Рождение Новороссии: как на месте Дикого поля появилась экономическая жемчужина России (ч.1)

Мы  расскажем о том, как вслед за армейскими баталиями и викториями в прежде дикой степи целенаправленно рождалась новая Россия – Новороссия.

Дикое поле и донецкая соль

Новороссия – этот вновь ставший популярным после 2014 года термин во времена царской России обозначал степные просторы на северных берегах Черного и Азовского морей, от современного Приднестровья до Донбасса. Не случайно даже университет в Одессе при царях официально именовался «Императорским Новороссийским». И в советское время имя Новороссия обязательно вспоминалось в публикациях по истории южной части УССР.

Огромное пространство от Таганрога до Одессы, от Севастополя до южных подступов к Полтаве и Харькову имело важнейшее экономическое значение и при царях, и при генсеках. Развитая металлургия, заводы и шахты Донецкого и Криворожского бассейнов занимали первые строки в промышленных балансах Российской империи и Советского Союза.

Степные просторы Новороссии впервые вошли в состав России при Екатерине II по итогам двух победоносных войн с турками. Но, помимо нескольких ремесленных очагов Крыма, все это огромное пространство было, как говорили наши предки, Диким полем – не то что городов, местами и людей почти не было…

Те степи, хотя кочевники в них жили издавна, со времен скифов, никогда не отличались многолюдностью. Вдобавок они сильно запустели с распадом Золотой Орды и началом в Диком поле тянувшейся столетиями перманентной войны – татары, казаки, походы литовских, османских, русских войск… Совсем безлюдной пустыней степи от Днестра до устья Дона не были, но там, где сегодня население исчисляется многими миллионами, до появления Новороссии обитали считанные десятки тысяч. К примеру, на землях современной Одесской области и Приднестровской Молдавской Республики, где сегодня проживает в общей сложности около 3 млн человек, три века назад кочевали 12 тыс. подданных крымского хана, а в редких селах и крепостях обитало не более 5 тыс. подданных турецкого султана.

Первый кусочек будущей Новороссии официально вошел в состав России ровно три века назад – в 1719 г. царь Петр I указом «Об устройстве губерний» среди прочего учредил Бахмутскую провинцию, включавшую округу крепости Бахмут на одном из притоков Северского Донца. Ныне это северо-восток Донецкой области, здесь проходит линия фронта между войсками Киева и народными республиками Донбасса. Три века назад здесь же проходила перманентная «линия фронта» между Русским царством и Крымским ханством. Казачья стража на месте Бахмута появилась еще во времена Ивана Грозного, а при Петре I население Бахмутской провинции уже насчитывало 8847 человек мужского пола.

Столь точная цифра нам известна благодаря проведенной царем-реформатором переписи в том же 1719 г. Цифра, кстати, внушительная по меркам той эпохи, но лишь потому, что в Бахмутской провинции сосредоточенно жили поселенцы из пограничных войск, а также работали многочисленные соляные варницы. Соль в ту эпоху на Руси была дефицитным и дорогим товаром, ее залежи на Северском Донце активно разрабатываются и сегодня, а в СССР «артемовская соль» давала 40% этого продукта, ведь Бахмут в советское время и до 2016 г. (когда на Украине разразилась декоммунизация) назывался г. Артемовск.

Так что соль в нашей истории была первым промышленным продуктом Новороссии, а пограничная крепость Бахмут – первым ее административным центром.

Новая Сербия и Ханская Украина

Планомерное и целенаправленное заселение Дикого поля, будущей Новороссии, началось еще до Екатерины II, при императрице Елизавете. С 1751 г. последовала целая серия указов о поселении на степной границе выходцев с Балкан, желавших поступить на русскую службу. Так возникли Славяносербия и Новая Сербия. Первая располагалась в центре современного Донбасса: село Луганское, будущий город Луганск, – это одно из славяносербских поселений.

Российская империя к тому времени владела землями и на правом берегу Днепра, южнее Киева. Именно там возникла Новая Сербия, поселения нескольких тысяч сербов и валахов под началом перешедшего на русскую службу австрийского полковника Ивана Хорвата. Поселенцы служили в гусарских полках, а центром Новой Сербии стала основанная в 1754 г. крепость святой Елизаветы – будущий город Елисаветград, он же областной центр Кировоград в советское время.

Обе Сербии и лежащие между ними земли Запорожской сечи прикрывали татарскую границу. Запорожцев со времен Мазепы раздирали противоречия, и Сечь подчинялась то русскому царю, то османскому султану. Однако государство Российское всю первую половину XVIII в. упорно строило крепости в степях по обе стороны Днепра. Южнее их линии, между низовьями Днестра и Днепра, располагалась Ханская Украина – так в том столетии именовали поселения беглецов с украинских территорий России и Польши на причерноморских землях Крымского ханства.

Казаки-запорожцы не только отбивали татарские набеги и периодически сами грабили подданных султана, но порой устраивали и целые баталии с пограничниками Российской империи. Сечевики резались со славяносербами за лучшие земли и пастбища. При царице Елизавете был и шумный конфликт, настоящая малая война на берегах реки Кальмиус – тогда у современного Мариуполя не поделили угодья запорожские и донские казаки.

Обычно коллеги из двух казачьих войск вместе воевали против татар и бунтовали против русских царей, но «конфликты хозяйствующих субъектов» случались и между ними, в 1743 г. вылившись почти в настоящую войну. Дикое поле все еще оставалось диким, куда более диким, чем американский Дикий Запад эпохи ковбоев. Царице Елизавете пришлось мирить донцов и запорожцев, утвердив реку Кальмиус официальной границей между двумя казачествами.

Последний татарский набег

К моменту воцарения Екатерины II на уже принадлежащих империи землях будущей Новороссии в обоих Сербиях и Сечи проживало порядка 90 тыс. лиц мужского пола. Женщины в переписи-«ревизии» и воинский учет не попадали, поэтому их количество можно только предполагать – в любом случае на том немирном «фронтире» их проживало не больше, а меньше, чем мужчин.

Екатерина, еще не Великая, но уже мудрая императрица, продолжила заселение Дикого поля. В 1763 г. селиться в Новой Сербии разрешают не только балканским выходцам, но и беглым украинцам и русским, в том числе раскольникам и иным лицам «всяких народов». Вскоре, 22 марта 1764 г., появляется документ, впервые обозначивший новое имя региона, – царица утвердила доклад Сената о создании на линии степных крепостей новой губернии. Любопытно, что сенаторы изначально предлагали назвать губернию Екатерининской, но царица оказалась скромнее и выбрала другое. «Называть Новороссийская губерния», – поставила она собственноручную резолюцию на сенатском докладе.

Собственно, само имя показывает масштаб замыслов – как заморская Америка стала для европейцев Новым Светом, так некогда Дикое поле должно было стать для русских Новой Россией. Появившийся 255 лет назад указ о создании Новороссийской губернии содержал и «план раздачи земель к заселению» – фактически первый системный проект освоения огромного региона.

Новая губерния протянулась длинной полосой на полтысячи верст по обе стороны Днепра, от современной Кировоградской до Луганской области. И сразу после создания Новороссийской губернии пришлось пережить последний удар Дикого поля – ровно 250 лет назад, в 1769 г., крымские татары провели финальный в истории набег на земли Южной России.

Набег был хоть и последним, но крайне разрушительным. Только в Новой Сербии татары сожгли полторы сотни деревень. Французский консул барон Тотт сопровождал крымского хана в том набеге и описывал «огромное дымное облако, распространившееся на десятки миль». Ханские кавалеристы убили и угнали в полон до 20% населения Новороссии.

Татарский набег стал началом шестилетней Русско-турецкой войны. Именно тогда прогремят первые победы Суворова, а русский флот впервые и грозно продемонстрирует свой флаг в Средиземном море. Война закончилась в 1774 г. выгодным для России миром, который значительно раздвинул пределы юной Новороссии и подготовил присоединение Крыма.

Несмотря на потери от татарского набега, несмотря на войну (а во многом даже благодаря войне), число подданных русской царицы на землях Новороссии с 1764 по 1775 г. выросло на 40%. У нас неплохо знают чисто военные перипетии многочисленных конфликтов с турками. Но обычно забывают, что вопросы логистики в тех кампаниях были даже сложнее и важнее любых атак с осадами. Именно логистика, вопрос снабжения войск на подступах к Крыму, в первую очередь диктовала необходимость ускоренного заселения прежде Дикого поля, ставшего Новороссией.

Рай для беглецов

С 1774 г. «управителем Новороссийской губернии» стал князь Потемкин. Он слишком известен в отечественной истории и в дополнительных представлениях не нуждается. Однако его роль в русском освоении Причерноморья столь значительна, что требует детализации. Потемкин так много времени проводил в Новороссии, что уже в 1779 г. царица игриво писала своему фавориту: «Князь, поживи-ка с нами. На степи и без тебя исправно будет распоряжениями твоими же…»

При Екатерине II и Потемкине следует целая вереница правительственных указов и распоряжений о заселении новых земель. Еще в 1769 г., сразу после татарского набега, появляется указ: «Жидам селиться в Новороссийской губернии». Так начинается еврейская колонизация данных территорий, поддержанная налоговыми льготами (не случайно спустя век под Елисаветградом в бывшей Новой Сербии родится Лев Троцкий). Здесь же селят и пленных турецкой армии, перебежчиков из числа «волохов, греков и армян».

За привлечение в Новороссию людей из чужих владений казна платила по 5 руб. за каждую семью, а привлекший таковых семей более полусотни получал офицерский чин, т. е. дворянство. В бывшем Диком поле тогда появляются совершенно экзотические переселенцы – например, корсиканцы и шведы с балтийского острова Даго (ныне эстонский Хийумаа). В Приазовье, в окрестностях только что основанного Мелитополя, немцы-меннониты, бежавшие из Пруссии в Россию сектанты-протестанты, оказались соседями нескольких сотен поселившихся здесь же буддистов‑калмыков.

Князь Потемкин оставляет в Новороссии и всех беглых крепостных. Официально он не имеет на это права, но в секретном приказе чиновникам Новороссийской губернии пишет: «…являющимся к вам разного звания помещикам с прошениями о возврате бежавших крестьян объявите, что не может ни один из оных возвращен быть». В письме же к царице Потемкин откровенно поясняет: «Противно было бы пользе государственной запретить принятие здесь беглецов…»

Новым поселенцам щедро раздаются земли – крестьянам до 60 га, дворянам до 12 тыс. га. Первые 10 лет землей можно пользоваться бесплатно, затем требуется платить умеренный налог, по 5 коп. с десятины (чуть более 1 га). В 1781 г. появляется указ о переселении в Новороссию 70 тыс. семей государственных и помещичьих крестьян. Их переселяют из Центральной России, из районов, где уже ощущается дефицит пахотной земли, тогда как, по словам указа, «земли Новороссийской губернии по пространству их, несомненному плодоносию и положению в одном из лучших климатов преимущественно перед другими удобны к народному населению…»

Потемкинские кипарисы

Однако при всей мягкости климата сравнительно с Центральной Россией бывшее Дикое поле отнюдь не было раем для пахаря. Несмотря на наличие богатых черноземов и почти нетронутую природу – табуны диких лошадей в регионе окончательно исчезнут лишь к середине XIX в., – здесь имелись свои опасности для сельского хозяйства: нередкие засухи и нашествия саранчи. Да и само хозяйствование требовало иных приемов, чем в лесной полосе. Поэтому вместе с переселенцами князь Потемкин выписал из столиц целую группу «профессоров земледелия», русских и иностранных, поставив им амбициозную задачу: «Все домоводство устроить сообразив качеству земли здешней со всеми изобретениями в Англии введенными, в образе пахания, в обороте посевов, в размножении полезных трав и лучших орудий земельных…»

Могущественный фаворит императрицы учредил в Новороссии первую школу по подготовке агрономов и лично распределял по новорожденным деревням образцы новейших английских плугов. Такие цельнометаллические плуги были обещаны всем поселянам, кто отличится в снабжении армии хлебом.

Параллельно с политическим и хозяйственным освоением Новороссии шло ее научное исследование и даже преображение. Сегодня кипарисы – привычная часть пейзажа в Крыму и на берегах Черного моря, но впервые их здесь посадили через несколько лет после ликвидации ханства, привезя саженцы из Италии. «Отцом» черноморских кипарисов стал Карл Габлиц, приглашенный Потемкиным в Тавриду член-корреспондент Петербургской академии наук.

Заселение Новороссии шло ударными темпами. К примеру, на бывших землях Запорожской сечи после ее ликвидации в 1774 г. за следующие пять лет население удваивается. Если в 1776 г. по берегам Днепра от нынешнего Херсона до Днепропетровска насчитывалось чуть более сотни сел, то к 1783 г. их уже более 700! Они, а не сатира недоброжелателей, и были настоящими потемкинскими деревнями, предлагавшимися к потемкинской целине, успешно поднятой стараниями князя – удивительного человека, совмещавшего в себе корысть царедворца с государственной мудростью…

Стоит все же сказать несколько слов о «потемкинских деревнях», с ходу увековечивших юную Новороссию в сфере черного пиара. Выражение появилось по итогам первого визита императрицы в Новороссию в 1787 г., когда Екатерина проехала через все некогда Дикое поле, от древнего Киева до новорожденного Севастополя.

Кстати, Киев тогда императрице не понравился – Екатерина явно ожидала от матери городов русских чего-то большего, но древний город на Днепре к исходу XVIII в. был, по сути, большой деревней. Царица даже высказалась об этом фельдмаршалу Румянцеву, губернатору Малороссии. Прославленный победитель турок ответил на грани наглости: «Я приобвык брать города, а строить их не мое дело…»

Черный пиар XVIII века

Строить города было делом Потемкина. И, по свидетельству всех очевидцев, Севастополь, которому тогда насчитывалось 4 года от роду, Екатерине II очень понравился. Вообще, вся Новороссия произвела на нее сильное впечатление. Та поездка стала большим политическим событием, прозвучавшим далеко за пределами не только Новороссии, но и всей России. Вместе с царицей путешествовал император Австрии, а в бывшей столице Крымского ханства она встречалась с одним из грузинских царевичей. В Стамбуле прекрасно поняли все намеки – не случайно в ответ на визит Екатерины II в Новороссию султан направил к берегам Крыма сильную эскадру, укомплектованную французскими военными советниками.

Если вы думаете, что в Западной Европе ругать Россию за «аннексию» Крыма стали только с 2014 г., то сильно ошибаетесь – началось все гораздо раньше, еще в 1783 г. Зря царица пыталась объяснять французскому послу про набеги крымских татар: «Что, если бы вы имели в Пьемонте или Испании таких соседей, которые бы ежегодно истребляли и забирали бы у вас в плен по 20 тысяч человек, а я бы взяла их под свое покровительство, что бы вы тогда сказали?»

Собственно, именно это – ослабление России, в том числе и набегами татар, – более чем устраивало Париж, тогда ведущий центр европейской политики. Французские короли, открыто покровительствуя туркам и полякам, стремились не допустить роста влияния нашей страны в Европе. Боролись с этим влиянием не только силой, но и пиаром. Черный пиар про «потемкинские деревни» и стал еще одним элементом той борьбы.

По итогам визита царицы в Новороссию недоброжелатели распространяли в России слухи, а в Европе целые печатные памфлеты о том, как фаворит пускал пыль в глаза Екатерине. Якобы Потемкин сымитировал и чуть ли не нарисовал несуществующие в реальности города и деревни. Князь действительно старался презентовать новый край в лучшем свете. Да и что греха таить, к маршруту следования царицы действительно сгоняли табуны скота и людей, чтобы представить Дикое поле, лишь вчера ставшее Новороссией, куда более богатым и «буколическим».

Ехидный мем про «потемкинские деревни» оказался устойчивым. Но вспомним, что и Севастополь, и даже будущий Донбасс в широком смысле рождались именно как потемкинские деревни. Так что спустя века все это действительно звучит анекдотом, но не про Потемкина, а про старательных творцов черного пиара о потемкинской Новороссии.

5 рублей за невесту

Благодаря усилиям Потемкина к моменту первого присоединения Крыма к России население Новороссии насчитывало уже четверть миллиона мужчин. В 1784 г., на следующий год после ликвидации хищного ханства, в газетах Петербурга появляются регулярные объявления, в которых князь Потемкин рекламирует земли «в Тавриде» и зазывает новых переселенцев.
С 1785 г. в Новороссии в качестве крестьян селят призванных в армию рекрутов. Чтобы обеспечить их женами, Потемкин платил из казны по 5 руб. за каждую незамужнюю женщину, привезенную на новые земли из Центральной России.

Политика заселения новых земель любыми способами продолжится и после смерти князя Потемкина-Таврического. Так, по окончании очередной войны с Османской империей, в 1792 г., здесь разрешат селиться даже этническим туркам-мусульманам. И не просто разрешат, а предоставят таким поселенцам льготные кредиты на 10 лет.

В итоге к началу XIX в. Новороссия уже не безлюдное Дикое поле, а вполне заселенный край. Половина пригодных к пахоте земель между Днестром и Доном уже имеет владельцев. Всего же здесь, включая Крым, к моменту воцарения Александра I постоянно проживают полмиллиона мужчин. Из них только 6% – крепостные, остальные лично свободны.

Но почти треть мужчин Новороссии в наследие от неспокойного «фронтира» и долгих турецких конфликтов все еще приписаны к воинскому сословию. Однако это не солдаты, а именно крестьяне, призванные обеспечивать армию хлебом и служить резервом на случай
войны. Языком тех лет их именуют «воинскими поселянами» и «войсковыми обывателями».

Но мало было лишь наполнить новый край людьми. Требовалось включить бывшее Дикое поле, юную Новороссию, в экономику огромной империи и систему ее торговли. Сделать же это было очень непросто – в начале царствования Екатерины II у нашей страны на Черном море не было ни одного купеческого корабля, а вся черноморская коммерция составляла менее 1% от внешнеторгового оборота Российской империи.

Продолжение следует: Рождение Новороссии: как на месте Дикого поля появилась экономическая жемчужина России (ч.2)