Хуан Гало де Лавалье: посмертные приключения аргентинского героя

Шальная пуля, выпущенная солдатом вражеского патруля, который понятия не имел о присутствии генерала в старом деревенском доме, не застревает в толстенной дубовой двери, а проходит сквозь замочную скважину и попадает Лавалье прямо в горло.

Почему именно в горло? Да потому, что, заслышав стук копыт по пыльной дороге, генерал к той самой скважине наклонился и вознамерился в неё взглянуть. А произошло это на пустынной окраине городишка Хухуй, столицы одноимённой провинции на севере Аргентины, откуда последний отряд разбитой армии унитариев собирался в спешном порядке ретироваться к боливийской границе.

Унитарии и федералы

Пара слов о том, кто такие унитарии и за что-таки боролся покойный генерал. Независимость свою Аргентина провозгласила в два приёма: 25 мая 1810 года, когда Буэнос-Айрес отказался подчиняться регентскому совету, который Наполеон посадил в Испании на место свергнутого им короля Фердинанда VII; и 9 июля 1816 года, когда Фердинанд уже 2 года как вернулся обратно на испанский трон, но аргентинцы вошли во вкус и провозгласили себя аргентинцами, а вовсе даже не подданными вице-королевства Рио-де-ла-Плата.

Провозгласить-то провозгласили, а вот что дальше делать и какой, собственно, должна быть Аргентина, так между собой и не договорились. Одни предлагали объединить все провинции под властью Буэнос-Айреса и стали называть себя «унитариями». Другие требовали объединения на федеративной основе и, соответственно, стали называться «федералами». И началась гражданская война — на фоне освободительной! — которая стала чуть ли не более кровопролитной, да и продлилась значительно дольше — до 1853 года, когда федералы победили, появилась Конституция и было наконец-то сформировано правительство. Некоторые унитарии даже приняли в нём участие.

Сердце, кости, голова

К моменту прибытия в Хухуй конный отряд, оставшийся от армии под командованием Лавалье в результате неудачной кампании 1840-41 годов, насчитывал 170 человек. На ночь разместились на заброшенной асьенде, откуда на рассвете рассчитывали выдвинуться в сторону Боливии: с юга на пятки унитариям наступали части агрессивно настроенного генерала Орибе. Тот публично заявил, что собирается всех перерезать, а голову Лавалье нацепить на шест и выставить в центре Буэнос‑Айреса.

В Хухуе имелся небольшой вражеский форпост: именно поэтому патрульные объезжали окраины, для острастки постреливая в воздух и куда придётся… Один из таких случайных выстрелов и оборвал жизнь славного генерала. Помимо необходимости спешного отступления, перед скорбящими соратниками встала задача спасти тело боевого командира от посмертного осквернения.

Труп заворачивают в попону, перекидывают через седло и, чтобы выиграть хоть немного времени и ночной прохлады, затемно выезжают в сторону границы. Отряду предстоит преодолеть 600 километров под палящим солнцем, по сорокаградусной жаре.

Вскоре покойник начинает нестерпимо смердеть, из-под попоны капает, лошади беспокойно всхрапывают. Боевые товарищи Лавалье принимают нелёгкое решение: тело придётся расчленить, чтобы позже придать земле хотя бы часть останков. За дело берутся полковник Алехандро Данель и любимый ординарец генерала — Апарисио Соса.

Очищенные от бренной плоти кости Лавалье хорошенько промывают в горной речке, пересыпают сухим песком и пакуют в деревянный ящик. Сердце кладут в банку с тростниковым самогоном, а голову, которая ни за что не должна достаться врагам, — в банку с мёдом. Во-первых, мёд — отличный консервант, во-вторых, даже если федералы их нагонят, уж в меду-то они её точно искать не станут…

Посмертные скитания

Через три дня отряд прибывает в боливийский город Потоси, где аргентинцев принимают с подобающими военными почестями, а сердце, голову и кости славного генерала предают земле. Впрочем, долго они там не пролежали. В 1842 году чилийская родня потребовала перезахоронения, и вот уже многострадальные останки перевезены на кладбище города Вальпараисо, с видом на Тихий океан.

«Как же так? — возмущаются аргентинцы, — Наш герой должен покоиться у себя на родине, за которую он кровь пролил!» Сказано — сделано. В 1860 Лавалье снова выкапывают и везут в Аргентину: сначала в Росарио, где прошла часть его боевого пути, потом всё-таки в Буэнос-Айрес.

Нынче лежит он там на знаменитом кладбище Реколета, в скромном мавзолее чёрного мрамора, а вечный сон его охраняет бронзовый гренадер с саблей наголо. Чтобы никто больше не осмелился нарушать покой славного генерала.

Хватит, уважение надо иметь.