Сан-Франциско
Стоило Лондону заявить о своем намерении, и сразу же посыпались предложения. Стать корреспондентом ему предлагали «Харперс», «Колльерс» и «Нью-Йорк гералд», но самое заманчивое предложение поступило от медиамагната Уильяма Рэндольфа Херста.
7 января Лондон отплыл из Сан-Франциско в Иокогаму на пароходе «Сибериа» в обществе нескольких американских и английских корреспондентов. Отправляясь в Японию, он взял с собой маленький «Кодак», которому и принадлежала честь первому снабдить американскую публику военными снимками.
Морское путешествие обещало быть легким и приятным, но сначала Джек подхватил грипп, а потом так сильно подвернул ногу и растянул связки, что с трудом передвигался.
Прибытие в Японию
В конце января, за две недели до объявления военных действий, Джек Лондон прибыл в Йокогаму. Добравшись поездом до Токио, где корреспонденты проводили время в обществе чиновников, он быстро выяснил, что японское правительство не намерено пускать иностранных журналистов к расположениям войск.
Писатель мыкался по японским городам и весям, пытаясь отплыть в Корею. Он знал, что хотя война еще не объявлена, там, в тихом нейтральном порту Чемульпо, обложенные превосходящими силами японской эскадры заперты русские суда — крейсер «Варяг» и канонерка «Кореец». Русские не сдадутся, обязательно будет бой.
Моджи. Арест
Однажды Лондона приняли за шпиона и арестовали. Он прибыл из Нагасаки в Моджи, чтобы застать пароход 1 февраля, купил билет, вышел на улицу и сфотографировал три уличных сценки. «Моджи на военном положении. Японская полиция — «очень жаль», но все же она арестовала меня. Конечно, я упустил пароход. «Очень жаль», но они отвезли меня в понедельник ночью в город Кокуру. Снова допрашивали. Держали под арестом. Во вторник судили. Оправдали. Конфисковали найденные пять иен и фотографический аппарат. Телеграфировал американскому послу в Токио. Теперь он старается вернуть аппарат», — писал Джек своей будущей жене Чармиан.
С солдатами.
Чемульпо
Джек Лондон должен был отплыть в Чемульпо в понедельник, 8 февраля, на «Киего Мару». В субботу, 6-го, вернувшись вечером из Кокуры (где ему вернули аппарат) в Симоносеки, он узнал, что «Киего Мару» задержан японским правительством. Он попал на маленький пароходик, отправлявшийся в Фузан. В Фузане пересел на пароход, полный корейцев и японцев, отправлявшийся в Чемульпо. Но впоследствии пассажиры и груз были удалены на берег, так как пароход понадобился японскому правительству.
В конце концов, Лондон нанял джонку и поплыл вдоль Корейского побережья до Чемульпо. «Если бы вы видели меня сейчас: я капитан джонки, с экипажем, состоящим из трех корейцев, которые не говорят ни по-английски, ни по-японски, и пять японцев (отставших пассажиров), которые не говорят ни по-английски, ни по-корейски. Только один знает дюжины две английских слов. И с этими-то полиглотами мне придется проплыть много сотен миль вдоль Корейского побережья», — писал он Чармиан.
В ночь на 9 февраля, когда Лондон на джонке пробирался вдоль побережья Желтого моря к Чемульпо, японский флот внезапно атаковал Порт-Артур. 9 же февраля японская эскадра вынудила к бою находившиеся в Чемульпо бронепалубный крейсер «Варяг» и канонерку «Кореец». После 50-минутного сражения получивший тяжёлые повреждения «Варяг» был затоплен, а «Кореец» — взорван.
Корабль.
Джек Лондон добрался в Чемульпо к 15 февраля. Там он встретил двух корреспондентов, которые опередили его. Один из них, встречавший Джека и раньше, теперь не узнал его — до того он плохо выглядел. В Чемульпо Джек узнал о том, что война объявлена. Лондон опоздал к самому сражению, но он сделал фотоснимки того, что осталось от «Корейца» — железный нос, труба да обрывки корабельной оснастки над гладью воды.
Сеул
В конце февраля Джек прибыл в Сеул. Другие корреспонденты получили разрешение на проезд через Сеул, но относительно Джека власти не имели никаких указаний. Он нанял двух лошадей, трех пони, японского переводчика, трех корейцев, которые должны были готовить еду и присматривать за лошадьми, и отправился к месту боевых действий. Через две недели он прибыл в Су-Ван — так далеко на север не забирался еще ни один журналист, — но его тут же отправили обратно. Он доехал только до Пхеньяна, когда японское командование потребовало, чтобы он вернулся в Сеул. По иронии судьбы, основной нажим исходил от группы журналистов, застрявших в Токио. Протестуя против задержки, они указывали, что некоторым корреспондентам разрешили выехать ближе к фронту. В ответ японцы приказали вернуть всех журналистов обратно.
Семья японцев.
Целый месяц Джек томился в отелях, а мимо его окон двигались колонны отправлявшихся на фронт солдат и запряженные быками повозки с провиантом. Вновь он пытался прорваться на север, но натолкнулся на японские штыки. Вместе с другими журналистами он был прикомандирован к Первой Колонне японской армии, но не имел разрешения следовать за ней. Он посылал гневные сообщения: «Сущая нелепица! Я выхожу из игры. Военный корреспондент так работать не может — японцы не дают нам увидеть войну». Облачившись в вечерний костюм, он читал отрывки из «Зова предков» в Христианской ассоциации молодежи в Сеуле.
Солдаты.
«Никогда, ни на одной войне с корреспондентами не обращались так, как сейчас. Это смешно, абсурдно, это ребячество, комедия. Днем мы (корреспонденты) отправляемся плавать в прекрасном озере — прозрачная вода глубиной выше головы. Вечером у костра проклинаем Бога, судьбу и разные народы, и разные вещи, о которых не буду упоминать ради цензора. И день окончен», — недовольно писал Джек Лондон.
Апрель сменился маем, и Джек написал Херсту, что вернется в Америку, если тот не добьется для него возможности посетить расположение русских войск. Но прежде чем его просьбу успели рассмотреть, произошел инцидент, после которого возвращение в Соединенные Штаты стало неизбежным. У каждого корреспондента были слуги. Они постоянно пререкались из-за фуража. В один из споров вмешался Джек. Его слуга утверждал, что другой украл у него сено для лошади. Джек вспылил и набросился на похитителя с кулаками. Дело приняло серьезный оборот. Джека Лондона арестовали и доставили к генералу Фудзи, начальнику штаба. Поговаривали о трибунале. Один из застрявших в Токио корреспондентов, писатель-очеркист Ричард Хардинг Дэвис, телеграфировал президенту Теодору Рузвельту. Джека освободили, но ему пришлось вернуться в Токио и немедленно покинуть Японию.
