Питеру Максу повезло: в Нью-Йорке в возрасте 20 лет он попал в ученики к самому Норману Роквеллу – классику современной американской живописи. Считают, что именно Роквелл дал наиболее точное описание США ХХ века – чего стоит только его картина «Клепальщица Роузи» 1943 года: портрет сборщицы бомбардировщика с гамбургером в руках. Эта картина – квинтэссенция самой Америки, тут есть все: и сила, и молодость, и румянец, и стиль, который сегодня пытаются копировать модники.
Роквелл научил молодого Макса не сдерживать себя в буйстве чувств и красок, и тот хорошо усвоил совет пожилого учителя. Следующие 60 лет именно Макс определял, какой будет современная культура. Ему подражали Уорхол и Лихтенштейн, он делал рекламу Boeing, 7UP и медиагиганту Life, украшал «психоделикой» лужайку Белого дома и рисовал портрет Михаила Горбачева. Считают, что даже знаменитая «Желтая подводная лодка» «Битлз» вдохновлена его творчеством.
Всего этого могло и не быть. Питер Макс родился в Германии в 1937 году. Его семье буквально в последний момент удалось ускользнуть от нацистов – родители преодолели половину земного шара, чтобы в Китае сдаться японским солдатам и оказаться в знаменитом Шанхайском гетто. С 1943 года японцы интернировали туда всех еврейских беженцев, оттягивая решение расового вопроса – в том числе «из суеверного страха перед западным человеком и евреем в частности», как отмечает историк Мерон Медзини. Шанхайское гетто, в котором находилось около 17 тысяч человек, просуществовало до момента капитуляции Японии в сентябре 1945 года. Почти все его обитатели, за исключением жертв бомбардировок, остались живы. Семья Макса эмигрировала в Израиль, затем во Францию, где Питер впервые познакомился с живописью и окончил курс в Лувре, а затем осела в США – именно здесь Макс попал в ученики к Роквеллу. Выйдя от него, он «пошел» в рекламу: создал небольшое дизайнерское бюро, которое очень скоро станет известно всей Америке.
Середина 60-х в США – время молодежных бунтов, хиппи, борьбы за гражданские права и свободного секса. Коллажи и яркие рисунки Макса стали лучшей визуализацией этой эпохи. Именно он оформил и придал облик главному лозунгу того времени – слову «любовь», Love, придав буквам округлые, плавающие очертания. Этот «хипповский» шрифт позже многократно тиражировали все, кто только мог – от рок-музыкантов до бездомных автостопщиков, которые рисовали заветные четыре буквы вручную на своих майках. Как высказалось позже издание The New York Times: пока Уорхол и прочие пытались найти себя в новой эстетике, Макс «определял ее».
Вскоре на него посыпались заказы от «гигантов». Продавцы одежды, автомобилей, лимонада – все хотели, чтобы именно Питер Макс, «гений и носитель духа времени», делал им рекламу. Художник оформлял психоделическими узорами самолеты Boeing, делал дизайн для почты США, работал на автоконцерн «Крайслер», рисовал эмблемы чемпионата мира по футболу, Суперкубка, премии «Грэмми» – даже коробки кукурузных хлопьев одно время были украшены его шрифтами. В сентябре 1969 года журнал Time поместил лицо художника на обложку с заголовком: «Питер Макс – портрет артиста как очень богатого человека». К тому времени художник выглядел, как те хиппи, что вознесли его на вершину славы – он отпустил длинные волосы и щегольские усы. Последние останутся атрибутом его стиля до глубокой старости.
Вместе с богатством Питер Макс усвоил и богемные привычки. Светские хроникеры с упоением сообщали о хаотичном образе жизни художника. Его видели в ночных клубах, на яхтах директоров автоконцернов, в компании музыкантов The Rolling Stones и топ-моделей – газеты писали, что Макс мог тусоваться до утра, но затем он неизменно возвращался в свою студию и продолжал работать. «Накачанный алкоголем и наркотиками?» – вопрошали журналисты.
Проблемы начались в 90-х. Сначала Питера Макса обвинили в уклонении от уплаты налогов. А позже выяснилось, что художник, надеясь выплатить штрафы, наложенные судом, был нечестен с покупателями. Он штамповал похожие друг на друга картины, а позже продавал их как «уникальные», утаивая тот факт, что занимался фактически массовым производством. Издание New York Times писало, что вотчиной Макса, от которого стали как от чумы шарахаться респектабельные аукционные дома вроде Sotheby's, стали «круизные аукционы». Так называют аукционы на океанских лайнерах для щедрых, но не слишком разбирающихся в живописи богачей из провинции. Чтобы картины продавались лучше, участников таких аукционов щедро поили алкоголем, нередко на лайнеры приглашали девушек-эскортниц, писало издание.
Позже появилась и другая проблема – у художника диагностировали болезнь Альцгеймера. Недуг прогрессировал медленно, но верно – постепенно Макс терял память, замыкался в себе и нередко не мог вспомнить лица окружающих его родственников. В то же время количество картин, ежегодно выпускаемых им на арт-рынок, не только не уменьшилось, но даже выросло. Оказалось, что под вывеской «Питер Макс» фактически работает целая фабрика наемных рабочих: они сами натягивают холсты, сами мешают краски, да и картины тоже рисуют сами – в конце престарелому классику лишь протягивают кисть, чтобы тот поставил на полотне свою подпись. Журналисты выяснили, что делами «фабрики» управляет сын Макса Адам – именно он организовал производство, в котором теряющему память отцу отвели лишь роль болванчика, которого заставляют делать бесчисленные автографы, поднимая цену картин.
В 2015 году в борьбу за бизнес художника включились также его дочь и вторая жена. Они заявили, что Адам осуществляет тотальный контроль над жизнью отца: якобы однажды сын даже в буквальном смысле выкрал его из собственной квартиры на Манхэттене и несколько месяцев держал в особняке под Нью-Йорком, пряча от других родственников. Вслед за этим последовали обоюдные обвинения в попытках убийства Макса, намеренном назначении ему неправильного лечения и предвзятого выбора опекунов – история, очень похожая на ту, что происходит сейчас с Бритни Спирс, с той лишь разницей, что Максу уже за 80 лет и он глубокий старик.
Эта борьба за наследство Питера Макса – человека, который едва ли не в одиночку выковал всю современную культуру – продолжается и сегодня. Журналистка издания NYT, посетившая художника в его нью-йоркской квартире несколько лет назад, нашла его состояние «плачевным». По ее словам, первое, что спросил у нее Питер Макс – какой сейчас год? Его взгляд был пустым и блуждающим, он явно не осознавал, где находится. Вместе с ним в квартире круглосуточно находилась домработница, чьей задачей было присматривать за больным и давать ему лекарства. Художник принялся рассказывать о Шанхайском гетто – вопросов журналистки он не слышал и не понимал. Посидев с ним и поблагодарив за потраченное время, та ушла, отказавшись от идеи взять у Питера Макса интервью.