Из истории русско-норвежских отношений: как дружили и за что воевали

Как-спрек или моя-твоя

Норвежцы стали активно появляться в княжествах, которые потом будут называть русскими, когда наладился торговый путь «из варяг в греки». Многие скандинавы доходили до Византии с целью, например, наняться в те самые «варяги», то есть охрану, гвардию, и вернуться домой с деньгами. Но впервые русско-норвежские отношения были закреплены в триднадцатом веке: Новгородская республика установила с Норвегией точную линию общей границы.

Следующий документ о границе был подписан Норвегией уже с Российской Империей, вобравшей в себя в том числе и Новгородскую республику (её в 1478 году завоевал и присоединил в Государство Московское, из которого выросла Россия, Иван Грозный). В 1826 году черта границы была установлена именно там, где она пролегает и сейчас. Если вспоминать о дипломатической истории, то надо отметить, что в 1905 году Россия была первой страной, признавшей суверенитет Норвегии от Швеции.

Но гораздо крепче и обширнее были не дипломатические, а торговые отношения между русскими и норвежцами. Так, в России был традиционно очень высок спрос на рыбу в связи с соблюдением большого количества постов; норвежцы привозили её в Архангельск и ряд поселений поменьше и закупались на русском берегу ржаной и пшеничной мукой. Ржаную муку при этом в Норвегии называли «русской».

Для общений русские поморы и норвежцы использовали странный смешанный язык, который первые называли «моя-твоя», а вторые — «как-спрек». Притом норвежцы были уверены, что это скорее поморский с совсем небольшой норвежской примесью, а поморы — наоборот. В науке этот странный сленг из буквально трёхсот с небольшим корней называют «русьнорг».

Торговля с русским берегом норвежцам была очень важна: в Архангельск мука приходила из плодородных районов, а в Норвегии климат был довольно суров по всей стране. В неурожайные из-за дурной погоды годы, которых, например, было очень много подряд в восемнадцатом веке, хлеб из привезённой российской муки стал настоящим спасением. Продавали поморы по мере спроса также овёс, горох, железо, древесину, смолы, бересту, свечи, кастрюли, пеньку, веревки и холст. Вся эта оживлённая торговля долгое время не облагалась налогами и пошлинами ни с какой из сторон, что делало её очень выгодной.

Кольские норвежцы и норвежские поморы

Первые норвежские поселения на мурманском берегу появились в девятнадцатом веке. Норвежским переселенцам удалось со временем получить разрешение на проживание от Александра II, что дало им легализоваться на новом месте и увеличило приток мигрантов из Норвегии. Одним из условий переселения было принятие российского подданства, но зато новые подданные на некоторое время получали разные льготы. Норвежская колония сама собой организовалась на полуострове Рыбачий. Правительство также выдавало ссуды поморам, заселяющимся на ещё не обжитые берега, но местный губернатор принимал их неохотно, предпочитая более зажиточных скандинавов.

Пересекать границу, чтобы навещать родственников, кольские норвежцы могли до революции свободно и пользовались этим также для того, чтобы покупать здесь и продавать там — и наоборот — всё, что только возможно, от сена и мыла до мяса и хорошей шерстяной одежды. Но основным источником дохода были, конечно, рыбалка и охота на тюленя.

Хотя в школе дети учились только на русском и подданство у кольских норвежцев было российское, к русским и финским соседям они относились настороженно и даже свысока, стараясь максимально от них обособиться. Но напряжение между норвежцами и поморами росло по другой причине. Норвежцы имели возможность привозить на продажу безо всяких пошлин дешёвый ром, запрещённый для торговли на их родине, и продавать его соседям.

Поморы и финны стремительно спивались и вскоре оказались кругом в долгу у предприимчивых «бутлегеров», а норвежцы стремительно богатели. Дома их были не по климату роскошны, с каминами и мягкой мебелью. В хлевах стояло по нескольку коров. Пытаясь остановить спаивание мурманского берега, правительство уже в 1886 году запретило беспошлинный ввоз алкоголя на территорию Кольского полуострова.

К моменту прихода к власти большевиков колония норвежцев превышала численностью две тысячи человек. Норвежцы продолжали активно торговать, только теперь куда более безобидными вещами, и стали доминирующей в общественной жизни Кольского полуострова этнической группой. После революции многие поморы переехали в Норвегию — там и сейчас можно встретить семьи с фамилиями вроде Петрофф или Иванофф, но большинство российских норвежцев предпочли остаться на той земле, где родились.

Советско-норвежские отношения: всё сложно

Отношения советской власти как с кольскими норвежцами, так и с самой Норвегией складывались очень напряжённо. Во-первых, в тридцатые, в преддверии войны, казалось очень подозрительным такое влияние некоренного народа на Кольском полуострове: хотя доля норвежцев в населении была чуть больше десяти процентов, они задавали на полуострове тон. Во-вторых, часть норвежцев занималась контрабандой, не желая привыкать к новым ограничениям свободы перемещения и торговли. В-третьих, сильно подорвали доверие к норвежцам так называемые тюленьи войны.

Суть этих войн была в том, что норвежские рыбаки, похоже, решили вспомнить времена викингов и заняться грабежом, правда, по счастью, не кораблей или поселений, а только природных ресурсов. Приходя по морю на советское побережье, они устраивали настоящую бойню, охотясь на тюленей и их детёнышей, буквально ничего не оставляя на развод. Рейды норвежцев серьёзно подорвали экологическое равновесие на побережье. Поголовье тюленей не восстановилось до сих пор.

С советской стороны браконьерам пытались противостоять катера погранохраны, несмотря на то, что у рыбаков-разбойников было численное преимущество. В какой-то момент вместе с рыбаками пришёл ни много, ни мало — целый броненосец, при появлении катеров охраны открывший огонь. Более того, назло советской стороне норвежцы набили столько тюленей, что многих не смогли взять с собой и просто бросили трупы животных гнить на берегу. В другой раз с рыбаками пришёл фрегат. Тем не менее, погранохрана раз за разом пыталась арестовывать хотя бы некоторых браконьеров.

«Война за тюленей» длилась до 1933 года. К тому времени на советском берегу построили сторожевые батареи, и по как раз достроенному Беломорканалу к мурманскому побережью пришли вооружённые суда. Удивительно, несмотря на всю ярость по этому поводу уже через несколько лет норвежские рыбаки помогали советским военнопленным и десантникам — теперь их ярость была направлена на фашистских оккупантов и СССР превратился в союзника.

Тем не менее, ещё до войны часть кольских норвежцев успела пострадать от репрессий, часть осудили за контрабанду, и многие норвежцы сами или под давлением переехали в другие советские области, рассеявшись. Правда, в тридцатые годы поначалу успешно действовал норвежский кольский рыбколхоз. После войны норвежцам (многие из которых прошли фронт) было разрешено вернуться на Кольский полуостров, но далеко не все на это решились.