Лев Выготский: как гомельский самородок открыл психологию XXI века - и ее не приняли в XX

Самородок из Гомеля

Когда еврейский юноша с окраины Российской Империи приехал покорять Москву, казалось, он сразу нашёл своё призвание: под фамилией Выготского вскоре стали выходить статьи о литературных новинках. Кроме литературных премьер, молодой Лёва не пропускал, кажется, ни одной театральной. В общем, всё клонилось к тому, чтобы он навсегда вписался в богемный мир.

На самом деле, уже тогда Выготский начал задумываться над психологическими проблемами. Ещё гимназистом он прочёл книгу легендарного Потебни «Мысль и язык». Она заставила его по-новому взглянуть на литературу, но не только на неё, став началом большого путешествия. Но пока что Выготский только уехал в Москву, чтобы писать статьи и учиться, а потом, подхватив идеи тотального ликбеза после революции, вернулся в родной Гомель преподавать литературу — и обязательно по-новому. Ведь очень важно, как мы говорим об искусстве, для того, как мы его воспримем, так что — долой старорежимные планы занятий.

Выготского замечают и переманивают в Педтехникум. Именно там Лёва, впрочем, уже взрослый Лев Семёнович и создаёт свой уникальный кабинет экспериментальной психологии, на базе которого активно занимается научно-исследовательской работой. Этот момент стоит запомнить — он стал поворотным не только для советской и белорусской, но и для всей мировой психологии. Именно по результатам работы этого кабинета Выготского переманили в Москву.

Эти идеи не устарели — они только вошли в силу

Выготский высказал множество идей, которые со временем приняли психология и педагогика и которые сейчас ещё актуальнее, чем во времена, когда их едва понимали. Например, что организованное общение со взрослыми, мотивация дают ребёнку для развития больше, чем механическое привитие условных рефлексов и «воспитывание». Он первый высказал и развил теорию о том, что на развитие личности равно воздействуют и наследственность, и социальные факторы — то, что раз за разом доказывается уже в наше время, с развитием генетики и возможностью отследить наследственность, а не только социальные факторы.

Именно Выготский экспериментально доказал, что наибольшие возможности для развития детей с физическими и ментальными проблемами даёт использование их сохранных функций, того, что они всё же могут хорошо, а не попытки вытесать из них «обычных» детей, игнорируя их проблемы и требуя преодолеть их силой воли. Он добивался потрясающих успехов, работая с детьми с умственной отсталостью или слепоглухонемотой. Это Выготский открыл и обосновал, что от формирования и развития речи зависит уровень развития мышления.

Он считал, что ребёнок даже с самыми большими проблемами сам стремится их компенсировать и влиться в обычную, общественную жизнь — педагоги должны только найти способ помочь ему и не убить его мотивацию. Выготский выступал при этом против любого насилия, давления при работе с такими детьми. Пожалуй, фильм «Временные трудности» привёл бы его в ужас.

Он вообще был против того, чтобы определять ребёнка через «дефекты». Аномальность развития прежде всего — следствие как неверного педагогического подхода, так и всего взаимодействия общества с человеком, говорил он. На ребёнка надо смотреть через то, что он может, а не то, что ему не дано — такие утверждения сейчас общее место, но в начале двадцатого века прозвучали революционно.

Не ко времени

Чем же продолжилась так блестяще начавшаяся карьера? В тридцатых годах отношение ко многим психологам-новаторам переменилось. Они перестали вписываться в повестку. Льва Семёновича обвинили в идеологических извращениях, в том числе в том, что он нарочно отрицает ведущую роль коллектива (и коллективного единообразия) в развитие детей с любыми проблемами — хотя уж кто не отрицал влияния коллектива, так это Выготский. От неприятия научное сообщество быстро сделало шаг до прямой травли.

Травлю Выготский переживал очень тяжело. Его здоровье ухудшилось — он давно болел туберкулёзом. В 1934 году, в возрасте тридцати семи лет, он умер — оставив после себя около двухсот научных работ. Его открытия повлияли не только на психологию, но и на педагогику обычную и дефектологическую, на философию, искусствоведение и языкознание. Полностью оценить его гений смогли только уже в наше время.