столь однозначное его понимание вряд ли окажется верным.

Кроме того, исследователи новгородских древностей не приняли гипотезы об интерпретации второго иконографического класса (со «змееногим» чудовищем), поскольку «приведенное описание Сциллы не полностью совпадает с изображением на змеевиках» и «неясно, на каких именно чудовищ разветвлялось туловище Сциллы», а к тому же «фигуры на змеевиках…, как правило, одетые, тогда как Сцилла на Ипподроме была обнаженной». В результате сделан вывод, что на змеевиках данного класса помещалась «всё та же Горгона, просто изображенная до гибели».

Предъявленная критика требует подробного рассмотрения. Начнем с того, что до своей гибели Медуза Горгона согласно всем вариантам мифа имела обычное женское тело, правда, с крыльями за спиной. Не известно ни одного изображения или описания, в котором фигурировало бы разделение ее тела ниже пояса на каких бы то ни было змей. Поэтому последняя процитированная фраза наших критиков неверна в принципе: «змееногое» чудовище – это не Горгона.

Что касается «всех» деталей статуи Сциллы в Константинополе, то каковы бы они ни были, невозможно ожидать их точного повторения на небольших медальонах из-за очевидных различий в размерах, пластическом решении и стилистике этих совершенно разных памятников.

В отношении «обнаженности» фигуры «Сциллы» произошло недоразумение, связанное с ограниченностью новгородской выборки: на большинстве медальонов класса 2 фигура «Сциллы» показана именно обнаженной, с подчеркнутой грудью. И лишь на одной серии новгородских змеевиков (с Распятием) эта фигура была «одета», а все признаки пола удалены.

Вероятно, именно в Новгороде одним конкретным мастером и была проведена «цензура» внешнего вида «Сциллы». Судя по датировкам находок, переосмысление образа чудовища произошло относительно поздно, в XII в.

Хотя авторы свода новгородских находок относят змеевики с Распятием и «Сциллой» к XI в., этот вывод базируется на общих соображениях о распространении змеевиков и появлении других статусных вещей на участках, где были сделаны подобные находки. Сами же контексты находок довольно расплывчаты и позволяют допускать существенно более позднюю дату их отложения в слой, а, следовательно, и появления вещей данной серии.

Из трех находок таких змеевиков одна происходит с мостовой Великой улицы (Неревский раскоп), из горизонта первой половины XII в., однако условия отложения культурного слоя на уличных мостовых допускают возможность попадания в эти открытые комплексы как более ранних (относительно дендрохронологической датировки), так и более поздних вещей. Последний вариант представляется более вероятным, поскольку интенсивная жилая застройка появляется на участке находки только во второй половине XII–начале XIII вв..

Две другие находки змеевиков со «Сциллой» происходят из слоя второй половины XII в. на усадьбе Е Троицкого раскопа.

Парадоксальным образом авторы публикации датируют эти находки «не позднее XI в.», что противоречит контексту их обнаружения. Столь раннее появление змеевиков здесь обосновывается тем, что в первой половине XI в. на усадьбе Е жил священник. Означает ли это, что авторы считают священнослужителей пользователями и распространителями двусмысленных с канонической точки зрения иконок, не разъяснено, но контекст статьи приводит именно к такому выводу.

Однако более вероятным представляется стремление церковных кругов к изживанию змеевиков из культовой практики, а потому они вряд ли принадлежали священнослужителю, так что связь найденных змеевиков с ранними отложениями раскопа видится наименее вероятной. Таким образом, все новгородские находки позволяют датировать местные змеевики с изображениями «Сциллы» не ранее второй половины XII в., а это именно то время укрепления христианства, когда образ «Истеры/Дъны» с обнаженным торсом вполне мог подвергнуться некоторой цензуре.

Кто такая Сцилла и как она появилась

Возвратимся к аргументации противников атрибуции змееногого демона, которым «неясно, на каких именно чудовищ разветвлялось туловище Сциллы», пожиравшей спутников Одиссея, в скульптурной композиции константинопольского Ипподрома. Для ответа на этот вопрос следует рассмотреть те известные изображения Сциллы, которые существовали в античности и средневековье.

Сцилла (или Скилла, др.-греч. Σκύλλα - «лающая») стала широко известна благодаря Гомеру, описавшему в приключениях Одиссея эпизод с прохождением его корабля мимо этого чудовища. У гомеровской Сциллы было 12 лап и шесть голов с тремя рядами зубов. Живя в пещере, Сцилла охотилась на морскую живность и проплывающие корабли, причем никакого женского тела у неё не подразумевалось. Когда корабль Одиссея поравнялся с чудовищем, оно сразу же схватило шесть его спутников, т.е. каждая из голов получила свою добычу (Гомер. Одиссея. XII. 85-100, 245-259, 430). Из этого описания можно понять, что головы принадлежали какому-то драконообразному чудовищу и имели длинные шеи, благодаря которым они могли дотянуться до моряков на палубе корабля. Однако такая трактовка образа Сциллы вовсе не известна в античном изобразительном искусстве, вместо него широчайшую популярность получила совершенно иная иконография.

К числу наиболее ранних сохранившихся изображений Сциллы относится керамическая статуэтка V в. до н.э. с острова Милос, хранящаяся в Британском музее. Это женщина, тело которой ниже пояса переходит в драконий хвост, причем из живота чудища вырастают передние части тел собак (им-то она и обязана своим именем «Лающей»). На ряде изображений V–IV вв. до н.э. Сцилла имеет два больших драконьих крыла, более всего напоминающих крылья летучей мыши, и держит в руках весло, которым она замахивается на своих жертв.

На значительном числе как классических, так и эллинистических изображений Сциллы на краснофигурной керамике, бронзовых и серебряных зеркалах, фаларах, других декоративных пластинах, монетах и геммах она изображалась с женским торсом, но ниже пояса обязательно помещались передние части туловищ собак, а вместо ног – толстый драконий хвост. Такая трактовка более всего совпадает с той версией легенды, по которой Сцилла была прекрасной нимфой, дочерью богини яростных морских волн Кратеиды и стоглавого великана Тритона.

В чудовище она превратилась благодаря чарам волшебницы Кирки (Цирцеи), возревновавшей ее к морскому богу Главку и добавившей зелье в водоем, в котором любила купаться нимфа. История превращения Сциллы в чудовище красочно описана Овидием (Метаморфозы, XIV. 59-67):

«Сцилла пришла и до пояса в глубь погрузилась затона,
Но неожиданно зрит, что чудовища некие мерзко
Лают вкруг лона ее. Не поверив сначала, что стали
Частью ее самое, бежит, отгоняет, страшится
Песьих дерзостных морд, – но в бегство с собою влечет их,
Щупает тело свое, и бедра, и икры, и стопы –
Вместо знакомых частей обретает лишь пасти собачьи.
Все – лишь неистовство псов, промежности нет, но чудовищ
Спины на месте ее вылетают из полной утробы».

Многочисленные изображения Сциллы на краснофигурных вазах позволяют утверждать, что приведенное описание не было плодом вымысла великого поэта, а точно соответствовало образу, возникшему столетиями раньше.

Вместе с тем даже в классическую эпоху кое-где Сциллу изображали без песьих тел, но при этом змееногой, в частности, на некоторых этрусских погребальных урнах и вазах. В то же время в Этрурии V в. до н. э. были известны и вполне традиционные песьеголовые изображения Сциллы, однако в отличие от греко-римской иконографии, этруски изображали это чудовище с двумя ногами-змеями.

Уже в позднеантичную эпоху трактовка фигуры Сциллы несколько изменилась: исчезли крылья, а разветвление нижней части тела на два змеино-драконьих туловища стало встречаться всё чаще.

К римской эпохе относится также мраморная композиция, созданная по заказу императора Тиберия в начале I в. н.э. для украшения его виллы в Сперлонге (к югу от Рима, на морском побережье). Экспонируемая в Археологическом музее Сперлонги реконструкция статуи Сциллы всецело следует ранним образцам с песьеголовым разветвлением ее тела. По мнению профессора Б. Андреа, это была копия с бронзового оригинала, изготовленного на Родосе ок. 170 г. до н.э., а сам оригинал как раз и был впоследствии перевезен в Константинополь и установлен на Ипподроме.

Гипотеза о родосском происхождении константинопольской Сциллы, безусловно, вполне допустима, однако отсутствие надежных доказательств перемещения статуи из Родоса в Константинополь не позволяет рассматривать эту гипотезу как единственно возможную. Поскольку никаких свидетельств о происхождении статуи Сциллы на Ипподроме не сохранилось, нельзя исключать того, что она была создана в более поздний период и демонстрировала совершенно иную иконографию. Какую же?

Не говоря уже о том, что в позднеримское или ранневизантийское время могли быть созданы изображения Сциллы, иллюстрирующие гомеровское описание этого чудовища, имеется еще один образ, который мог лечь в основу как статуи, так и изображений на змеевиках – речь идет о Сирене.

В античную и римскую эпохи сирена представлялась в основном как птица с женской головой, т.е. в гомеровской трактовке, приведенной в «Одиссее». Однако наряду с этой абсолютно доминировавшей иконографией в античном искусстве существовал и иной вариант изображения сирен – в виде змееногого чудовища с женским торсом (вместо ног у него были толстые змеиные хвосты).

Примером тому является мраморная скульптура двухвостой сирены из храма Деспонии в г. Ликосура (Пелопоннес, Греция, II в. до н.э.). Этот вариант сирен встречается редко и явно занимал маргинальное положение; происхождение иконографии таких сирен не изучено, и, не исключено, что оно связано с образами змееногих богинь – общеиндоевропейских хтонических демонов.

После крушения Римской империи и коренной смены населения Европы в раннем средневековье бестиарий Европы пополнился третьим вариантом сирен – в виде обнаженной женщины, которая от пояса имела тело рыбы.

Верования в подобных бесов женского пола, называвшихся «русалками», «ундинами», «мелюзинами», были распространены у всех германских, балтских и славянских народов Европы.

Сирены-рыбы завлекали и губили моряков, утягивая их с собой на морское дно, и этим они были близки не только античным сиренам-птицам, но и Сцилле. Особенно распространенным стал образ сирены с двумя рыбьими хвостами, которые она удерживала своими руками («sirena bicaudata», т.е. двухвостая).

Впрочем, двухвостые сирены были известны уже в Элладе позднеантичной эпохи (статуя в г. Ликосура на Пелопоннесе), но широкое распространение этот образ получил только в средневековье.

Наиболее известными изображениями двухвостых Сирен являются мозаики на полах кафедральных соборов в Пезаро (провинция Римини) и Отранто в Италии: у этого чудовища обнаженный женский торс, а вместо ног у него два рыбьих тела, заканчивающихся раздвоенными хвостовыми плавниками.

Мозаики собора в Пезаро датируются V–VI вв., но они имеют поновления XII–XIII вв., к числу которых и относится фигура Сирены, названной в публикации Ламией. При этом Сирена-Ламия держит руками эти свои хвосты и именно в этой иконографической схеме можно видеть вариант изображения того же чудовища, которое в это же самое время стало изображаться на змеевиках.

Такое сходство трудно посчитать случайным, тем более что исходило оно из византийской культурной среды.

В мозаике из Отранто, датируемой 1160-ми гг. в точности повторяется Сирена из Пезаро, правда два хвоста этой сирены не имеют плавников и больше похожи на змеиные.

В XII–XIII вв. двухвостые сирены появляются в декоре многих архитектурных, прежде всего, культовых памятников Италии (храмы св. Иоанна Евангелиста в Равенне, св. Михаила в Павии, Сан-Лоренцо в Монтильо, дворец Дожей в Венеции и др.), и практически в то же самое время похожая трактовка Сирены распространяется во Франции и Англии, где она известна по многочисленным архитектурным памятникам.

В свете представленного выше экскурса невозможно утверждать, что статуя Сциллы, стоявшая на константинопольском Ипподроме, была иконографически близка сиренам на итальянских мозаиках, тем более что неизвестно, когда и кем эта статуя была создана.

Однако такая гипотеза представляется ничуть не менее допустимой, чем мысль о сохранении там античного варианта Сциллы. Исходя из имеющегося крайне сжатого описания статуи, она вполне могла соединять в себе черты варварской Сирены и гомеровской Сциллы с шестью (или 12?) змеиными телами, протянувшимися к кораблю Одиссея и хватающими с палубы свои жертвы.

Последним возражением наших оппонентов является утверждение, что «изображение Сциллы на личном апотропее не имеет никакого магического смысла, так как это существо, в отличие от Горгоны, не является традиционным образом в отгонно-поражающей магии ни в Византии, ни на Руси».

Действительно, если рассматривать такие изображения как непосредственные образы античных чудовищ, то Сцилла сильно уступает Горгоне, что, впрочем, точно соответствует количеству змеевиков обоих классов.

Однако если учесть приведенные выше замечания, то окажется, что «Сцилла» на змеевиках являлась лишь некой визуализацией Сирены (т.е. той же славянской русалки), а та не только не уступала Горгоне по своему магическому «потенциалу», но скорее опережала ее, по-скольку была существенно ближе славянскому миропониманию.

Может быть, именно поэтому персонификация «истеры» в виде «Сциллы-Сирены» не стала популярной в Византии, но распространилась на Руси.

Кого изображали на змеевиках

Приведенные выше наблюдения указывают, что истоки изображений на змеевиках не следует искать напрямую в античном искусстве – они скрываются в том до сих пор еще недостаточно полно исследованном пласте народной культуры средневековой Византии, в котором произошла сильнейшая переработка исходных античных образов, часто доводившая их почти до неузнаваемости.

Во многом такая переработка шла под влиянием варварских (германских и славянских) верований, которые проникали в народную византийскую культуру в ходе Великого переселения народов и славянской колонизации Греции.

Поэтому в отношении иконок-змеевиков и «Горгона», и «Сцилла» – не обозначения древних античных чудовищ, а условные наименования двух главных иконографических классов изображения зловредного беса – «истеры» («дъны»), которые помещались на оборотные стороны некоторых иконок.

Два упомянутых класса змеевиков прочно связаны с различными иконными образами на их лицевой стороне.

На змеевиках класса 1 (с «Горгоной») помещались изображения архангела Михаила, Богоматери (всех трех канонических типов – Оранта, Елеус, Одигитрия), различных святых (Феодора Стратилата, Георгия, Козьмы и Дамиана, Бориса и Глеба, Никиты, Варвары, непоименованных), Спаса на престоле, семи отроков эфесских.

На змеевиках класса 2 (со «Сциллой») – это Иисус Христос (в сценах Распятия и Крещения), Богоматерь (Оранта или Одигитрия) и архангел Михаил. В последнем случае речь идет только о «черниговской гривне» – змеевике, имеющем существенные отличия от всех остальных образцов класса 2, поскольку на нем «Сцилла» не просто змееногая – змеи выходят у нее также из головы. Следовательно, «черниговская гривна» демонстрирует особую разновидность класса 2, на которой трактовка «Сциллы» заметно отличается от всех остальных и явно восходит к отдельному прототипу.

Представленная классификационная схема показывает не только различия между классами змеевиков, но также и то, насколько сильными были связи между изображениями на лицевой и оборотной сторонах медальонов. Так в составе класса 2 можно видеть всего 5 основных типов иконок – четыре из них несут изображения Распятия, Богоматери (Одигитрии или Орнаты) и сцены Крещения. Пятый тип, демонстрируемый «черниговской гривной», не только отличался трактовкой «Сциллы», но и нёс изображение архангела Михаила, совершенно не характерное для змеевиков класса 2.

Количество исходных типов (сочетаний изображений на обеих сторонах медальонов) в классе 1 было заметно больше, хотя указать точное их число довольно сложно. Если исходить из наиболее древних образцов XII–XIII вв., то их было не менее 5 – с иконками архангела Михаила, Богоматери Елеусы, св. Георгия, св. Феодора Стратилата и, возможно, Богоматери Знамение.

Остальные змеевики класса 1 демонстрируют уже этап творческого развития исходных схем в XIII–XVI вв., когда место византийских иконных образов занимают или специфически русские (иконки святых Бориса и Глеба), или вовсе не использовавшиеся в ранний период (со св. целителями-бессребренниками Козьмой и Дамианом, св. Никитой-бесогоном, Спасом на престоле).

Отдельную довольно пеструю группу составляют те типы змеевиков класса 1, которые стали результатом заимствования иконных изображений из класса 2 – с иконками Богоматери Одигитрии, Богоматери Знамение, Распятия. То, что речь идет именно о заимствовании иконных сюжетов, видно по более поздним (относительно образцов класса 2) датировкам таких змеевиков и дополнениям к исходной иконографии (например, Распятие сопровождается предстоящими).

На вторичность таких новообразованных типов змеевиков указывают и «слабые» связи их со своим классом, т.е. единичность известных образцов.

Надо заметить, что внутри класса 1 выделяется серия змеевиков с изображением своеобразного гибрида «Сциллы» и «Горгоны» на обратной стороне. В центре композиции находится голова, но змеиные тела выходят только из двух мест – снизу и сверху. И хотя тело чудовища здесь практически не видно, само композиционное решение до крайности близко трактовке «Сциллы» на «черниговской гривне», рисунок которой был сильно упрощен и схематизирован. К этой серии принадлежит большинство змеевиков с иконками Богоматери Умиление и святыми Козьмой и Дамианом.

Еще одну своеобразную серию змеевиков составляют поздние иконки с двумя конными святыми воинами, на оборотной стороне которых помещены крайне схематизированные изображения «Сциллы». Здесь контуры верхней части туловища этого чудовища угадываются только по линиям змеиных тел, женские половые признаки утрачены, но общая композиция размещения змей остается такой же, как на медальонах XII–XIII вв.

Их датируют XIV в., но нельзя исключать и несколько более раннюю дату этих медальонов (в пределах XIII в.), поскольку разрыв с исходными прототипами вряд ли мог быть столь велик.

Итоги обзора иконок-змеевиков

Подведем итоги нашего обзора: змеевики класса 2 (со «Сциллой»), появившиеся на Руси в основном в XII в. (за исключением пресловутой «черниговской гривны», явно изготовленной в XI в.), очень скоро оказались забыты, так что среди медальонов XIV–XVI вв. они уже практически не встречаются. При этом один из ранних типов таких змеевиков (с архангелом Михаилом и «Сциллой») был сильно переработан – от фигуры «Сциллы» была оставлена одна голова, что сделало ее идентичной «Горгоне». Уже с XII в. иконки-змеевики с архангелом Михаилом несли на обороте только изображения «Горгоны», правда, стилистически сильно отличающееся от всех остальных «Горгон». С XIII в. на оборотные стороны медальонов с Богоматерью Знамением и Одигитрией «Сцилла» больше не помещается, но изображается уже только «Горгона», а змеевики со сценами Крещения и Распятия более не воспроизводятся (известны только 3 иконки с Распятием на лицевой стороне и «Горгоной» на обороте).

Таким образом, второй класс иконок-змеевиков просуществовал на Руси очень недолгое время, вероятно, не более 200 лет (с конца XI по середину XIII вв.), после чего производилось копирование только медальонов с «Горгоной». Единственным исключением стали подражательные и сильно схематизированные (едва узнаваемые) «Сциллы» на нескольких змеевиках с двумя конными святыми воинами (XIII или XIV вв.).

Чем же объяснить быстрое прекращение производства змеевиков класса 2 при довольно долгом сохранении медальонов класса 1?

Видимо, не случайно рубеж в их распространении приходится на XIII в. – время тяжелых бедствий, обрушившихся на Русь, и, в особенности на городское ремесло, сильно пострадавшее от монгольского нашествия. Хотя змеевики класса 2 изготавливались, по меньшей мере, в двух городах Руси – Киеве и Великом Новгороде, число мастеров – носителей традиции их производства, вероятно, было небольшим. Поэтому достаточно было кому-то из них погибнуть или попасть в плен, как целая традиция (сюжетная линия) могла оборваться. Без хороших исходных матриц или литейных форм, только по оттискам готовых изделий изготовить качественные отливки иконок-змеевиков было трудно выполнимой задачей.

Скорее всего, киевский (и другие южнорусские, если они существовали) центр производства змеевиков класса 2 прекратил свое существование в 1240 г. при разорении столицы.

Труднее объяснить завершение производства своеобразных змеевиков класса 2 в Новгороде. Однако если их изготовлением там занимался только один мастер, то любая случайная причина могла положить конец и этой линии. Видимо, мастерам, отливавшим змеевики класса 1, повезло больше, и они сохранили свои жизни и инструментарий, что позволило продолжить производство змеевиков в последующие столетия русской истории.

Русские иконки-змеевики являют собой, таким образом, яркий пример длительных культурных трансформаций, происходивших вначале в средневековой Византии, а затем воспринятых и продолженных на Руси в ходе переосмысления византийских народных религиозных и магических представлений.