Февральская революция: как погибала империя

ХХ век начался для нашей страны в 1917 году. Только не в октябре, а в феврале. Можно сказать, что и сама современная Россия началась тогда же. Февральская революция стала главным водоразделом нашей истории. Так она осознавалась современниками, так представляется и теперь — миф об Октябре как о начале новой эры мирового развития возник только в сталинское время.

Конечно, мы не собираемся создавать на руинах этого мифа новый — «февральский». У нас иная задача: поразмышлять о значении конкретного события в истории и о роли отдельных политиков в нем. Как же складывались обстоятельства того противоречивого февраля?

Пехотинцы в шинелях и островерхих шапках-шлемах молча маршировали по проспектам Берлина. Местное население, несмотря на мирную сдачу города, предпочитало отсиживаться дома, опасаясь ужасных казаков. Кавалерийские разъезды действительно появлялись тут и там, но почему-то не торопились грабить обывателей.

Ротмистр Семен Буденный, сверкая четырьмя Георгиевскими крестами, вел свой эскадрон к Эльбе, где по заранее составленному плану должен был встретить не то французов, не то вовсе не известных ему «мериканов». Одним словом — союзников. В обратном направлении уныло брели распущенные по домам немецкие и австро-венгерские солдаты. В целом настроены они были безучастно, хотя одного ефрейтора с противными усиками, что-то истошно вопившего и размахивавшего руками, пришлось-таки «пустить в расход» в ближайшем кустарнике. Стоял январь 1918 года…

В реальности ничего подобного, конечно, не происходило. Зимой 1917/18-го большевистское правительство вело тяжелые мирные переговоры с Германской империей, которой, правда, и самой оставалось менее года жизни. Переговоры эти не были прямым следствием Октябрьского переворота. К подобному исходу закономерно привело другое событие — Февральская революция, разгромившая порядок в стране и армии, приведшая к кабале Брестского мира и к самой Гражданской войне.

В самом деле, тогдашние события открыли в мировой истории новую страницу. Новаторской оказалась сама методика восстания — раньше все революции, начиная с Великой Французской, были социальными. Они длились долго и протекали героически — плавно и величественно. Начиналось все с массовых волнений и бунтов крестьян или рабочих. Верхи общества и целые области оказывали заметное сопротивление (вспомним роялистскую Вандею).

Власть лавировала, оборонялась, а затем рушилась или пыталась перейти в контрнаступление. Такой была Русская революция 1905–1907 годов, так протекали великие революции на востоке — в Иране в 1905–1911 годах и в Китае в 1911–1914-х. А вот февраль 1917-го совсем не похож на них. Февральский смерч пришел «неожиданно». Стремительно поднялся за несколько дней на всей огромной территории Российской империи, а когда он стих, выяснилось, что не осталось после него ни империи, ни государства, ни законов, ни чувства меры. Все смешалось в нашем отечестве.

Хронометраж революции

18 февраля 1917 года: забастовка на Путиловском заводе в Петербурге, возникшая по причине продуктового дефицита
23 февраля: начало антивоенных митингов, перешедших в массовые стычки с полицией и казаками
24—25 февраля: всеобщая забастовка под лозунгом «Долой самодержавие!»
26 февраля: бои между солдатами, разделившимися по принципу поддержки революции или царя
27 февраля: начало вооруженного восстания, массовый переход солдат на сторону восставших, овладение правительственными учреждениями. Создание Временного комитета Госдумы под председательством Родзянко 1 марта: установление новой власти в Москве (в течение марта она распространилась по всей России)
2 марта: отречение Николая II от престола в пользу князя Михаила, передавшего власть Временному правительству. Формирование Временного правительства во главе с князем Львовым, на смену которому в июле пришел социалист Керенский

Пролог: либеральная «оперетка»

«Депутат Милюков: …Почему этот господин был арестован? Это давно известно, и я не скажу ничего нового, если вам повторю то, что вы знаете. Он был арестован за то, что взял взятку. А почему он был отпущен? Это, господа, также не секрет. Он заявил следователю, что поделился взяткою с председателем Совета министров». (Шум. Родичев с места: «Это все знают». Голоса: «Дайте слушать, тише!»)

Председательствующий: Прошу г.г. членов Думы соблюдать спокойствие!..»

Это заседание происходило 1 (14 по новому стилю) ноября 1916 года. Громовым голосом лидер российского либерализма Милюков произносил знаменитую филиппику против тогдашнего премьер-министра, немца по происхождению Б.В. Штюрмера. «Этот господин» — мало кому теперь известный И.Ф. Манасевич-Мануйлов, журналист, якобы уличенный в шпионаже.

Милюков был ярким трибуном: он обрушился на высшего чиновника империи, а через него — и на все окружение императрицы Александры — убедительно, не только страстно. Впрочем, его обвинения остались недоказанными, а последующая попытка перевести дело в политический ракурс — мол, правительство действует если и не изменнически, то слишком глупо, так и осталась на совести оратора.

После октября 1917-го хлесткое высказывание Милюкова о «глупости или измене» применили к нему самому: ведь он участвовал в Белом движении, не скрывая своей тактической прогерманской ориентации, а потом бежал во Францию. А вот судьба Штюрмера сложилась печальнее — сразу после Февральской революции его арестовали, 1 марта 1917 года препроводили в Петропавловскую крепость, и уже в августе он скончался в тюремной больнице.

Череда мятежей

Февраль поистине стал первой революцией «века масс» — так назвал эпоху, начавшуюся в 1914 году, великий испанский философ Ортега-и-Гассет. Конечно, массы и до того принимали живейшее участие в исторических событиях, но теперь на авансцену вышло еще и «массовое сознание».

Человек перестал видеть в себе представителя того или иного сословия и осознал себя просто — человеком, «одним из всех», «универсально угнетенным». Идеология новой революции этих «всех» и объединила — «добропорядочных граждан» и «людей доброй воли» против ненавистной, «прогнившей» власти и «темных сил». Содержание революционной идеологии при этом почти не имело значения, а верхи общества оказались расколотыми — в их среде было много сочувствующих или даже активных участников революции.

На кого же опирались силы восстания? Партии, оппозиционные правительству, фактически (хотя и не формально) развалились после окончания революции 1905 года: во время Первой мировой большевики, эсеры и кадеты насчитывали лишь (по разным источникам) от нескольких сотен до нескольких тысяч человек в своих рядах, организационная структура дала трещины, а активная подпольная работа затухла. Видные революционеры предпочитали Петрограду Цюрих.

Главную роль в политической жизни стал играть парламент, а затем — созданные в 1914 году «общественные организации» — всероссийские Земский союз и Союз городов. Влияние на общенациональные дела оказывали также и буржуазные организации — военно-промышленные комитеты. Формально их целью была помощь фронту, а основным источником финансирования вплоть до революции — Государственная казна (основная часть полученных авансов, кстати, отработана не была и уплыла в «неизвестном» направлении).

Все эти структуры пропитались глубочайшим, тотальным скепсисом по отношению к действовавшей власти. Именно в этой группировке оппозиции вокруг государственных и окологосударственных структур и заключался секрет успеха революции.

Значит ли все это, что февраль 1917-го был неизбежен? Как ни странно, вовсе нет. Крестьянский, рабочий и национальный вопросы, породившие первую русскую «бурю» 1905 года, после нее уже не стояли так остро, как утверждала потом советская историография.

Незавершенная, но набиравшая к началу войны обороты столыпинская аграрная реформа успела ослабить проблему малоземелья — главную причину бунтов на селе. До весны 1917 года значимых крестьянских выступлений вообще не наблюдалось уже с десяток лет — они возобновились лишь после крушения самодержавия, когда исчезла твердая власть на местах.

Ощутимо, хоть и не быстро, улучшалось и положение рабочих — благодаря невиданному прежде росту промышленного производства. По темпам экономического развития Россия вышла тогда на первое место в мире, значительно обогнав европейские страны и даже Америку.

Конечно, нередки были забастовки, но они одни не могли создать революционную ситуацию. Только спонтанное восстание многочисленного Петроградского гарнизона привело к победе весьма заурядное рабочее движение, имевшееся в России на 1917 год. А еще вернее — привел его к победе странный паралич имперской политической элиты.

«Если бы да кабы» по-кадетски

Волна недовольства захлестнула даже детей: в начале марта петроградские гимназисты не упустили возможности выйти на улицы

Признанными лидерами легальной оппозиции накануне революции считались конституционалисты-демократы — кадеты (или «Партия народной свободы») во главе с Милюковым. В руководство партии входили известные радикально-либеральные профессора, адвокаты, журналисты — Василий Маклаков, Петр Струве, Иван Петрункевич.

Каждый из них благородством души и казавшейся кристальной ясностью политической доктрины сводил с ума барышень-курсисток, бунтующих гимназистов и недовольных жалованьем приказчиков. В предвоенные годы страна быстро «европеизировалась», и политические силы, призывавшие к копированию стандартного, взятого из учебников «западного опыта», могли рассчитывать на симпатии образованной и особенно полуобразованной общественности. Все, кто ненавидел самодержавие, но побаивался социалистического террора, предпочитали кадетов.

Не уповая на революцию как на главную панацею от всех социальных бед, кадеты не могли себе представить, что самодержавие добровольно откажется от своей власти. Именно кадетская партия сыграла важнейшую роль в февральских событиях. В отличие от революций в Германии, Австро-Венгрии, Турции, вызванных военным поражением, революция в России не была связана с неудачами на фронтах. Она произошла накануне нового наступления, которое не являлось жестом отчаяния и сулило стратегический успех. По сути Февральская революция была следствием внутреннего политического кризиса, обостренного небывалой социально-экономической ситуацией.

С началом войны Россия, мягко говоря, оказалась в неприятной ситуации. Фронты развернулись на тысячи километров и протянулись от Балтики до Ирана. Прочие воюющие державы — как Германия с союзниками, так и Британия с Францией — контролировали относительно компактные территории с мощной промышленной и сырьевой базой, транспортной сетью, торговыми путями, за спиной Антанты находилась Америка — неистощимый источник кредитов и товаров.

Россия же оказалась со своими врагами один на один. Экономика подвергалась колоссальному напряжению: наиболее важные торговые пути — через Черное и Балтийское моря — были отрезаны, усиленными темпами шла милитаризация промышленности, практически на пустом месте создавались целые отрасли, например химпром.

Благодаря виртуозным усилиям министра финансов Петра Львовича Барка удалось не допустить гиперинфляции — она началась только при Временном правительстве. Но сочетание мобилизации, роста цен и эвакуации не могло не породить социальных последствий (которые, заметим по ходу, были все же несопоставимы с трагическим положением тыла в годы Великой Отечественной войны).

Летом 1915 года, в период самых тяжелых поражений русских на германском фронте, кадетам удалось создать в Думе оппозиционное большинство — Прогрессивный блок, требовавший сформировать правительство «общественного доверия», которое быстро провело бы социально-политические реформы.

Никого не интересовала мелочь: как сделать это во время кровопролитной войны? Кроме того, оппозиция так и не смогла договориться о составе «правительства своей мечты». Действовавшие министры даже попытались им помочь — войти в соглашение с «прогрессистами» за спиной у царя и премьер-министра Ивана Горемыкина, но и тут ничего не вышло.

Тем временем сама постановка вопроса об «общественном доверии» спровоцировала внутри Совета министров кризис, закончившийся отставкой тех, кто наиболее активно ратовал за уступки оппозиции.

В те дни видный кадет Николай Гредескул предупреждал: «Нужны особые, деловые качества в смысле организации жизненного процесса страны… Если бы старый режим захотел зло пошутить над нами на фоне происходящей трагедии, он сказал бы: „Извольте, становитесь на наше место“. И что тогда?.. Получилось бы дилетантское министерство, лишенное деловых навыков и непривычное к политической работе в условиях обладания властью. Это могло бы оказаться гибелью…»

Действительно, возглавляемая кадетами Россия потерпела бы окончательное поражение еще в 1915 году, а Германия перенесла бы всю тяжесть своего еще не изношенного окончательно железного кулака на Францию. У нас же, на востоке Европы, такой коллапс привел бы к ликвидации целостного государства.

Член Прогрессивного блока Николай Савич, говоря о схожих событиях 1905 года, потом заявлял: «Если бы демократические начала были доведены до конца, до народоправства на основе четыреххвостки [всеобщего избирательного права. — Ред.], как требовало общество, большевики пришли бы за много лет до 1917 года…»

Ключевые фигуры Февральской революции

Александр Иванович Гучков

Александр Иванович Гучков (1862—1936)

Лидер и основатель (1905 год) партии октябристов («Союз 17 октября»), крупный промышленник, родом из купеческой семьи. Во время I мировой войны — председатель Центрального военно-промышленного комитета.

После Февраля — член первого состава Временного правительства, военный и морской министр, в августе 1917-го — один из организаторов Корниловского выступления, ярый противник большевиков, в 1918 году эмигрировал в Берлин. Умер в Париже.

Павел Николаевич Милюков (1859—1943)

Выпускник Московского университета, историк, приват-доцент, депутат II и IV Дум от Петербурга. Создатель и лидер партии кадетов (1905 год), редактор газеты «Речь». Один из создателей и главный стратег Прогрессивного блока.

Со 2 марта по 1 мая 1917-го — министр иностранных дел Временного правительства, после Октября — естественный противник большевиков, уже с ноября 1918 года — в эмиграции на Западе, одним из влиятельнейших деятелей которой он оставался до самой своей смерти во Франции.

Михаил Владимирович Родзянко (1859—1924)

Один из основателей «Союза 17 октября», камергер двора, с 1911 года — председатель III Госдумы, с 1912-го — IV, непримиримый противник противник Распутина. Потенциальный премьер гипотетического «Министерства доверия».

26 февраля телеграфировал императору: «Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство». 2 марта на его имя пришла телеграмма от Николая, сообщавшего, что он «готов отречься от престола». В 1920-м эмигрировал в Югославию, где и умер.

Георгий Евгеньевич Львов (1861—1925)

Князь, возглавлял Земский союз (1914). В марте — июле 1917-го — премьер-министр Временного правительства, чрезвычайно популярная фигура во всех слоях общества, «мастер мирного компромисса», выдвинутый, по словам Милюкова, в «спасители Родины», но не справившийся с ответственностью.

В 1918-м покинул Россию, в том же году образовал в Париже антибольшевистское «Русское политическое совещание», помогал эмигрантам. Умер в Париже.

Темные силы нас злобно…

Без регулярно действующего парламента блоку не приходилось бы мечтать не то что о власти, к которой он не очень-то и стремился, а и об «особом влиянии». Вне Думы он становился призраком, а ведь верховная власть, пользуясь военным временем, могла распустить и долго не созывать депутатов на очередную сессию. Последним приходилось действовать осторожно: с одной стороны, не спровоцировать императора на роспуск Собрания, а с другой — не дать народу забыть о нем своим бездействием.

В последние годы перед революцией оппозиция вырабатывала имидж неуступчивой реальной силы, опирающейся на народ. Основной пафос борьбы был направлен на разоблачение «темных сил», которые угнездились в недрах власти, погрязших в коррупции и замышлявших измену — сепаратный мир с врагом.

В сознании либералов и в заявлениях разнообразных Милюковых смутные догадки вырастали стократ и обретали плоть фактов. А ведь в правящих кругах возможность замирения с немцами даже не обсуждалась: все знали о решимости царя воевать до конца, любой намек на переговоры привел бы только к тому, что от власти отвернулось бы даже традиционно монархически настроенное офицерство.

Все понимали бесперспективность такого шага: ну, предположим, вышли мы из игры. Что дальше? В случае победы Германии Николай II остался бы с ней в геополитическом пространстве один на один. А если бы «выиграла» Антанта, она тем более нашла бы способ рассчитаться с изменником-Петроградом…

Однако вернемся к ситуации 1916 года. Видимость влияния оппозиции росла: якобы в ее среде зрел план дворцового переворота, якобы уже были установлены контакты с генералами… Техника внушения работала (либералы были блестящими мастерами слова): «под впечатлением» оказались многие члены Ставки главного командования, великие князья и даже западные правительства.

А власть не умела бороться со слухами: не снисходила до информационных войн, и зря! Оппозиции после публичных обвинений 1 ноября 1916 года отступать было некуда: либо уходить с политической арены, либо вступить в открытую конфронтацию с правящим домом. События показали: хотя в их арсенале не было ничего, кроме успешно проведенной всероссийской «пиар-кампании», этого оказалось достаточно, чтобы «сотворить чудо». При определенном стечении обстоятельств.

Керенский: френч вместо фрака

В первые дни революции Петроград напоминал город, где наступил «праздник непослушания». Трамваи были перевернуты, толпы «свободных граждан» радостно слонялись по проезжей части, мимо проносились автомобили с вооруженными солдатами, обывателями и гимназистами в обнимку.

По городу шли стихийные массовые аресты «приспешников царского режима». Студенты в подворотнях расправлялись с разоблаченными полицейскими агентами. Объявленный в начале войны «сухой закон» был сорван: солдаты разгромили винные склады, желание употребить весь имеющийся в городе спирт привело к многочисленным жертвам. Мостовую усыпала шелуха от семечек, которую крестьяне в серых шинелях отныне могли свободно бросать на брусчатку: дворники, в старой России всегда неформально приравнивавшиеся к низшим полицейским чинам, были взяты под подозрение и на работу предпочитали не выходить.

Наиболее колоритным революционным лидером был Александр Керенский. Адвокат-социалист, депутат Думы, хорошо известный стране яркими речами с патетическим, слегка истеричным налетом, в феврале 1917-го он сразу пришелся ко двору. В дни революции он сменил внешний облик: фрак с иголочки превратился в военный френч, цилиндр — в фуражку. Ладонь теперь кладется за отворот — на Бонапартов манер.

Жесткая критика власти и призывы к классовой борьбе сменяются в его выступлениях на лозунги «национального единения» и «укрепления революционной демократии». Революционный карнавал ослеплял и отвлекал от будней, которые всегда и везде имеют один и тот же цвет — серый. Оказывается, свалить монарха можно не только в Европе, но и у нас! В течение нескольких месяцев вся Россия крутила с Керенским бурный роман, а затем разрыв между словами и действительностью приобрел катастрофические масштабы…

Война тылам

Командование в те дни готовило «последнее и решительное» весеннее наступление. Железные дороги были забиты составами с оружием и боеприпасами (за последний год монархии их было произведено столько, что Красной Армии потом хватило на всю Гражданскую и последующие войны вплоть до 1941 года).

Прошла очередная массовая мобилизация, по всей стране формировались многотысячные тыловые гарнизоны. В Петрограде численность частей добралась до 150–160 тысяч человек. В мирное время здесь квартировали всего 40 тысяч, причем офицеров среди них было штатное количество.

Теперь же, после того как в начале войны из столицы на фронт ушли гвардейские части, на каждых 200 недавно мобилизованных бойцов приходилось по одному офицеру, да и те из гражданских — сразу после краткосрочных курсов. Многие из них сочувствовали оппозиционным идеям.

Обычно за безопасность в столице отвечала полиция, однако из-за мобилизации ее численность сокращалась, и в конце 1916-го поддержание порядка переложили на военных. Для этой цели даже создавался особый военный округ во главе с генералом Хабаловым, шестидесятилетним служакой, не имевшим ни малейшего понятия о жандармском деле.

А несколькими месяцами ранее министром внутренних дел стал Александр Протопопов, бывший зампредседателя Думы, первый и последний в истории дореволюционной России глава МВД без административного опыта. На этот пост он, представитель парламентского большинства, был назначен для улучшения отношений правительства с Думой, но вышло наоборот: бывшие товарищи восприняли его как ренегата, а сам Протопопов, затравленный парламентским большинством, метнулся в противоположный лагерь. Он любил рассказывать о том, как утопит в крови бунты и спасет монархию любой ценой, но дальше рассказов дело не пошло.

Что же до императора, то он уже полтора года по преимуществу проводил время в могилевской Ставке и ситуацию в столице представлял плохо. Непопулярная императрица Александра Федоровна довольно эффективно заменяла его «по гражданской части», однако как на грех именно в феврале царские дочери, находившиеся в Царском Селе, заболели корью, и мать посвящала им почти все время. По роковому стечению обстоятельств власть в столице на несколько недель оказалась в случайных руках. Точнее — в нужный момент ее вообще не оказалось…

Падение двуглавого орла

В этих условиях оппозиции — а особенно активны были лидеры общественных организаций Гучков и князь Львов — грех было не задуматься о перевороте. Почему бы, в самом деле, «оперативно» не заменить новым государем Николая, неспособного добиться перелома на фронтах и провести необходимые реформы?

Позже Гучков признавался: он планировал захватить императорский поезд между Ставкой и Царским Селом, вынудить царя отречься, а затем, заручившись поддержкой «своих» воинских частей, арестовать правительство. Еще во время подготовки заговора он часто рассказывал о своих планах, работая на «либеральный имидж». Однако история в очередной раз пошла не туда, куда ее подталкивали, а так, как сложились обстоятельства.

…Погода в городе на Неве в конце зимы стояла неважная: холодный ветер гонял по улицам хлопья снега. Из-за колоссального военного напряжения железных дорог в столице возникли перебои с хлебными поставками. Хлеб, как и другие продукты, в стране не перевелся (малоизвестный факт: в военное время крестьяне, не мобилизованные на фронт, питались лучше обычного — ведь хлеб не вывозили за рубеж: торговые пути были перекрыты войной).

Под влиянием оппозиционной пропаганды «перевелось» народное терпение. 23 февраля в городе встали хлебные очереди, и произошел стихийный взрыв массового недовольства, днем позже — политическая стачка рабочих, и, наконец, свершилось то, к чему немедленно приводит любая революция: экономическая жизнь была буквально парализована.

Тем не менее активно «подначивавшие» рабочих социалисты (те немногие, что оказались в столице, — депутаты Чхеидзе и Керенский, большевик Шляпников) никак не могли подтолкнуть их к самым решительным шагам, а войска долго не прибегали к оружию: сделано это было лишь на третий день волнений, да и то в ответ на выстрелы из толпы демонстрантов. Власть проявляла странную нерешительность, и либеральные думцы были уверены: бастующим готовят ловушку.

Ходили неоправдавшиеся слухи, что полицейских и солдат вооружили пулеметами для расстрела митингов. Тем временем апатия правительственных органов спровоцировала гигантский столичный гарнизон на принятие рокового решения, и вот с этого момента патовая прежде ситуация приобрела для трехсотлетнего дома Романовых необратимый характер.

С 26 февраля «скучающие» в тылу армейские части стали «одна за другой» (как писал в донесении Хабалов) переходить на сторону восставших. Политикам оставалось только, задыхаясь, бежать позади паровоза истории: «маховик пошел вразнос».

Николай реагировал вполне определенно: из могилевской Ставки он передает войскам приказ открыть огонь по демонстрантам. Верные присяге части подчиняются и поворачивают оружие против «неверных», но действуют нерешительно. Естествен и результат: 27 февраля восстает еще больше частей, расквартированных в городе Петра. Уже более 20 тысяч солдат сливаются в антимонархическом порыве с рабочими, а правительство к этому, конечно, не готово…

Решение «людей с ружьями» было вызвано прозаическими соображениями: поддерживать оппозицию на Невском представлялось более привлекательным, чем идти воевать с немцем. Солдаты толпой, а иногда «по привычке» — колоннами с офицерами во главе, с развевающимися красными флагами, пришли к зданию Государственной думы и объявили о подчинении парламенту. Такой шаг придавал бунту черты легитимности — на случай будущих репрессий…

В течение одного злосчастного дня Петроград оказался в руках восставших, отдав на их милость свои дворцы и вековые институты. В тот же вечер Дума выбирает из своего состава Временный комитет для управления страной, во главе которого встает ее многолетний председатель Михаил Родзянко.

Комитет стремится сохранить в столице видимость порядка. Расчет прост: однозначно примкнуть к революции невозможно — она уже перекрыла все мечты либералов, да и небезопасно — а вдруг с фронта явятся верные императору войска и устроят в «колыбели революции» тотальную «проверку паспортного режима»? Что тогда делать оппозиционным депутатам, которых мятежники признали своими политическими лидерами?

Временный комитет занялся двумя вещами: попытался установить контакты с офицерами Петроградского гарнизона и договориться со Ставкой об условиях смены политического строя. Навстречу уже спешившему к столице Николаю выехали представители Комитета Александр Гучков и Василий Шульгин. Остальные его члены принялись за подготовку петроградских частей к отражению контрреволюционной вспышки. Ее не последовало — генералитет в Ставке поверил в способность думцев восстановить порядок в столице и в патриотический характер революции.

Вспомним: вся страна под влиянием парламентской пропаганды была уверена, что главные изменники — царь и его ближайшее окружение. Даже неискушенным в политике генералам мерещилось: может быть, при новом строе во главе с парламентом и зависимым от него монархом войну удастся завершить более успешно. В результате генералитет настоятельно посоветовал Николаю II отречься от престола в пользу брата.

Но пока делегаты Временного комитета «торговались» с царем в его личном поезде, по улицам Петрограда стихийно и привольно разливалась революция. У царя просто не было никаких сил, и ему оставалось лишь отречься, что он и сделал 2 марта — за себя и за больного несовершеннолетнего сына Алексея в пользу младшего брата Михаила.

Великий князь Михаил Александрович тоже не захотел подставлять голову под падающую корону и умыл руки: он был готов принять власть лишь по решению Всероссийского Учредительного собрания. За какую-то неполную неделю Россия сбросила с себя монархию, как изношенную шапку. Шапку Мономаха…

Дайте нам доступ к СМИ, и мы перевернем мир

Особую роль в феврале 1917-го сыграла информация, став основным «оружием революционера». Впоследствии в качестве решающего средства его использовали и итальянские фашисты в 1922 году, и германские нацисты в 1933-м, и разномастные социалисты в странах третьего мира, и, наоборот, враги опостылевшего социализма в Восточной Европе в 1989-м…

Последствия этих общественных возмущений несопоставимы, но механизм одинаков. И отработали его наши соотечественники в Петрограде.

Основными инструментами борьбы в Феврале выступали Думская трибуна и печать. Инструменты грозные: стенограммы заседаний парламента расходились и читались по всей стране, как бульварные романы. Целые страницы отводили им газеты, а их с начала Первой мировой стали читать даже в деревне!

В результате за год усиленной «работы с населением» вся страна поверила в миф о «темных силах»: мол, императрица со своим фаворитом Гришкой Распутиным посадила во главе правительства немца и готовится «подарить» Россию кайзеру. Не то чтобы все так хотели воевать (скорее, наоборот), но одна мысль никому не давала покоя: за что же на алтарь не одержанной еще победы принесено столько жертв?!

Рука, писавшая отречение

Как бывает обычно, ожидавшееся давно приходит неожиданно: думцы так долго «заклинали» революцию, что совершенно растерялись, когда она произошла. Лидер левых кадетов Николай Некрасов признавался товарищам, что в этот момент ждал расправы и «чувствовал уже веревку на шее своей».

«Сначала арестуйте министров», — ныли депутаты в ответ на призывы горячих голов возглавить солдатское движение. Лишь после того, как правительство перестало существовать, Таврический дворец провозгласил себя «главной властью». Являлся он, однако, таковой с самого начала лишь формально: членам Временного комитета пришлось иметь дело не только с разгулявшимися толпами восставших, но и с наспех организованным социалистами в том же здании Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов.

Рабочих и солдат там, правда, сперва было мало — в основном заседала безликая, но крикливая социалистическая интеллигенция, которой в России всегда было хоть отбавляй. Петросовет почел за благо признать думский Комитет, но провозгласил над ним «революционный контроль», реализовать который предполагалось через тесный контакт с военными. Они-то и стали главным объектом социалистической пропаганды.

Долго убеждать еще не нюхавших пороха столичных служивых в необходимости крепить революционные завоевания не пришлось — те быстро превратились во взрывоопасное сборище дезертиров.

В то же время личные контакты думских лидеров с офицерами Генерального штаба помогли им эффективно предотвратить попытки подтянуть в столицу дисциплинированные правительственные войска. Все остальное пошло как по нотам:

1. Комитет и Совет сформировали Временное правительство. Одним из условий соглашения стала договоренность по «ключевому вопросу Февраля» — Петроградский гарнизон, подаривший России свободу, останется в городе и на фронт не пойдет.

2. Правительство признало происшедшие в стране изменения и призвало население самостоятельно организовывать местное управление, не оглядываясь на центр.

Новый «главный человек в России» Родзянко признавал еще 2 марта: «Если бы сказали два дня тому назад… что эта самая рука будет писать отречение Николая II… я назвал бы безумцем того, кто бы это сказал, и себя считал бы сумасшедшим. Но сегодня я ничего не могу возразить».

Вожделенная свобода в один миг опьянила страну. Самое привлекательное заключалось в бесконтрольности (с этого обычно и начинаются гражданские войны). Революционная агитация быстро проникла во все поры и артерии действовавшей против Германии армии. Местная администрация ушла в небытие, вместо нее создавались «комитеты общественных организаций» и Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Советы занялись установлением восьмичасового рабочего дня на заводах (в воюющей стране!), разделом дворянских земель, введением демократии в действующей армии. Полиция была упразднена, ее заменили добровольной, подчиненной органам самоуправления милицией, бессильной и неспособной обеспечить порядок. Власти не стало, страна начала распадаться — все быстрее и быстрее.

Гучкову, Милюкову, Родзянко и прочим новоиспеченным лидерам революции вдруг стало ясно: они более не контролируют ситуацию и никогда не смогут взять ее под контроль. Их влияние уже через месяц после победы рассеялось как дым…

Последствия и альтернативы

Февраль и Октябрь связаны теснейшим образом — это не вызывает сомнений. Крушение империи, происходившее в условиях социального кризиса, неизбежно вело к победе радикалов-утопистов. Могли ли либералы или умеренные социалисты составить им конкуренцию? Увы: одни не имели решимости идти «до конца» и не были для вышедшего на улицу народа «своими», другие оказались в плену у догматических построений и патологически боялись принимать ответственность за развитие ситуации.

Когда политику делает улица, на первое место выходят люди прямого действия. Такими людьми в России были большевики и их «политические попутчики» — левые эсеры и анархисты.

Попытка построить «справедливое» общество спровоцировала неслыханную гуманитарную катастрофу, гибель и вынужденную эмиграцию миллионов людей, вымирание общественных классов. После Гражданской войны в России, за исключением столиц, по сути, остались одни крестьяне, через несколько лет оказавшиеся под серпом коллективизации.

Подорвавшая экономику страны Гражданская война потребовала форсированной сталинской индустриализации — а вот известный американский экономист Пол Грегори доказал: без революции и этой войны российская экономика к сороковым годам вышла бы ровно на те же показатели, только органично и без жертв. Осталась бы страна в такой изоляции, в какой она просуществовала практически весь ХХ век? Очевидно, что нет.

Посмотрим сквозь призму Февраля на международное положение России и мировую геополитику вообще. После революции вооруженные силы страны оказались дезорганизованными, и в результате она практически (а после Октября и фактически) вышла из войны. Германия, таким образом, получила надежду на победу (ее отвратила вовремя вмешавшаяся Америка) и еще более года сопротивлялась Антанте!

Не будь февральских событий, мировая бойня, вполне вероятно, закончилась бы задолго до ноября 1918 года, и результат ее был бы ощутимее. Союзники вполне могли сделать условия Версальского мирного договора еще более тяжелыми для проигравшей Германии — как единая держава она прекратила бы существование, как это произошло с ее союзницами Австро-Венгерской и Османской империями.

Германскому единству на тот момент не исполнилось ведь и пятидесяти лет, а до того единого немецкого государства фактически никогда и не существовало. А если так, не было бы стремительного военно-политического возрождения Германии в тридцатые. Не пришли бы на волне страха перед большевистской угрозой к власти нацисты. Третий рейх был бы невозможен без Третьего Интернационала. Мир мог и не увидеть Второй мировой войны.

Февральская контрреволюция

Бывшие фронтовики отдают свои золотые и серебряные награды на дело революции. Февраль 1917 года

Власти не хватило совсем немногого: верных полицейских или военных частей в нужном месте в нужное время да твердой руки, способной применить силу по назначению. Ведь у самодержавия даже в последние дни были влиятельные защитники, например, бывший премьер и министр путей сообщения Александр Трепов или экс-глава МВД Николай Маклаков, — люди, показавшие себя волевыми управленцами.

Еще в январе и феврале 1917-го они подавали императору проекты укрепления власти и обеспечения порядка в стране на случай возможных волнений. Предлагалось вывести из столицы запасные батальоны, ввести гвардейскую кавалерию, создать военизированную полицию, до окончания войны прервать работу Думы, ужесточить контроль над печатью. Отказаться от притеснения национальных меньшинств.

Предлагали они и способы решения транспортной проблемы. Советовали, как предотвратить перебои с продовольствием в Петрограде. Настоятельно рекомендовали, правда, уже потом, в мирные дни, расширить права местного самоуправления. Как говорил бывший заместитель Столыпина по МВД Сергей Кржижановский, то были «меры, необходимость коих осознавалась всеми и которые как бы висели в воздухе».

Эти правые защитники монархии также имели представление о перспективах послевоенного развития страны. В их планы входило предоставление независимости Польше (при условии ее вступления с империей в оборонительный союз), соединение Стамбула (Константинополя) с черноморскими проливами, Восточной Пруссии и Галиции (Львовщины). Германия, Австро-Венгрия и Турция должны были прекратить свое существование как империи.

Если мысленно представить себе карту западных границ Российской империи при таком исходе войны, то она практически совпадет с картой послевоенного урегулирования границ, определенной Потсдамской конференцией 1945 года. Единственное исключение составил бы Константинополь, но, как известно из воспоминаний Молотова, именно этим единственным участком советской границы после окончания войны остался недоволен Сталин… Как заметил мудрый Черчилль, Вторая мировая дала победившим странам то, что они упустили после Первой.

Как же могла сложиться ситуация «в сослагательном наклонении»? Победа Антанты несомненно вызвала бы ее распад. Противоречия между Россией и Британией по вопросу «османского наследства» неизбежно вызвали бы разлад между ними. На Дальнем Востоке возникло бы американо-японское противостояние. Усиление Японии в Китае вызвало бы недовольство России, а это повышало вероятность возобновления антирусского британо-японского союза и могло привести к русско-американскому сближению.

Новая мировая война в такой ситуации была бы маловероятна. Внешняя политика России могла быть малоуспешной и менее активной, но обычно именно такие обстоятельства провоцировали ее активное внутреннее реформирование и развитие, которое еще в середине ХХ века могло сделать Россию самой мощной экономической и политической державой Старого Света. Наши прадеды рассудили по-иному…