Как семейная ссора Каролингов породила Германию, Францию и Европу

К моменту смерти Карла Великого казалось, что небо над Европой впервые за сотни лет снова стало мирным. От Пиренеев до Италии и далёких славянских земель простиралась новая империя Запада. Учёные мужи возрождали утерянные знания, возводились великие храмы и дворцы, и мир Господень воцарился над истерзанной землёй постантичного постапокаплисиса.

Казалось.

О братской любви и сыновней почтительности

Сын Карла, Людовик Благочестивый, честно пытался сохранить империю единой вопреки старой традиции делить всё между сыновьями. Только окончательно переломить её и ввести строгий майорат он не решился. Компромисс, как часто бывает, оказался хуже обеих альтернатив.

Впрочем, пока старший сын Лотарь стал соправителем и вице-императором, а два младших принца получили приграничные Аквитанию и Баварию, всё шло неплохо. Но затем Людовик женился снова, и на политической арене появился четвёртый наследник. Карл.

Ему по традиции тоже следовало отдать часть земель. Вот только где? Мавры за Пиренеями и византийцы на юге Италии были сильны, и воевать с ними казалось грустно. Завоёвывать Англию долго и сложно. На востоке — бедные и свирепые славяне. А отрезать куски земли у кого-то из принцев обидно и чревато смутой.

Но прекрасная супруга Юдифь уговорила-таки императора Людовика дать деточке землицы. Из обширных земель старшего сына, Лотаря, сделали творческую нарезку.

Лотарь, естественно, обиделся. Его братья Пипин и Людовик-младший тоже сочли это произволом.

Трое детишек дважды свергали любимого батюшку, а затем чесали репу и возвращали его на трон.

В ходе событий младший сын Карл от нервов и пертурбаций заслужил прозвище Лысый, а характер старшего Лотаря вконец испортился. По мнению хронистов, он умудрялся сочетать чрезмерную набожность со злодейством и безудержным развратом, а отмороженность с нерешительностью, доходящей до трусости.

Единоличная власть стала для него навязчивой идеей, а последовавшая ссылка править далёкой Италией с развалившимся зловонным Римом — гигантская античная канализация за века разрухи и дикости наглухо забилась и нестерпимо воняла — доброты душевной и братской любви не прибавила. Старший наследник империи то подумывал от оной империи отделиться и завести себе итальянскую корону с Равенной и конкубинами, то пытался скуки ради угнетать Папу Римского.

К концу 830-х Пипин Людовикович благополучно умер, Карлу Лысому досталась «освободившася» Аквитания, и вроде бы в империи снова воцарился мир и порядок.

Вроде бы.

Потому что Людовику Благочестивому свержения здоровья и нервов тоже не прибавили. И в 840-м году он и сам отдал Богу душу.

«Я царь! По рожденью!»

Так восклицал предводитель аргонавтов Ясон в чудесном грузинском мюзикле «Весёлая хроника опасного путешествия». Точно так же ревел Лотарь после известия о смерти папеньки. Надо полагать, попутно звучало и много другого в адрес ближайших родственников и знати империи, не желавших немедленно склониться перед законным государем.

Лотарь потребовал себе всё и сразу. Немедленной присяги под угрозой смерти всем, кто посмеет задавать вопросы и не пасть ниц перед его величеством.

Братья и знать признавать Лотаря единоличным правителем не спешили. Уж очень славен он был своим характером и склонностью нарушать клятвы при малейшей выгоде. И Карл в Аквитании, и Людовик в Баварии имели веские основания полагать, что отдав власть старшему брату, очень скоро лишатся и голов. Ну как минимум — свободы. На всякий случай и «просто потому, что могу».

Первым ответный шаг сделал Людовик. Пока Лотарь собирал армию в Италии, он повёл баварские войска на запад и овладел почти всеми землями до Рейна. Естественно, он тоже потребовал немедленной присяги себе, и пообещал открутить всем несогласным всё, что откручивается. На западе чуть менее свирепо, но в том же самом ключе действовал Карл.

Поначалу у Лотаря почти получилось. Драться всерьёз никто не хотел. Ценность империи была в единстве и мире, как завещал великий Шарлемань. Просто непутёвым внукам надо было договориться о том, как они разделят сферы влияния и утвердят спокойствие в землях франков.

Ну а пока франкская и прочая знать делала ставки, определялась с симпатиями и продавалась братьям-наследникам подороже, пока покупают. Шансы Лотаря выглядели предпочтительнее, и большая часть воинского сословия шла за ним. Но и на стороне братьев были слишком внушительные силы, чтобы они просто сдались.

Лотарь дошёл до Рейна, понял, что брат слишком силён для уверенной победы одним ударом, и договорился с Людовиком о перемирии. Затем у Орлеана добился уступок у менее решительного Карла. Тот отдал Аквитанию, Септиманию и Прованс, и удовольствовался сильно урезанными владениями в южнее Луары.

Рывок на восток, внезапная переправа через Рейн у Вормса, несколько «мулов с золотом» — и Людовик вновь выбит в свою Баварию.

Вот только покуда Лотарь ходил за Рейн, Карл почесал лысую свою голову и решил, что старший брат всё же решительно наглеет. Того же мнения была знать, уже сделавшая ставку на Карла и не ждавшая ничего хорошего от победы Лотаря. Карл собрал войска и снова отбил большую часть земель на западе. Торжественно объявив, что он, может, и признал бы власть любимого брата, вот только тот умудрился нарушить все до единой их договорённости и клятвы.

Пока Лотарь дымился от ярости, поднимал с пола челюсть и пытался перегруппировать войска, Карл и Людовик договорились-таки о союзе. Они двинулись друг навстречу другу форсированным маршем, успели соединить армии и предъявили старшему брату ультиматум: пусть отдаёт Людовику всё к востоку от Рейна, а Карлу — всю Аквитанию и Нейстрию, сиречь большую часть современной Франции.

Ну а сам как-нибудь обойдётся тем, что останется между ними, и Италией. Ведь всем так хорошо было, пока он там наслаждался древними ароматами Рима.

Битва трёх братьев

Лотарь не был уверен в победе над соединёнными армиями братьев. К тому времени неугомонное трио успели собрать практически всех от Пиренеев и Рима до Эльбы. На месте событий не успело появиться лишь войско Пипина Младшего из Аквитании. Лотарь двигался ему навстречу и затягивал время, намекая на возможность компромисса, желание мира и нежелание проливать христианскую кровь.

Братья тоже отнюдь не были уверены в победе, да и надеялись всё же разрешить дело миром. Всё изменилось, когда пришёл Пипин Второй. Лотарь незамедлительно сменил милость на гнев и надменность, потребовав склониться перед законным императором. Карл и Людовик ответили, что если его величество не пойдёт на компромисс к двум часам дня, всё решат сила оружия и воля Господня.

Огромные армии, собравшие цвет франкской знати и войска всех подвластных потомкам Шарлеманя земель, сошлись у селения Фонтен у Бургундского ручья 25 июня 841 года. За Людовика, кроме франков, были бавары и алеманы. За Карла — нейстрийцы, то есть жители будущей Центральной Франции, провансальцы и часть аквитанцев. За Лотаря и Пипина — почти все остальные.

Все были рыцарственны, горды, отважны и полны решимости победить.

Лотарь лично вёл панцирную конницу франков в бой, прорубая путь мечом. Он обратил в бегство и отбросил к реке часть войска Карла Лысого. В какой-то момент ход битвы склонялся в его пользу. Войска братьев заколебались. День им спасла решительная атака, которую военачальники Карла и Людовика нанесли на менее стойкие ряды войска Пипина.

А затем — что по сей день сокрыто завесой мрака — некоторые из военачальников Лотаря внезапно сменили сторону и ударили по его войскам. Линия императора рухнула. Началась резня и бегство.

Командовавший частью войск Карла хронист Нитгард ни словом не упоминает об этом деликатном моменте. В его версии всё было плохо, но стойкость войск братьев и его скромное участие неким образом помогли обратить узурпатора в бегство.

Зато до нас дошли полные гнева и скорби строки воина и поэта Энгильберта, единственного выжившего в первом ряду войска Лотаря. Он яростно проклинает не только день братоубийственной гекатомбы, желая ему стереться из людской памяти до конца времён, но и неких князей, которые уподобились Иуде и волкам в овечьей шкуре, предав законного государя.

Сеча была чудовищной. Она потрясла основы империи Каролингов. Цвет франкской знати и их победоносной панцирной конницы навсегда остался на этих скорбных полях. Победители похоронили своих и ушли. Воины Лотаря остались гнить в полях, пока их кости не истлели под ветрами и дождями.

Агнелл Равеннский в своей хронике записал, что у Фонтена пали сорок тысяч. Рудольф Фульдский указал, что его современники не знали битв подобного масштаба — а ведь ещё были живы помнящие походы Шарлеманя.

Хронисты склонны преувеличивать. Но показательно, что на следующий год в Страсбурге Карл и Людовик даже не сочли нужным использовать франкский язык, давая публичную клятву перед своими войсками. Карл воспользовался «романским», предшественником зарождающегося французского. Людовик — «тевтонским», понятным всем за Рейном.

Франки, строители первой новой империи Запада, при Фонтене перестали быть значимой силой. Скоро они окончательно растворились, а их королевский дом впал в ничтожество и вымер, последовав за уже ушедшими на страницы хроник Меровингами.