Пророк в своем отечестве
О своей работе, начатой втайне от коллег и друзей, Александр Самойлович Ахиезер (1929 — 2007) не говорил даже жене — не хотел беспокоить. Советскому экономисту и философу грозили большие неприятности, если бы кто-то узнал, что он решил искать объяснение закономерностей русской истории без помощи марксистко-ленинской методологии. Формационная теория Ахиезера не удовлетворяла, и он занялся собственными теоретическими исследованиями. Он писал трехтомный труд много лет, урывками и небольшими частями, а опубликовать его смог только в 1991 году.
Оказалось, что Ахиезер, опираясь на идею циклического развития русской истории и детерминанты социокультурных процессов, давно предрекал масштабную либерализацию России. Пока в 1970−80-е гг. оптимисты и физики обещали счастливое технократическое и богатое будущее, пессимистично настроенный лирик делал неутешительные прогнозы. В то время этим же занимались только иностранные специалисты по русской истории. Коллапса СССР, конечно, никто не предсказывал, но те же американские советологи (Ричард Пайпс, к примеру) считали, что Советский Союз пойдет по пути очень серьезных реформ вроде тех, что провел Китай. Так что не зря историческое прогнозирование немарксистского толка в СССР не любили и не допускали.
Правда, Ахиезер больше похож не на прорицателя, а на диагноста — изучив «историю болезни» русской государственности, он обратил внимание на некоторые закономерности.
Исторические циклы: объяснение маятника русской истории
Как считал философ, Россия географически, культурно и исторически находится между традиционным обществом насилия и либеральным обществом диалога. Ее проклятье заключается в этом расколе, в жестокой борьбе архаичного традиционализма и прогрессивного либерализма. Так как русский народ никогда не мог преодолеть этот раскол, исторический маршрут России изломан, он все время колеблется, словно следуя за маятником, то к либерализации (а чаще к архаизации, т. е. к догосударственному состоянию общества), то к авторитарной государственности в крайних тоталитарных формах и снова обратно — к отрицанию власти и самоуправлению (вече, общины или Советы), а затем опять к деспотии. И так снова и снова.
Это движение и составляет содержание цикла русской истории. На каждом витке исторически опробованные социальные отношения чередуются и восстанавливаются, что бы ни случилось, а меняются лишь идеологемы — идеалы и знамена, которыми вдохновляются массы: то это соборное согласие, то авторитарное самодержавие, то тоталитарный социализм, то… еще что-то.
По Ахиезеру, начальной и конечной точкой каждого цикла русской истории является национальная историческая катастрофа, в основном вызванная не внешними причинами (например, вражеским вторжением), а прежде всего внутренним конфликтом, который подавлялся государственным насилием. Ахиезер таких катастроф в русской истории насчитывал четыре: крах Киевской Руси, Смута начала XVII века, революция 1917 года и события 1991 года. Всякий раз после катастрофы государственный контроль частично или полностью уступает место анархии и архаичному догосударственному состоянию, а затем восстанавливается и приобретает новые формы, подчас жестче прежних. Либеральные идеалы и культура диалога на фоне последствий исторической катастрофы не могут одолеть авторитарный идеал. Используя концепцию Ахиезера, в Перестройке и политике 90-х гг. можно увидеть попытку возврата к соборно-либеральным ценностям, проваленную из-за растущей общественной энтропии, нехватки естественной социальной и экономической интеграции. Хаос, как опасался Ахиезер, заставляет сменить идеалы и вернуться к авторитаризму и этатизму, к насильственной административной интеграции вместо естественной социальной.
Цикличность истории России позволяет прогнозировать вектор исторического развития по крайней мере на один цикл вперед (но не более того, так как не следует отрицать возможность, что матрица цикличности может быть сломана во время следующего цикла).
Судьба России: Ахиезер о нашем времени
Итак, либерализация неизбежна, а что дальше? По мнению Ахиезера, после либерализации (когда он это писал, до 1991 г. еще было далеко) Россия вернется к привычному ей авторитаризму и будет похожа на страны Латинской Америки. Философ предрекал утрату актуальности социалистической идеологии. На новом авторитарном этапе «вновь идеология будет носить характер некоего «псевдо», т. е. фиксировать (…) некоторую претензию на то, чтобы быть тем, чем она является лишь отчасти. Это может быть псевдопочвенная идеология в связи с ростом русского национального самосознания…», желание сформулировать идеологию с опорой на возврат к архаичным ценностям. При этом государством из разнообразных путей развития национального самосознания будет избран путь, который «противостоит плюрализму, диалогу, специфике современного мира и (…) толкает к насильственному подавлению плюрализма и диалога».
Проще говоря, не так важно, что правительство уходит в отставку, меняется премьер-министр, а президент стареет, ведь «ход истории определяется, в конечном счете, (.,) деятельностью миллионов», их выбором в конфликте архаики и прогресса. Ахиезер надеялся, что во время нового цикла частная инициатива станет достаточно сильной, чтобы противостоять государственному произволу, а очевидная социально-экономическая неэффективность авторитаризма положит ему конец.
В противном случае возникнет угроза новой национальной исторической катастрофы. У России, по большому счету, два вероятных пути: или дальнейший распад и гибель державы, доведенной до крайности вековыми колебаниями между архаикой и авторитаризмом, или достижение «либерального нравственного идеала» и естественной социальной интеграции. В обретении договороспособности, умении решать социальные конфликты через компромисс, а не насилие, в «развитие массовой диалогической культуры» Ахиезер видел возможность разорвать историческое циклическое движение России и преодолеть извечный раскол власти и народа. Впрочем, никаких надежных рецептов и наставлений философ не давал, лишь пытался осмыслить исторический путь России. А куда повернуть дальше — решать нам.
***
В 1990—2000-е годы концепция Ахиезера активно обсуждалась в гуманитарных кругах, похожие идеи выдвигали другие философы и историки. Тем не менее его до сих пор можно назвать недооцененным мыслителем, малоизвестным широкой публике.