Клетка для Наполеона: властелин Европы посреди Атлантики

Судьба Наполеона превзошла фантазии любого романиста. Он родился на острове в Средиземном море, покорил Европу, потерял корону и окончил свои дни на одном из самых уединённых островов Земли.

Пленник со шпагой

Почему Наполеон решил сдаться именно Англии — самому принципиальному из всех своих врагов? Почему, например, не Австрии, Пруссии или России? Решение Бонапарта подняться на борт британского корабля «Беллерофон», на первый взгляд, казалось столь невероятным, что сразу породило конспирологические версии о предварительной договорённости с принцем-регентом Георгом IV.

Из письма Наполеона принцу-регенту Георгу IV: «Я закончил свою политическую карьеру среди мятежных групп, разделяющих мою страну, и враждебности наиболее могущественных владык Европы. Как Фемистокл, я пришёл найти прибежище у очага английского народа. Я отдаю себя под защиту его законов и прошу этой защиты у Вашего Высочества, как у наиболее могущественного, верного и великодушного из моих врагов».

Но в реальности всё было проще. Скорее всего, Бонапарт не хотел оказаться во власти континентальных монархов, которых недавно унижал. Ему приходилось жить во дворцах короля Пруссии и австрийского императора, прогнав законных хозяев. Да и русский царь вряд ли забыл жесточайшие обиды. Причём не разорение русских губерний, а обращение Наполеона к солдатам после победы при Лютцене в 1813 году. Ведь там были слова: «Вы опрокинули планы врагов-отцеубийц». Этот намёк мог относиться лишь к одному человеку — Александру I.

К тому же хоть Англия и была самым бескомпромиссным противником Франции, она же оставалась фактически единственной большой европейской страной, по которой не прошлись наполеоновские солдаты и фуражиры. Поэтому надежды отрёкшегося императора на то, что англичане окажутся «наиболее великодушным из врагов», вполне объяснимы.

Однако Наполеон жестоко обманулся. 26 июля фрегат «Беллерофон» прибыл на рейд Плимута. Но представители британского правительства не спешили пригласить знаменитого гостя ни в Виндзорский замок, ни хотя бы в Тауэр. 30 июля комиссар союзников уведомил Наполеона, что его участь — отправка на остров Святой Елены.

Возмущённый Бонапарт написал гневное письмо: «Перед лицом неба и человечества я торжественно протестую против насилия надо мной и над моими наиболее священными правами…». Из письма следовало, что он взошёл на борт «Беллерофона» не только по собственной инициативе, но и по «подстрекательству самого капитана», имевшего приказ принять бывшего императора и доставить со свитой в Англию. Правда, Наполеон не уточнял, на каких правовых гарантиях было основано его появление на английской территории — на борту боевого корабля ВМС Великобритании.

Куда-нибудь подальше

Святая Елена как место возможной ссылки Наполеона I была впервые предложена задолго до побега экс-императора с острова Эльба. На Венском конгрессе британский представитель Роберт Каслри и французский представитель Шарль Талейран обсуждали возможность отправить Наполеона подальше от Европы. Кроме Святой Елены, упоминались Тринидад, Антильские острова, остров Сент-Люси. Интересно, что царь Александр I выступал резко против нарушения гарантий, данных Наполеону.

«Я стал гостем английского народа, — утверждал Бонапарт. — Если правительство хотело расставить мне ловушку, оно оскорбило свою честь и унизило свой флаг.<…> напрасно англичане будут говорить отныне о своей верности, законности и свободе».

Эпистолярное красноречие осталось тщетным. Британцы просто уведомили низложенного императора, что ему следует перейти с борта «Беллерофона» на борт фрегата «Нортумберленд». Это произошло 7 августа. В тот же день началось первое и последнее океанское путешествие Наполеона. Командующий транспортировкой контр-адмирал Джордж Коберн получил приказ Адмиралтейства отобрать у пленника шпагу, но не стал подвергать Наполеона унижению. Тот остался при оружии.

Место, столь отдалённое

Главная особенность вулканического острова Святой Елены — его удалённость. Он расположен почти в центре Атлантического океана и до ближайшего континента, Африки, около 1800 км. При этом климат острова вполне комфортный: температура здесь не поднимается выше 30 и не опускается ниже 14 градусов. Тут нет малярийных болот и много источников качественной воды. Единственный природный источник дискомфорта — сильные ветра. Впрочем, долины острова защищены от них высокими скалами.

Разумеется, во Франции многие считали, что Наполеона намеренно отправили в ужасные условия. Например, Александр Дюма-старший писал, что Святая Елена — остров с особо вредным климатом, «где редко можно встретить человека, дожившего до 50 лет». Но это, конечно, романтическое преувеличение.

Неласковый берег

Плавание заняло 70 дней. 15 октября 1815 года Наполеон ступил на скалистое побережье. Дом для постоянного проживания ещё не был готов, и Бонапарт расположился в доме, который назывался «Брайрс» и принадлежал служащему Уильяму Балкомбу.

Поначалу условия были походными (хотя и не столь экстремальными, как в конце Русской кампании) — в окнах не было стёкол, свите пришлось спать на полу на матрасах, а лакеям — у порога, завернувшись в пальто. Завтрак сервировали без скатерти и салфеток.

Однако бытовые условия постепенно стали улучшаться. С борта «Нортумберленда» доставили постельное бельё и столовое серебро, от ветров отгородились тентом. Кроме того, Наполеон подружился с дочкой хозяина Элизабет, единственным жителем острова, с которым он дурачился и шутил.

10 декабря адмирал Коберн сообщил Наполеону, что постоянная резиденция — Лонгвуд-хаус, расположенная в шести километрах от главного города острова Джеймстауна, готова. Дворцом эта усадьба, конечно, не являлась, но была достаточно комфортна. Например, пленник заранее просил об устройстве деревянной купальни, и плотник её сделал. Возможно, это было первое подобное сооружение на острове. Наполеон воспользовался купальней сразу же.

Собственно, апартаменты узника состояли всего из двух комнат. Спальню с маленькой деревянной кроватью украшали несколько портретов сына — «Орлёнка», а также его бюст. Среди драгоценностей на каминной полке выделялись часы Фридриха II Великого. Возможно, они напоминали Наполеону судьбу прусского короля, более удачно закончившего Семилетнюю войну с общеевропейской коалицией, чем он сам.

Вторая комната являлась кабинетом. Кроме рабочего стола и книжного шкафа, здесь была кровать, на которую Наполеон ложился, устав от работы. Он старался заснуть как можно позже, чтобы избежать бессонницы.

Как и в Париже, и на Эльбе, в Лонгвуде был маленький императорский двор, с распределёнными между придворными обязанностями. Шарль-Тристан де Монтолон был дворецким, Гаспар Гурго заведовал конюшней, де Лас Каз трудился личным секретарём, а Анри Бертран замещал любого из них при необходимости.

В десять утра Наполеон завтракал в своей комнате. Потом прогуливался верхом или в коляске. Прогулки были нерегулярны. Причём не только из-за плохой погоды — ветров или дождей. Наполеона возмущало то, что они проходили под английским надзором. По всему острову были построены сигнальные мачты. С помощью различных флагов подавались сигналы о том, чем именно занят Наполеон и где он находится в данный момент.

Значительную часть времени Наполеон тратил на диктовку и сверку воспоминаний. Ужин накрывали между восьмью и девятью вечера. После него кто-то читал вслух Мольера или Расина. По словам Наполеона, это означало «пойти на комедию или трагедию». Потом садились за карточный столик и играли в реверси.

Наполеона очень мучила бессонница. И в Брайрсе, и в Лонгвуде он нередко вставал среди ночи и часами бродил вокруг дома.

Настоящим бедствием для Наполеона и его спутников на острове Святой Елены было засилье крыс. Ими буквально кишел Лонгвуд. Наполеон перепробовал все способы, чтобы хоть как-то сократить поголовье опасных грызунов. В числе прочего он устраивал облавы, выманивая крыс из нор, а затем лично рубил их своей саблей. Но всё было тщетно. Над беспомощностью полководца потешались британские карикатуристы. В частности, в уста Бонапарта вкладывали слова, обращённые к крысам: «Давайте жить мирно! Я объявляю вас свободным народом!» Но крысы восклицают: «К оружию! Нам нечего терять! Изгоним захватчика!».

В счастливом неведении

Чтобы понять отдалённость Святой Елены, достаточно одного факта: жители острова узнали о том, что Наполеон покинул Эльбу, вернул трон, оказался разбит при Ватерлоо и теперь будет жить рядом с ними, от офицера корабля, прибывшего на пять дней раньше, чем «Нортумберленд» с узником.

Важно отметить, что именно Великобритания последовательно и неизменно трактовала Наполеона I как узурпатора престола. В частности, Лондон, в отличие от Вены, Берлина и Санкт-Петербурга, отказался подписать договор в Фонтенбло от 11 апреля 1814 года об отправке Наполеона на остров Эльба, так как в документе за ссыльным сохранялся императорский титул. Поэтому в июле 1815 года с официальной британской точки зрения на борт «Беллерофона» вступил генерал Бонапарт.

Рождение Мемориала

По воспоминаниям де Лас Каза, Бонапарт, узнав на борту британского корабля о конечной цели путешествия, задумался о самоубийстве. Тогда близкие и предложили ему заняться мемуарами. «Сир! — сказал де Лас Каз. — Мы будем жить нашим прошлым! Вы заново поразмышляете о нём!» Мысль о том, что не надо уходить из жизни, не оставив рассказа о ней потомкам, показалась Наполеону привлекательной. «Пусть будет так!» — ответил Бонапарт и начал диктовать воспоминания ещё до прибытия к месту ссылки.

На острове работа стала системной. После завтрака Лас Каз читал Наполеону то, что записал вчера он сам или его сын Эммануэль. После прогулки диктовка возобновлялась и прекращалась к семи вечера. Так родился «Мемориал Святой Елены».

Некоторые из циничных наполеоновских афоризмов мог бы высказать и Ницше: «В Древней Греции жило семь мудрецов; в Европе же сейчас не видно ни одного». Пересуды парижан он сравнивал с надоедливыми мухами, «мнения их подобны тому, как бы обезьяна взялась судить о метафизике». «С того времени как я стал во главе государства, я советовался только с самим собой», — говорил Наполеон и добавлял, что ошибки начались лишь тогда, когда он стал прислушиваться к советникам.

Наполеон не скупился на характеристики как для полководцев и мыслителей прошлого, так и для современников. Он несколько раз уничижительно проходился по Макиавелли, обозвал его профаном и сказал, что тот писал для мелодраматических тиранов. Называл «Мысли» Блёза Паскаля галиматьёй, а Томаса Гоббса — безрадостным философом.

Наполеон расставил по ранжиру своих маршалов. Самых комплиментарных характеристик удостоились только погибшие: Жан Ланн, Мишель Ней и Жан-Батист Клебер. Достаточно резко Бонапарт высказывался о своём победителе: «До Ватерлоо я думал, что Веллингтон обладает дарованием полководца». Чуть больше повезло прусскому командующему Гебхарду Блюхеру — Бонапарт назвал его «хорошим солдатом».

Обозревая современное положение вещей, Наполеон проявил особую критичность и беспощадность. Политиков Франции он назвал карликами на ходулях. Пруссию — сильной лишь на географической карте и самой нравственно слабой из четырёх великих держав. У Испании, по его словам, осталась лишь инквизиция и прогнившие корабли, а Нидерланды — это российская колония, живущая по британскому праву. Наполеон уверял, что если бы он победил Россию, то о ней знали бы в Европе не больше, чем о Тибетском царстве.

Что же касается будущего, то «политическая система Европы внушает жалость: чем больше её изучаешь, тем больше опасаешься гибельных последствий, к которым она приводит». К тому же «время республик прошло: скоро в Европе не останется ни одной».

Лишь в одном случае прогноз оказался и оптимистичен, и точен: «Дух независимости и национальности, который я пробудил в Италии, переживёт революции сего века».

Родоначальник альтернативной истории

Через мемуары Наполеона проходит ещё одна, пожалуй, главная тема, которую он выразил в одном из афоризмов: «Кто осмелился бы сказать мне под Фридландом, что русские будут расхаживать в Париже, как господа, и что пруссаки расположатся лагерем на Монмартре?» Каждый проигравший, взявшийся за перо, особенно успевший обвинить победителей в бездарности, обязан объяснить причины поражения.

И Наполеон, возможно, впервые в мировой цивилизации, переигрывает на листе бумаги свои военные и политические решения, предлагая читателю историческую альтернативу. Обращаясь к совсем давним временам, он считает ошибкой прекращение Египетского похода. Признаёт просчётом попытку завершить войну с Россией за один сезон. Называет ошибкой и вторжение в Испанию. При этом добавляет, что эта страна оказалась недостойной государя из династии Бонапартов. Наполеон очень злился на себя, что не стёр вовсе Пруссию с лица земли. Зато континентальная блокада должна была принести мир Европе. Проблема оказалась в том, что блокада получилась недостаточно строгой.

Жанр «историческая альтернатива» окончательно торжествует в размышлениях, посвящённых кампаниям 1814 и 1815 годов. Вместо отречения в Фонтенбло следовало продолжить войну. «Если бы Париж продержался ещё 24 часа, ни один немец не перешёл бы обратно за Рейн». Можно было победить и после Ватерлоо: «Неприятель ещё мог быть разбит». Наполеону предлагали «патриотическую Вандею», то есть партизанскую войну. Но он питал отвращение к гражданской войне: «Палата представителей могла спасти Францию от нашествия, дав мне неограниченную власть».

И всё же главным виновником крушения были признаны не собственные ошибки и не козни депутатов, а его величество Случай — «единственный законный повелитель во всей вселенной». Наполеон писал: «Сражение при Маренго доказало, что на самом деле случай вносит большей частью истинный порядок в ход событий».

Уникальность «Мемориала Святой Елены» в том, что ни одному великому завоевателю и узурпатору не удалось подробно рассказать, как он боролся за власть и почему проиграл, а заодно заочно свести счёты с победителями. Но именно поэтому они стали величайшим соблазном для честолюбцев будущего. История о том, как генерал стал императором, начинал войны, обрекал на смерть тысячи людей, а потом был всего лишь сослан на уединённый остров, толкнула многих на опасный путь.

Осень императора

Шли годы. Наполеон всё реже диктовал мемуары, и это было связано не только с отъездом Лас Каза. Узника мучила общая усталость. Он прекратил прогулки верхом и лишь иногда выезжал в коляске.

С 1819 года проявились признаки не просто усталости, а хронической болезни. Наполеон стал неразговорчив. Иногда, начав фразу, он не договаривал её до конца. С ранней весны 1821 года стало ясно, что жизнь экс-императора подходит к концу.

Что же свело в могилу Наполеона, если оставить малоубедительные версии об отравлении? Свою роль сыграл пусть и здоровый, но непривычный климат, а также постоянные трения с губернатором Хадсоном Лоу.

Серьёзным фактором было резкое изменение образа жизни. В годы правления Наполеону доводилось бодрствовать и работать до 16−18 часов в сутки. Оказавшись на Эльбе, он начал управлять этим карликовым государством так скрупулёзно, как не мог управлять Францией. Бонапарт объезжал все закутки острова, исследовал рудные шахты, каменоломни и соляные копи, получал справки о сельском хозяйстве и уловах тунца, посетил каждую деревеньку, превращал в театры старые храмы, сносил хибары и вносил правки во все архитектурные проекты. На Святой Елене он мог только созерцать.

Была ещё одна причина тоски и болезни, ключ к которой — в мемуарах. «Я — не более как сторонний наблюдатель, но мне лучше, нежели кому бы то ни было другому, известно, в чьи руки попала ныне Европа», — говорил он и, возможно, кривил душой.

В марте 1815 года Наполеон перестал быть наблюдателем и триумфально вернулся во Францию. Однако теперь, уже на другом острове, он вряд ли согласился бы на дерзкий побег. Ведь если Франция и вообще вся Европа оказались во власти ничтожеств, то это приведёт к катастрофе — новым революциям и войнам. И тогда в Париже вспомнят о Наполеоне и непременно предложат вернуться и восстановить империю, при которой всем было так хорошо. Просто надо подождать.

Но чуда не произошло. Победители Наполеона не отличались гениальностью, но на Венском конгрессе смогли мирно обо всём договориться и выстроили систему, которая на 40 лет избавила континент от крупных войн. Походы стотысячных армий вспоминались как красочный, но страшный сон. Как стратег Наполеон не мог не понимать, что в 1815 году его погубили не стойкость Веллингтона, ошибки генерала Груши и резвость Блюхера, а полная консолидация континента против его имени.

Эпоха Наполеона закончилась. Её главный персонаж смотрел с холмов на океанские волны и знал, что за ними его помнят, многие любят, но уже не ждут.