Освоение Сибири: «Все ради пушнины!»

Движение на восток

В американской терминологии «фронтир» — это некая довольно расплывчатая граница с… мнэ-э-э… несколько смещёнными от нормы представлениями о законе и порядке, подвергаемая нападениям сил извне — скажем, воинственных туземцев.

Прежде чем мы начнём говорить о Сибири, я сразу хочу заметить, что в той или иной форме «фронтир» в эти века был по всему периметру Московского царства. На юге — Дикое поле (а ещё в XVI столетии оно начиналось сразу за Тулой); на западе — постоянно горящая литовская граница с порубежными панами; на востоке — осколки Золотой орды.

В общем, кругом «голуби мира».

Московское царство, в свою очередь, занималось «утеснением» приграничных ворогов. В рамках этого «утеснения» были присоединены Казанское и Астраханское ханства, однако на востоке жизнь оставалась неспокойной. Формально власть Московского государства приняло Сибирское ханство, однако после прихода к власти мусульманина Кучума выплата ясака (специфического вида дани — шкурок пушных животных) явочным порядком прекратилась. Однажды, правда, Кучум вдруг взял и выплатил годовой положенный ясак, но зачем это он сделал — совершенно непонятно.

Из-за Камня (так называли Уральские горы) время от времени на русские владения «набегала» «кровавая самоядь» — ханты, манси и ненцы.

Достаточно стихийно сложившийся поход Ермака (1581 — 1585) открыл новое направление экспансии — на восток; при этом, что важно, России в продвижении туда не противостояли какие-либо серьёзные силы, как на западе или на юге.

Почему же Московское царство «по умолчанию» начало это движение на восток?

Партизаны и криптовалюта

Одной из главных причин стала «криптовалюта» Русского государства — пушнина. А конкретнее — шкурки соболя, белки, выдры, красной и чернобурой лисицы, морского бобра. Именно Зауралье представлялось их неисчерпаемым источником.

Криптовалюта добывалась двумя способами — специальным налогообложением местного населения, то есть «ясаком», и собственным промыслом русских колонистов.

А чтобы обложить население ясаком, его надо было очень веско в этом убедить. То есть — завоевать.

Русские осваивали Сибирь по крупнейшим рекам, по бассейнам которых и проходили фронты противостояния с местным населением. Сама активная фаза завоевания занимала примерно двадцать лет — одно поколение.

Мирным процесс присоединения не был нигде.

Представьте себе. Вы живёте в родовом стойбище, охотитесь, ловите рыбу, смиренно режетесь с соседями в нескончаемых мелких междоусобных войнах (а по всей Сибири, как и во всех местообитаниях мелких племён, находившихся в стадии родового строя, шла постоянная война «всех против всех»)…

И тут приходят откуда-то граждане — бородатые, рослые, с огнестрельным оружием — и с его, оружия, помощью, объясняют тебе, бедному вогульскому, ламутскому или тунгусскому князцу (синоним мелкого родоплеменного вождя), что отныне ты будешь платить дань какому-то совершенно абстрактному «белому царю», а он тебя за это лишит маленьких радостей жизни — например, курощать соседей.

Естественно, ламутский, тунгусский или вогульский князец облачался в костяной панцирь, брал верную пальму (тип копья с длинным, односторонне заточенным клинком), лук и нож и кликал общий сбор — не допустить клятых врагов на нашу святую землю!

Начиналась типичная партизанская война. Вооружению, европейской выучке и укреплениям пришельцев — казаков и стрельцов — аборигены противопоставляли сезонные набеги, засады и внезапные нападения во время мирных переговоров, совместных маршей и на застольях. Постепенно до них доходило, что огненному бою, логистически связной схеме крепостей-острогов и, главное — европейской системе ратного дела, — противопоставить им нечего. Да и в партизанскую войну пришельцы умели ничуть не хуже аборигенов.

Тогда князцы принимали шерть (вариант присяги), обязывались платить ясак и жить в мире с соседями. А по прошествии некоторого времени понимали, что мир, который пришёл к ним, — значительно лучше предыдущего. Внутри- и межплеменные споры упорядочились, появилась какая-никакая медицина, пришельцы стали оказывать поддержку в случае голода — который был частым гостем в стойбищах племён, живших только охотой, рыболовством и собирательством.

Ещё одним интересным аргументом в пользу принятия русского подданства стал практиковавшийся на большей части территории Сибири институт заложников — аманатов.

Институт был в целом скверный, но сыграл большую роль в распространении русского влияния среди не вполне покорённых племён. В заложники (они же — аманаты) брали детей родовой знати — тех же князцов, — чтобы обеспечить покорность родителей и регулярность сбора ясака. Но дети, содержавшиеся в острогах, приобщались к русскому образу жизни, обучались грамоте и ремёслам и выходили оттуда готовыми «агентами влияния завоевателей» в свои стойбища.

«Криптовалюта», то есть пушнина, притягивала к себе активных и предприимчивых людей. Поэтому история присоединения Сибири — это не только история борьбы с аборигенами за речные бассейны — Оби, Енисея, Лены, Амура и Колымы; это история городов пушного бума — Мангазеи, Енисейска, Красноярска, Якутска. Каждый город имел назначенную тобольским воеводой «сферу влияния». Но неоднократно первопроходцы нарушали эти весьма условно назначенные границы, и случались «войны острогов» — когда приказные люди Енисейского острога активно строили козни своим «коллегам» из Красноярского острога. А иногда дело доходило и до вооружённых столкновений между ними.

Всё это относится к таёжной зоне Сибири, населённой малочисленными народами, которые жили рыболовством и охотой. На юге же, в лесостепной зоне, русским пришлось столкнуться с кочевниками, которые долго и упорно сопротивлялись завоеванию.

Бесконечные войны

После того как Ермак разгромил Кучума, история последнего сибирского хана не закончилась. Было Ирменское сражение, были многочисленные (вплоть до конца XVII века) набеги различных племён, науськиваемых Кучумидами — сперва сыновьями, а потом и внуками хана Кучума. Вся эта «большая малая война», длившаяся около ста лет (1582 — около 1660), происходила в верхнем течении Оби и Иртыша.

Другая, пожалуй, ещё более ожесточённая война велась с 1628 года (дата условного основания Красноярска) до 1703 года за плодородную и тёплую Минусинскую котловину.

Здесь русские воевали с родоплеменным объединением, которое принято назвать обобщённым именем «киргизы». Кто они были на самом деле — сегодня не особо и понятно; вполне возможно, что под этим собирательным названием скрываются ныне живущие в этих местах хакасы и тувинцы. Но воевали они жёстко, решительно, умело; на их счету были как и полностью уничтоженные, то есть сожжённые остроги (вообще-то большое достижение для сибирских народов — брать укрепления они в принципе не умели), так и успешно проведённые сражения в чистом поле.

Этому противостоянию положил конец не столько успех русского оружия и дипломатии, сколько насильственное переселение. Джунгары, данниками которых выступали киргизы, решили, что им надоела эта «северная партизанщина», которая не приносила ничего, кроме головной боли, и прислали в котловину ограниченный воинский контингент, который угнал оттуда всех кочевников куда подальше (считается, что в места нынешнего проживания киргизской нации).

Достаточно серьёзные боевые действия велись с 1628 по 1658 года вокруг Байкала. Здесь оппонентами русских завоевателей выступали «брацкие мужики» — буряты. На их счету тоже есть несколько уничтоженных острогов и как минимум одно полноценное поражение русского отряда — Дунайки Васильева, в 1634 году. Из того отряда, численностью в шестьдесят человек, не спасся никто.

Шестьдесят человек для Сибири того времени — огромное войско! Примерно как полноценная танковая армия во время Второй мировой войны.

Вообще, во всей истории завоевания Сибири есть много поразительного. Но никогда — ни до, ни после, — перефразируя Черчилля, «столь многое не было отдано столь немногим». Число первопроходцев-завоевателей Сибири за почти полтора столетия непрерывных войн не превысило десяти тысяч человек.

Следующий крупный конфликт на юге Сибири пришёлся на бассейн Амура; и вот он уже кончился не в пользу Московского государства.

Отряд русского конкистадора Хабарова (после его ареста и увоза на Москву отрядом руководил Онуфрий «Кузнец» Степанов) истребили маньчжуро-корейские войска в 1658 году. «Беглые люди» под руководством Никифора Черниговского отстроили Албазинское городище в 1665 году, однако маньчжуры не захотели терпеть столь близкого соседства чужого им государства. После двух осад и ограниченных военных действий Албазин в 1686 году пришлось оставить. Окончательный статус-кво по Амуру российские и китайские дипломаты зафиксировали в 1689 году в Нерчинском договоре.

К 20-м годам XVIII века вся территория Сибири, входившая в ареал основного носителя статуса «криптовалюты» — соболя, — оказалась под контролем Московского государства. Малозначимые столкновения происходили лишь на крайнем северо-востоке континента, где тундровые обитатели — чукчи — сумели нанести два крупных поражения русским отрядам (в 1730 году при реке Егаче и в 1747 году у реки Орловки).

Однако веских резонов заниматься усмирением чукчей у российской администрации не было — жили чукчи в тундре, соболя не промышляли и налогооблагаемой базой не являлись. Рачительная немка Екатерина II решила, что даже содержать форпост в этой глухой дыре для империи — непозволительная роскошь, и Анадырский острог разрушил его последний начальник полковник Плениснер в 1771 году.

На этом и закончилась история Сибири как русского фронтира.