Потсдамский полк: как вербовали великанов

Самый любимый из них — история о том, как российский император Петр I «подарил» (вариант: обменял на знаменитую «Янтарную комнату») прусскому королю целое подразделение гвардейцев великанского роста; гораздо менее известен тот факт, что речь шла не о единоразовой поставке, а о, выражаясь современным языком, ротации, солдаты должны были через определенный срок сменяться и вообще этот процесс был частью союзнических отношений  — так что в данном случае налицо не акт самодержавного деспотизма, но тонкие игры большой политики.

Почти столь же известна история, как в эту гвардию по пьяному делу завербовался Ломоносов  — но, едва лишь только протрезвев, немедленно сумел бежать (и опять-таки гораздо менее известно, что эпопея Ломоносова  — едва ли не единственный удачный побег за все время существования «великанской гвардии», то есть речь идет о тщательно спланированных действиях, а не о похмельном экспромте). И все-таки кем они были  — «Langer Kerle», гвардейцы-великаны прусской гвардии 1713—1740 гг.?

Дорогое увлечение

На свою великанскую гвардию (так называемый «Потсдамский полк») Фридрих Вильгельм I, король вообще-то, мягко выражаясь, скуповатый, тратил столь же большие суммы, как иные суверены его времени расходовали на гораздо более бесполезные дела из серии «королевских увлечений». Впрочем, для него это тоже было нечто вроде увлечения, ибо при восшествии на трон он, как известно, сказал: «Ни в чем на свете не нахожу я такого плезира, как в хорошем войске». Из-за подобных пристрастий Фридрих Вильгельм и получил негласное прозвище «корольсолдат», которое по тем временам звучало совсем не почетно: что-то вроде «коронованный солдафон».

Беспредельны были королевские милости к подданным, расстаравшимся доставить ему рослых солдат. Правда, не всегда эти милости принимали денежную форму. Так, к примеру, некий благородный молодой человек из графства Текленбург получил в 1716 г. за поставку трех «длинных парней» дозволение обвенчаться со своей кузиной, хотя обычно браки между родственниками король не разрешал. В том же году некий господин фон Фердер был произведен в камергеры за то, что поставил королю двух рослых солдат и дал расписку, что найдет и третьего. Бывший гофрат (придворный советник) Шунк, уличенный во взятках и бежавший за границу, вновь обрел королевское расположение, поставив в Потсдамский полк двоих рослых солдат. 5000 талеров и место в монастырском пансионе для сестры получил за великана генерал Гометтау (как видим, иногда монарху все-таки приходилось выкладывать наличные). Даже наследник престола кронпринц Фридрих* (* Будущий Фридрих II, он же Великий) сумел прикрыться от обвинения в атеизме представленным отцу «аргументом о шести футах».

Казусы вербовки

Прусские вербовщики, не считающиеся ни с правом, ни с законом, привычные к мошенничеству и подлости, действительно сделались ужасом всей Европы. Впрочем, и самим им завидовать отнюдь не приходилось. Начальство постоянно понуждало их добывать как можно больше рослых рекрутов, не интересуясь, какими средствами это сделано. При всем этом вербовщики постоянно пребывали в опасности быть схваченными и сурово наказанными судебными властями тех стран, на чьей территории они занимались своей гнусной деятельностью. Не стоит, видимо, доказывать, что порядочных людей на такую грязную работу было не заманить.

В окрестностях Юлих-Клеве на Нижнем Рейне жил некий барон фон Хомпеш, усердно занимавшийся вербовкой для прусской армии. В одной из своих поездок он заприметил молодого, долговязого, здоровенного столяра, из которого получился бы отменный флигельман** для Потсдамской гвардии великанов. (**Правофланговый солдат; при учениях выходил перед строем и показывал артикул.)

Барн послал к столяру своего помощника в цивильной одежде узнать, не согласится ли тот завербоваться, — однако столяр решительно отверг предложение поступить на службу к прусскому королю. Теперь оставалось только действовать силой и хитростью.

Одетый как добропорядочный бюргер, барон Хомпеш явился в столярную мастерскую и заказал большой ящик с крышкой, размерами в длину и ширину равный самому мастеру. Когда несколько дней спустя столяр доставил заказанный ящик на квартиру барона, Хомпеш заявил, будто ящик слишком короток и не соответствует нужной длине. Столяр же возразил, что работа выполнена вполне добросовестно, и в доказательство сам лег в ящик.

Этого мига Хомпеш только и ждал. Он кивнул головой, и его помощник тотчас захлопнул крышку и прибил ее гвоздями. Ящик не мешкая погрузили на стоявшую наготове повозку и на рысях поспешили прочь из города.

Ехали долго, пока не посчитали себя в безопасности, и лишь тогда открыли ящик. Однако нашли в нем... покойника. Столяр в пути то ли задохнулся, то ли умер от сердечного приступа.

Преступление это было разоблачено и вызвало всеобщее негодование. Хомпеш предстал перед судом, приговорившим его к смерти. Король пожалел своего вербовщика — однако на сей раз милость его простерлась не дальше, чем до замены смертной казни пожизненным заключением...

Уставная коса

Коса, которую носили в прусской армии в ХVШ в., впервые была введена в 1714 г. в берлинском Жандармском полку (в те времена жандармы — не «правоохранительные» части, а лейб-гвардия.). Она тут же сделалась предметом насмешек — хотя, в отличие от париков с локонами или длинных волос солдат ХVП в., коса была даже практична, ибо защищала шею и затылок от сабельных ударов (кавалерия в ту пору чаще всего рубила «вдогон», отступающих: пока линия солдат сохраняла построение, всадникам к ней было не подступиться). С другой стороны, косы действительно стали для нижних чинов сущим мучением: они постоянно должны были быть туго заплетенными и у всех солдат иметь одинаковую длину. С этой целью косы часто удлиняли вплетенным в них конским волосом. Кроме того, прическа посыпалась пудрой, так что солдату на все эти процедуры требовалось много усилий и времени.

Однажды на смотре своих «длинных парней» Фридрих Вильгельм нашел, что косы у гренадеров заплетены недостаточно туго и не соответствуют требуемому им идеалу. Тогда король обратился к солдатам с краткой речью, разъясняющей его требования:

— Косу следует всегда заплетать столь туго, чтобы даже последняя вошь в ней, и та со всхлипом испустила дух!

Плоды учебы

При этом «король-солдат» желал, чтобы его гренадеры были не только вымуштрованы до абсолютного совершенства, но и натасканы по части «словесности и общего развития». Так что солдат обучали чтению и письму, а также давали им начальные сведения из истории и закона божьего. Правда, в какой мере это получалось на практике, король смог убедиться во время одной из своих войсковых инспекций, когда он спросил новобранца: «Ну, так кого же из тебя здесь должны сделать?» — «Христианина, ваше величество!»  — «Но ведь ты же и так христианин?» — «Никак нет, я  — берлинец, ваше величество!»  — ответил рекрут.

Впрочем, просвещение — просвещением, но жизнь в армиях XVIII в. была суровой даже в мирное время. Особенно если учесть, что они (не только Постдамская гвардия, великаны для которой поступали со всех краев Европы) большей частью состояли из завербованных иностранцев. Фридрих II, который «великанами» уже не увлекался, но во многом сохранил прежние взгляды на формирование войск, заявил однажды, что идеальная рота должна состоять на две трети из иноземцев и лишь на одну треть из «здешних».

Лучшим средством для того, чтобы сделать из этих наемников безупречный военный инструмент, полностью отвечающий тогдашней линейной тактике, были капральские палки и шпицрутены. С их помощью и насаждалась ставшая нарицательной железная прусская дисциплина.

Для того, чтобы заставить тысячи людей маршировать сплоченным соединением на поле боя, словно на учебном плацу, не обращая внимание на вражеский огонь, каким бы ужасным он ни был, в войске исповедовался принцип: солдат должен бояться капральской палки и своих офицеров больше, чем вражеской пули. Тот же Фридрих II в своих «Военных заветах» так излагал взгляд на военное дело — писал:

«Главное, что должно сделать из солдата, это  — привить ему корпоративный дух, то есть воспитать в нем самое высокое мнение о своем полку как о лучшем во всем мире, а поскольку при известных условиях офицеры должны вести его в бой, невзирая ни на какие крайние опасности (при этом призывы к честолюбию на него уже не действуют), то и должен он бояться своих офицеров более, чем опасностей, коим он подвергается. Иначе никто не сможет повести его в атаку под гром палящих встречь ему трех сотен пушек. Добром на простолюдина в таких опасных ситуациях воздействовать невозможно, это может сделать только страх».

«Так просто пруссаки не расстреливают»

В других армиях того времени дезертиров без лишних слов расстреливали, но и у Фридриха Вильгельма, и у Фридриха II беглецов прогоняли сквозь строй шпицрутенов. Причем это вовсе не была разновидность смертной казни, а своего рода проявление «прусской бережливости», столь же нарицательной, как и «прусская дисциплина». Ибо солдаты воспринимались как ценный товар, обходящийся королю очень недешево,  — а после «шпицрутен-терапии» их можно было вылечить, и они снова могли служить. Тогдато и возникло известное выражение: «Пруссаки так просто не расстреливают».

Тем не менее время великанов уходило, особенно если учесть, что их гренадерская стать на самом деле имела очень малое значение в эпоху торжества линейной тактики. Во время парадов Потсдамская гвардия блистала, на войне же от нее толку было немного. И хотя длинные свои мушкеты гренадеры перезаряжали быстро (муштра сказывалась: на ученьях гвардейцы были обучены давать по три выстрела в минуту  — что является абсолютным рекордом для дульнозарядных ружей!), при маневрировании на местности они передвигались неуклюже, а большой их рост сразу привлекал внимание вражеских артиллеристов.

Вскоре среди прусского офицерства стали раздаваться многочисленные критические голоса против поисков солдатвеликанов. 22 октября 1731 г. генераллейтенант Ахац фон дер Шуленбург пишет шефу военной администрации министру и генералу фон Грумбкову: «Из-за любви к этим колоссам мы попадаем из одной трудности в другую. Он (т. е. король) просто одержим этой ужасной вербовкой! Он готов отказаться от своих собственных подданных, лишь бы снова и снова заполучать рослых парней. Это ослепление беспримерно. Мы губим армию и швыряем за границу миллионы, чтобы раздобыть людей, которые нам ни в малой степени не надобны». Так что вскоре после смерти Фридриха Вильгельма этот своеобразный эксперимент, призванный совместить достоинства парадной и боевой службы, был прекращен. Вряд ли, конечно, можно утверждать, что от этого методы вербовки и способы ведения войны во второй половине XVIII в. сделались более гуманными.

Но это уже совсем другая история...