Фаворитизм в лицах и судьбах

Незнатный выскочка при владыке или очаровательная барышня, околдовавшая монарха, — сюжеты, не имеющие возраста. В этом узком смысле фаворитизм существовал всегда. Но в XVII веке, когда Западная Европа вступила в эпоху централизованных государств, он приобрел новые черты.

Если до того король был полноправным хозяином только в своем домене, а прочая территория находилась под властью могущественных вассалов, церкви и свободных городов, то теперь вся страна управлялась из одного центра и, соответственно, объем работы у правителей вырос многократно.

Но далеко не каждый государь мог, подобно Филиппу II Испанскому, с утра до вечера работать с документами. И на историческую арену стали выходить личности, преданные монарху и готовые не только потакать его прихотям, но и делить с ним тяготы управления страной.

Таких фаворитов называли министрами-фаворитами. Задачи им приходилось решать непростые: нужно было обуздать могущественную аристократию, подчинить мелкое дворянство напрямую королю, создать централизованную систему управления, единую армию, институты контроля за соблюдением общегосударственных законов и указов монарха.

Приходилось ломать веками складывавшиеся традиции, и без кнута здесь было не обойтись. Естественно, крутые меры вызывали недовольство, но король всегда мог умыть руки: мол, во всем виноват этот «недостойный выскочка».

Такая роль злого министра при добром государе требовала абсолютной преданности. Однако она не мешала временщикам концентрировать в своих руках огромную власть: многие из них были столь сильными личностями, что полностью подчиняли себе волю патрона.

Правда, взлет мог в одночасье обернуться падением, тем более что врагов у любого фаворита всегда было предостаточно. Так, Педера Шумахера, верой и правдой служившего королю Дании Кристиану V и получившего от него титул графа Гриффенфельда и должность канцлера, тот отдал в 1676 году под суд, который приговорил недавнего фаворита к смертной казни, замененной пожизненным заточением.

Многие закончили еще хуже. Фаворит Марии Медичи, ее первый камергер итальянец Кончино Кончини, в 1617 году был убит по приказу юного Людовика XIII, а Джордж Вильерс, герцог Бекингем (лорд-адмирал при Карле I), в 1628-м пал от руки пуританина.

Среди министров-фаворитов были более удачливые, успевшие много сделать для своей страны, и такие, чьи начинания так и остались начинаниями. К последним можно отнести испанского министра-фаворита Гаспáра де Гусмáна-и-Пиментéля Оливареса. В 1624 году он подал королю план реформ, предусматривавший унификацию законодательства и административного управления, а также создание армейского резерва в 140 000 человек, распределенного между частями королевства.

Это было воспринято как посягательство на традиционные местные вольности: Португалия провозгласила независимость от Испании, а Каталония обратилась к соседям-французам с просьбой ввести войска.

Оливарес пытался упорядочить налоговую систему, остановить порчу монеты, обуздать инфляцию, но Тридцатилетняя война подорвала силы Испании. Вина за очередное поражение королевских войск была возложена на фаворита, и в 1643 году Оливареса сослали в его имение.

А вот кардинал Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье, фаворит Людовика XIII, сумел сделать для Франции очень много: он создал эффективный административный аппарат, подорвал в провинциях власть аристократов, защитил стратегические интересы Франции в Вест-Индии и Канаде, основал первую национальную газету, а также Французскую академию.

1. Кардинал Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье, вполне доверял только своим кошкам и отцу Франсуа. Этот блестяще образованный капуцин два десятилетия выполнял самые деликатные его поручения и даже заслужил прозвище «серого преосвященства», хотя кардинальскую шапку получил лишь незадолго до кончины
2. Гаспар де Гусман, граф Оливарес, фаворит Филиппа IV, более 20 лет выстраивал в Испании властную вертикаль, спровоцировав восстание Каталонии и отделение Португалии. Портрет кисти Диего Веласкеса. 1622/27(?) год

Ревностный католик, он подтвердил Нантский эдикт 1598 года, даровавший свободу вероисповедания французам-протестантам (гугенотам), и, защищая национальные интересы своей страны, последовательно боролся с католиками Габсбургами («против чрезмерных амбиций австрийского дома»).

Фавориты на должности

Эпоха великих министров-фаворитов закончилась на Людовике XIV, объявившем, что сам будет своим первым министром. На смену им приходят первые министры — политики, дипломаты, юристы.

Это уже не келейные советники государя, а официальные лица в сложившейся системе власти. В их задачу не входило менять старые порядки, вызывая активный протест у тех или иных социальных групп. То есть отпала нужда во всесильных временщиках с неограниченными полномочиями, такими, какие имел, например, кардинал Ришелье. От первых министров ждали лишь добросовестного выполнения определенного круга обязанностей.

Тем не менее представители этого нового поколения не были похожи на председателей правительств в современных демократических странах. По сути первые министры оставались фаворитами, поскольку подчинялись исключительно монарху, который по своей воле мог их возвысить или низвергнуть.

Например, трагическая участь выпала на долю первого министра Португалии — маркиза Помбала, предложившего широкую программу реформ (отнюдь не потрясающих основы), направленных на укрепление национальной экономики.

Предполагалось повысить ввозные пошлины, развить торговые отношения с Новым Светом, ввести привилегии и налоговые льготы для португальских торговых компаний и мануфактур. Казна росла, а вместе с ней и доверие короля Жозе I к своему фавориту.

Зато придворную аристократию растущее политическое влияние Помбала сильно беспокоило. В ответ маркиз развернул жестокие репрессии против своих врагов. Победа осталась за ним, но, когда в 1777 году королевой стала Мария I — ставленница придворной камарильи, — на бывшего фаворита посыпались обвинения во всех смертных грехах. В конце концов его судили и приговорили к смертной казни. Правда, смерти Помбалу удалось избежать: ее заменили пожизненной ссылкой.

Сильные люди

При первых Романовых фаворитизм в России был невозможен. Во-первых, новая династия, не окрепшая после великой Смуты, по крайней мере до середины XVII столетия находилась под плотной опекой Земских соборов, собиравшихся более-менее регулярно.

Во-вторых, существовавшая до 1682 года архаическая система местничества сильно ограничивала произвол царя при назначении на административные и военно-командные должности.

Когда во второй половине столетия самодержавие окрепло, у государей стали появляться влиятельные советники-любимцы. При Алексее Михайловиче это были Борис Морозов, Артамон Матвеев и Афанасий Ордин-Нащокин. Однако эти «сильные люди», часто (как Ордин-Нащокин) проводившие полезные реформы, настолько «себе норовили» и вели себя «бесчинно» (управу на них найти было невозможно ни в каком суде), что испуганное служилое дворянство просило Анну Иоанновну «разодрать» Кондиции — конституционные гарантии, ограничивающие власть государя в пользу высшей аристократии, которые Анна Иоанновна дала при восшествии на престол.

1. Кардинал Джулио Мазарини был ближайшим сотрудником Ришелье, а после кончины фактического повелителя Франции сам занял его место. Все ожидали, что королева Анна, объявленная регентшей после смерти Людовика XIII, отправит ставленника своего старого врага Ришелье в отставку, но обаятельный итальянец сумел добиться ее благосклонности
2. Минерва и Меркурий возводят герцога Бекингема в храм добродетели. Этот эскиз плафона Питер Рубенс сделал в 1625 году после знакомства с герцогом в Риме

Позже фаворитов в России мы чаще видим не рядом с царями, а подле малолетних царевичей или императриц, с которыми фаворит почти всегда состоял в интимной связи (в отличие от большинства министров-фаворитов и первых министров в Европе).

Князь Василий Васильевич Голицын при регентше царевне Софье, как и большинство русских временщиков, отвечал и за «ночные плезиры», и за управление страной. Он занимал высокий пост «царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегателя», что было равнозначно должности канцлера.

Как первый министр, руководитель Посольского и некоторых других приказов, он заключил в 1686 году мир с Речью Посполитой, вступил в коалицию европейских стран, противостоявшую Османской империи, возглавлял русскую армию в походах на Крым 1687 и 1689 годов.

По сообщениям иностранных дипломатов, Голицын разрабатывал планы радикальных преобразований: хотел создать регулярную армию, ввести подушную налоговую систему, ликвидировать государственные монополии и даже вроде бы отменить крепостное право. Петр, свергнув Софью, отправил в ссылку и ее фаворита.

Новому царю с его яркой индивидуальностью, многочисленными талантами и уникальной работоспособностью фавориты просто не были нужны. Пожалуй, только князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский отчасти играл эту роль, неслучайно именно он заменял государя во время его многочисленных отлучек.

При преемниках Петра (в эпоху «бабьего царства») фигура временщика стала необходимой — не могли малограмотная Екатерина I или мальчик Петр II ежедневно решать десятки больших и малых государственных дел. Александр Меншиков мог бы при Петре II сыграть роль Мазарини — весьма успешного правителя Франции при юном Людовике XIV. Но князь оказался для нее слишком мелок. Стал, как тогда говорили, «государиться»: своевольно карал и миловал, отбирал и раздавал имения, обручил Петра II со своей дочкой Машенькой.

В государственных же делах генералиссимус и светлейший князь не пошел дальше выделки гривенников из «непостоянного и фальшивого серебра» с мышьяком и выпрашивания герцогства и новой кареты у австрийского императора.

Опьяненный властью, светлейший развернул репрессии против недавних союзников и прочих недовольных, у него начались конфликты с капризным подростком Петром II. Меншиков практически перестал посещать заседания Военной коллегии и все реже показывался в Верховном тайном совете — таким образом все больше выпускал из рук контроль над гвардией и государственным аппаратом. И в результате умелой интриги зарвавшийся вельможа оказался в сибирском Берёзове, где и закончил свои дни.

Сменивший Меншикова друг и обер-камергер юного царя Иван Долгоруков оказался для роли правителя «очень прост». Как писал испанский посол де Лириа, «он хотел управлять государством, но не знал, с чего начать». В роли правителя Долгоруков отличился разве что амурными похождениями и обогащением родственников.

Его отец Алексей Долгоруков почти успел женить четырнадцатилетнего Петра на своей дочери Екатерине, но свадьбе помешала неожиданная кончина государя. Когда Петр II был при смерти, Иван Долгоруков попытался провозгласить сестру императрицей. Но его никто не поддержал. Все закончилось ссылкой, а через несколько лет — новым следствием и казнью.

Любовник-администратор

Один из самых известных российских фаворитов — это, без сомнения, Эрнст Иоганн Бирон. В молодости он был управляющим одним из курляндских имений вдовствующей герцогини и русской царевны Анны Иоанновны. После ее воцарения Бирон прибыл в Россию и был назначен обер-камергером — начальником придворного штата, но скоро стал фактически вторым лицом в государстве.

Бирон все же не был всесилен: он делил власть с членами Кабинета министров. Но влияние его на императрицу было огромным. Нежность, с которой всегда холодная и надменная Анна относилась к своему любовнику, была удивительной.

Французский посол Маньян вспоминал: «Ее Величество уже села в экипаж, чтобы отправиться туда (на банкет у княгини Ромодановской. — Прим. ред.), когда лошадь, на которую сел господин Бюрен (Бирон. — Прим. ред.), чего-то испугавшись, сбросила его наземь. По счастью, он отделался легким ушибом ноги; тем не менее царица так обеспокоилась, что вышла из кареты и послала сказать княгине Ромодановской, чтобы ее не ждали. Нельзя выразить всю силу впечатлений, произведенных этим случаем на старых бояр».

Забот у обер-камергера хватало. К нему стекалась информация от должностных лиц «для препровождения до рук Ее Величества»; он устроил приемную во дворце для знатных и для «маломощных и незнакомых бедняков».

«Я должен обо всем докладывать», — писал он, имея в виду императрицу, дипломату Герману-Карлу Кейзерлингу. В числе других своих забот Бирон называл подготовку армии к боевым действиям в начавшейся Русско-турецкой войне (1736–1739), снабжение ее провиантом, обмундированием и амуницией.

Многие деятели той поры называли фаворита «скорым помощником». Он мог быстро получить царскую подпись для продвижения проекта, который считал полезным для державы. Ту же роль неформального посредника он играл и во внешней политике.

В частных беседах с иностранными дипломатами Бирон разъяснял позицию правительства, выдвигал неофициально те или иные предложения, дабы изучить реакцию других держав. Постепенно дипломаты убедились: когда дело касается интересов страны, подарки и посулы не могут изменить позиции Бирона.

День за днем, год за годом находиться «при особе Ее Императорского Величества» и не надоесть этой особе — дело нелегкое. Кроме государственных Бирону приходилось постоянно иметь дело с массой бытовых проблем: следить, хорошо ли прислуживают за столом (и даже брать на себя эту функцию), не холодно ли в спальне, решать, каких лошадей и карету подать завтра императрице, кого из придворных взять с собой на лето в Петергоф, не заменить ли неловкого лакея, кого из посетителей допустить к государыне, а кого следует придержать под благовидным предлогом. Даже отсутствие одной из фрейлин, замеченное государыней, было его заботой.

Со всеми этими хлопотами нужно было всегда оставаться свежим, модно одетым, вовремя замечать перемены настроения государыни, развлекать ее приятными сюрпризами; входить в интимные детали высочайшего самочувствия.

В допросных речах после ареста Бирон показывал: «Припадая к ногам Ее Императорского Величества, слезно и неусыпно просил, чтоб теми от докторов определенными лекарствами изволила пользоваться; а больше всего принужден был Ее Величеству в том докучать, чтоб она клистир себе ставить допустила». Герцог Курляндии и обер-камергер лично носил высочайшую мочу на анализ и сопровождал государыню к зубному лекарю.

Каждый шаг фаворита привлекал пристальное внимание придворных, отмечавших любые промахи. Соперники дышали в затылок, жить приходилось в условиях постоянных интриг и «подкопы». Тем не менее Анна Иоанновна до самой смерти благоволила Бирону, и в ссылку он был отправлен уже при Анне Леопольдовне. Не обошлась без фаворитов и императрица Елизавета Петровна. Эту роль при ней поочередно играли Алексей Разумовский и Иван Шувалов.

Екатерининский шлейф

Рекордсменом по числу фаворитов была Екатерина II. Переворот, в результате которого она получила императорскою корону, организовали братья Орловы, Григорий и Алексей. Первый стал возлюбленным царицы и отцом ее сына Алексея, положившего начало роду графов Бобринских.

Орлов был смел и по-русски широк — качества, которые он в полной мере проявил, когда был послан в Москву для борьбы с эпидемией чумы. Но лихой офицер плохо соответствовал стилю эпохи Просвещения с ее культом образованности и воспитания. Он в одиночку ходил на медведя, но не знал французского языка и светскому общению предпочитал собак и охоту.

Правда, он в какой-то момент увлекся астрономией и даже установил телескоп на крыше Летнего дворца, но все же больше интересовался «звездами» земными — придворными фрейлинами, что обижало императрицу.

Она Орлову прощала все, однако через 10 лет его «случай миновался». Получив отставку, он вступил в брак с красавицей Лукерьей Зиновьевой, но та рано умерла, после чего бывший фаворит лишился рассудка.

Образцом фаворита-сотрудника стал Григорий Потемкин. Сын отставного петровского офицера, он учился в пансионе при Московском университете, но в 16 лет поступил в гвардию и сумел, как братья Орловы, отличиться в день переворота, возведшего Екатерину на престол.

Конногвардеец стал депутатом комиссии, сочинявшей новое Уложение (свод законов), был пожалован в камергеры, но при дворе не остался, а отправился на очередную Русско-турецкую войну.

В 1773 году молодой генерал-поручик, состоявший в переписке с императрицей, получил от нее письмо, в котором та просила «по пустому не даваться в опасность». Потемкин все понял и отправился в Петербург навстречу любви и славе. О том, насколько бурным был этот роман, мы можем судить по дошедшим до нас записочкам Екатерины: «Гришенок, не гневен ли ты?» / «Милушенька, ты не знаешь, как я тебя люблю…» / «Яур, москов, казак, хочешь ли мириться?»

Связь, по-видимому, переросла в тайный брак, но через полтора года начались ссоры. Екатерина сама вовлекла Потемкина в большую политику, и двум сильным характерам стало тесно. Императрица это понимала: «Мы ссоримся о власти, а не о любви», — как-то обмолвилась она. Потемкин ревновал и устраивал сцены. Екатерина плакала, клялась в верности, однако завела нового любовника — Петра Завадовского. Она признавалась, что ее сердце «не хочет быть ни на час охотно без любви».

Супруги расстались, но политический союз сохранился. Екатерина и Потемкин хорошо дополняли друг друга: князь мыслил масштабно, но периоды кипучей деятельности сменялись у него упадком сил и приступами меланхолии, а более земная Екатерина умела сохранять трезвость и спокойствие в любых обстоятельствах.

Потемкин стал военным министром и всевластным наместником юга страны, Новороссии. Он строил Черноморский флот, командовал армиями, ввел новую военную форму: шаровары, куртки и легкие каски для солдат вместо суконных чулок-штиблет, тесных камзолов и треугольных шляп. «Туалет солдатский должен быть таков: что встал, то и готов».

До самой своей смерти в 1791 году князь оставался ближайшим советником императрицы. К нему летели нежные письма: «Мне кажется, год как тебя не видала. Ау, ау, сокол мой дорогой». Меж тем один фаворит сменял другого: Семен Зорич, Иван Римский-Корсаков, Александр Ланской, Александр Ермолов, Александр Дмитриев-Мамонов из адъютантов Потемкина и с его благословения переходили со званием флигель-адъютанта в покои Зимнего дворца. Царица требовала от них уважения к мужу, в противном случае следовала отставка.

С веком Екатерины ушли в прошлое и временщики. Самодержавие устоялось, образовался хорошо структурированный бюрократический аппарат, и монаршие любимцы уже не могли, как прежде, вмешиваться в вопросы управления страной.

Однако «бюрократическая придворная стена, отделяющая царя от России» (выражение из анонимного письма Николаю II), оставляла самодержца один на один с придворной камарильей. Этим во многом объясняется взлет последнего из российских временщиков, «возжигателя дворцовых лампад» Григория Распутина. Под конец династии фаворитизм вернулся, но уже как фарс.