«Демонстрация семерых» и Наталья Горбаневская: карательная психиатрия

В августе 1968 года Наталья Горбаневская, Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг вышли на Красную площадь, протестуя против ввода советских войск в Чехословакию. Всего несколько минут демонстранты провели у Лобного места, успев развернуть плакаты «Руки прочь от ЧССР», «За нашу и вашу свободу!», «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия».

Милиционеры и сотрудники КГБ практически сразу задержали участников демонстрации. Все они показали, что Татьяна Баева оказалась рядом с Лобным местом случайно, и её отпустили. Суд над остальными участниками демонстрации состоялся уже в октябре 1968 года. Им инкриминировалось распространение клеветы, порочащей советский строй, и грубое нарушение общественного порядка и приговорили Делоне и Дремлюгу к тюремному заключению, Бабицкого, Богораз и Литвинова — к ссылке. А вот Виктор Файнберг и Наталья Горбаневская столкнулись с тем, что в литературе принято называть «карательной психиатрией». Определение точное — в СССР была выстроена система спецлечебниц и спецдиагнозов, вырваться из которой было практически невозможно.

Вялотекущая шизофрения — универсальный диагноз

«Преступление — это отклонение от общепринятых норм поведения в обществе, нередко вызываемое расстройством психики человека. Могут быть заболевания, психические расстройства в коммунистическом обществе среди отдельных людей? Видимо, могут быть. Если это будет, то могут быть и проступки, которые свойственны людям с ненормальной психикой… Тем, кто на подобном «основании» стал бы призывать к борьбе с коммунизмом, можно сказать, что и сейчас есть люди, которые борются с коммунизмом… но у таких людей, видимо, явно не в норме психическое состояние».

Эта цитата Хрущёва из статьи, опубликованной в газете «Правда», максимально полно отражает позицию руководства страны по отношению и к инакомыслию, и к выбору средств борьбы с ним. Опыт использования психиатрии показывает, что в этой борьбе все средства были хороши.

Правозащитник Владимир Буковский, в общей сложности проведший на принудительном лечении более 10 лет, собрал архив документов, посвящённых особенностям психиатрической помощи в СССР. Они свидетельствуют о том, что практически любое действие, направленное против власти, квалифицировалось как расстройство. Например, в докладной записке начальника Управления КГБ по Краснодарскому краю как психиатрические отклонения квалифицируются «злобные антисоветские высказывания», «изготовление клеветнических документов и их распространение», попытка проникнуть на иностранные суда, чтобы сбежать за границу. «Некоторые больные выезжают в Москву и с фанатичной настойчивостью пытаются встретиться с иностранцами» — очевидное отклонение. В общем, всего в Краснодарском крае в 1969 году насчитали 55,8 тысяч психических больных, в том числе около 700 человек общественно опасных. И это только в одном регионе.

Во многом формирование особого подхода советской психиатрии к инакомыслящим связывают с именем Андрея Снежневского — советского психиатра, академика, почётного члена Всемирной психиатрической ассоциации. Распространено мнение, что именно он ввёл в медицинский обиход диагноз «вялотекущая шизофрения», который и был поставлен большинству диссидентов, оказывавшихся на принудительном лечении.

Однозначно так утверждать нельзя. О латентной шизофрении говорил сам автор этого термина — швейцарский психиатр Эйген Блейлер, а в советской психиатрии о вялом течении шизофрении до Снежневского высказывались Груня Сухарева (основоположница детский психиатрии) и академик Рубен Наджаров, который много лет был экспертом ВОЗ по вопросам классификации психических болезней. Однако факт остается фактом — диагноз «вялотекущая шизофрения» действительно не признаётся мировой медициной (вернее, в Международной классификации заболеваний подобное расстройство есть, но к шизофрении оно не относится). И именно Снежневский возглавлял многие комиссии, проводившие психиатрическое освидетельствование диссидентов. В том числе он поставил диагноз Владимиру Буковскому.

Тюремные психиатрические больницы

Анатолий Прокопенко, много лет возглавлявший Центральный государственный архив научно-технической документации СССР, а потом и Центральный государственный архив, занимался изучением проблемы карательной психиатрии. Он пишет, что в 1948-м, а затем в 1954 году в СССР утверждались инструкции Минздрава, МВД и Генеральной прокуратуры о порядке содержания психических больных, совершивших преступления. В документе 1948 года срок принудительного лечения судебными органами не устанавливался. То есть находиться в больнице человек должен был до выздоровления или изменения состояния таким образом, что он переставал представлять угрозу для общества. При желании пациента можно было не выписывать из клиники вообще.

Прокопенко также приводит текст справки «Об институте судебной психиатрии имени Сербского», которую в 1956 году составила Комиссия комитета партийного контроля: «В заключениях института всегда фигурирует «единое» мнение, даже в самых трудных и спорных случаях. Это значительно осложняет защиту испытуемого на суде, а подчас делает её и вовсе невозможной».

Нельзя не сказать и о существовавшей в СССР системе специализированных психиатрических больниц (тюремные психиатрические больницы, ТПБ), куда направляли на принудительное лечение. Старейшая из них находилась в Казани, также были больницы в Ленинграде, Минске, Орле и т. д. Чаще всего говорят об 11 ТПБ, но не исключено, что их было больше. Наталья Горбаневская описывала пребывание в такой больнице, которая мало чем отличалось от тюрьмы: политические заключённые находились в одних камерах с больными, подвергались физическим истязаниям, им делали инъекции аминазина и сульфозина (последний признан препаратом, который применялся в карательных целях, аминазин может вызывать снижение давления, судороги и т. д.). «Персонал состоит из надзирателей войск МВД в белых халатах поверх мундиров, санитаров из числа заключённых уголовников (воров, бандитов-рецидивистов) — тоже в белых халатах, и, наконец, старшего и среднего медицинского персонала — у многих из них под белыми халатами офицерские погоны».

«Демонстрация семерых» — психиатрическая экспертиза

Из семерых обвиняемых по делу о демонстрации на Красной площади двое прошли через психиатрическую экспертизу — собственно Наталья Горбаневская и Виктор Файнберг. Файнбергу во время задержания выбили передние зубы, поэтому присутствие диссидента в суде было нежелательно. Его отправили на освидетельствование в уже упомянутый Институт имени Сербского, и заключение гласило: «В отделении института при внешне упорядоченном поведении можно отметить беспечность, равнодушие к себе и окружающим. Он занят гимнастикой, обтиранием, чтением книг и изучением литературы на английском языке».

Эмоциональная сдержанность рассматривалась как один из настораживающих признаков, и Файнберг был признан невменяемым и отправлен на принудительное психиатрическое лечение. Принять такое решение суд мог и без присутствия подсудимого, так что выбитые зубы удалось скрыть.

В случае с Натальей Горбаневской была проведена так называемая амбулаторная экспертиза, её не госпитализировали. Как вспоминала позже Наталья Евгеньевна, в комиссии, которая её освидетельствовала, было три врача. Молодая ординатор беседовала с ней подробно и с интересом. Вторая врач задала Наталье только один вопрос — зачем она взяла на демонстрацию трёхмесячного ребёнка. И третьим специалистом был Даниил Лунц, который освидетельствовал многих диссидентов. «Я прекрасно знала, кто такой Лунц, и прекрасно знала, что ни от каких моих ответов не будет зависеть результат экспертизы». Диагноз был поставлен максимально неопределённый: «возможность вяло протекающей шизофрении не исключена». В итоге Горбаневскую, имевшую двух маленьких детей, передали на попечительство матери.

В декабре 1969 года Наталья Евгеньевна была вновь арестована. За это время она отправила в редакции иностранных газет письмо, касавшееся «демонстрации семерых» и отношения к событиям в Чехословакии, составила книгу «Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади», продолжала правозащитную деятельность. В этот раз ей инкриминировалось распространение клеветнических измышлений, порочащих советский государственный строй, а также препятствование работникам правоохранительных органов в исполнении их должностных обязанностей (во время обыска у Горбаневской хотели изъять текст «Реквиема» Ахматовой, и, пытаясь отобрать его, Наталья Евгеньевна оцарапала милиционеру руку).

Адвокатом Горбаневской была известная правозащитница Софья Каллистратова. Её выступление продолжалось полтора часа, однако суд признал Наталью Горбаневскую невменяемой и направил на лечение. А дальше остаётся только привести слова Дины Каминской, которая была одним из защитников на процессе участников «демонстрации семерых»: «"Принудительное лечение в психиатрической больнице всё равно лучше, чем суд и лагерь». Мои коллеги были совершенно искренни, давая такой совет. В те годы никто из нас даже отдаленно не мог предположить, что психиатрия станет средством борьбы с инакомыслием, способом самой чудовищной, антигуманной расправы с ним".