Нидерландский мастер Франц ван Мирис Старший не спешил использовать ухищрения, к которым прибегали другие авторы, вместо этого он проявлял небывалое тщание к деталям

Франц ван Мирис Старший выбрал себе иное поприще: он оставил в стороне драгоценные камни с их манящим блеском и обратился к подлинной золотой жиле. Из цельной породы человеческой жизни с щедрыми вкраплениями быта он высекал лишь самое важное, оправляя его в рамы своих картин. Вся жизнь, посвященная поиску совершенства в творчестве, была подобна шлифованию граней, невидимых простому взору. Такова история многих знаменитых живописцев, но Франц ван Мирис в действительности знал, какого труда стоит создание одного, поистине великолепного бриллианта.

Науку огранки драгоценных камней он с юных лет постигал в мастерской двоюродного брата Виллема Франсона. Резона перечить строгому отцу, желавшему видеть в сыне достойного продолжателя традиций ювелирного дела, у Франца не было. Видел ли уже тогда образы будущих картин юноша, склонившийся над работой, сказать трудно.

Но именно в мастерской ежедневно перед глазами будущего великого живописца проходили десятки людей разных сословий – живая натура, как нельзя лучше иллюстрировавшая нравы и особенности его современников. Наряды, позы, характерные жесты, взгляды – переплавившись в горниле времени и опыта, все это в дальнейшем перешло на холсты. Объем наблюдений, полученный в этом университете жизни, оказался предостаточным. Более 140 законченных картин, полных мельчайших деталей и цветовых нюансов родились за годы творческой деятельности ван Мириса, что по тем временам было весьма внушительной цифрой.

Признанным ювелиром Франц так и не стал, возможно, тем самым разочаровав своего отца. Зато он задал новое направление, которым последовали оба его сына, Ян и Виллем. Династию художников не посрамил и внук, названный в честь деда и вошедший в историю живописи как Франц ван Мирис Младший.

Классицистические работы его старших предшественников, несомненно, отразились на творчестве Мириса Младшего. Но чем же вдохновлялся Франц, решившись начать свой путь? Огромное влияние на молодого человека имел Герард Доу, на тот момент крупнейший представитель лейденской художественной школы. От него Франц перенял определенные цветовые решения и некую преувеличенную аккуратность. Дальнейшие искания привнесли больше жизни, света и глубину цветов, но, тем не менее, влияние Доу прослеживается то здесь, то там в творчестве всех четверых живописцев, принадлежащих к фамилии Мирис.

Нидерланды того времени были необычайно богаты даровитыми художниками, и спрос на картины не ослабевал. То, что сегодня принято называть конкуренцией, вынуждало каждого искать средства для привлечения внимания к своей персоне. Портретная живопись, в которой Франц ван Мирис преуспевал, оставалась одной из самых востребованных и имела целый ряд хитростей. Сохраняя дань традициям, он не спешил использовать ухищрения, к которым прибегали другие авторы. Вместо этого он проявлял небывалое тщание к деталям, будь то одежда героев или внутреннее убранство комнат. Традиционные сюжеты и испытанные временем приемы, такие, как свет, падающий слева, преображались благодаря поистине ювелирной точности воспроизведения. Такова одна из самых знаменитых работ Мириса Старшего «Утро молодой дамы». Здесь во мраке тонет лишь дальняя часть комнаты, и девушка на переднем плане стилистически оказывается наравне с фигурой служанки, прибирающей постель в глубине сцены.

В картине мало поэтического или возвышенного, но прелестны живые позы двух женщин, простые светлые краски их одежд и полная нетерпеливого ожидания фигурка маленькой собачки.

Большинство полотен выполнены в таком же ключе, демонстрирующем бытовые сцены. Но, как настоящие самоцветы, некоторые картины имели свои «темные вкрапления». Написанные в разные годы, они, так или иначе, объединены душной атмосферой телесного влечения, полны своеобразных символов и похожи по стилю. К ним можно отнести «Угощение устрицами», «Мужчина и женщина с двумя собаками» и «Сцену в борделе». Несмотря на обилие света в последней, картины создают ощущение мрака, готового поглотить героев. Грубоватая, почти вызывающая композиция «Сцены в борделе» резко противопоставляет это полотно другим произведениям того же периода.

Несложно заметить, что Франц ван Мирис для большинства портретов использовал похожие типажи. На современный взгляд лица моделей не слишком привлекательны, а освещение и краски подчас придают коже нездоровый желтоватый оттенок. При этом мало кто решится заявить, что автору не удалось передать атмосферу. Напротив, эфемерной красоте и богато украшенным фонам Ван Мирис предпочел безыскусность бытия. Порой оно вульгарно, порой возвышенно и почти аллегорично, но стоит уловить ту жилку, что придает бегу жизни его истинную ценность, – и любое изображение, запечатлевшее его, обретает смысл.

Злые языки утверждали, что страсть Ван Мириса к вину и невоздержанность в других удовольствиях затмили для него все остальное, и сама ранняя смерть живописца в 45 лет была прямым следствием этого. Но что такое досужие разговоры в отношении того, кто оставил после себя более ста превосходных полотен и троих детей, из которых двое продолжили и укрепили отцовскую славу! В конце концов, имеет ли хоть малую толику смысла судить деятелей прошедшего?

Ответить на этот вопрос может каждый, сообразно своим понятиям о человеческом назначении. Однако закончить хотелось бы не этим. Среди произведений Франца ван Мириса Старшего, несправедливо забытых широкой публикой, есть полотно, несколько выделяющееся из общего ряда. Это хранящийся в Королевской галерее Маурицхёльс «Мальчик, пускающий мыльные пузыри». Фигурка золотоволосого ребенка, поглощенного своим занятием, буквально купается в солнечном свете. Сзади, из полумрака комнаты с ласковой улыбкой за ним наблюдает мать.

Здесь есть и пронзительная нежность, и чувство свежей, полной радостного предвкушения жизни, и сверкающие пузыри, олицетворяющие мимолетность и призрачность всего сущего.

И если назначение искусства не в том, чтобы суметь пронести сквозь века это ощущение сиюминутности и полноту чувства, то в чем же оно тогда?