Суворов, Бецкой, Шереметев и Измайлов: какими на самом деле были деятели просвещения и герои времен крепостничества

Александр Суворов: люди как скотина

Героя екатерининских войн Александра Суворова принято вспоминать как человека исключительно демократичного. И кашу он солдатскую ел, и на земле спал, и, вместе с графом Потёмкиным (которого терпеть не мог), совместно ратовал за изменение солдатской формы: в париках, мол, мыши норовят завестись.

Но в домашнем кругу вся его демократичность испарялась. На своих крепостных он смотрел, как на скот. Однажды ему надоело, что не все крестьяне спешат дать приплод, и он выстроил холостых парней и незамужних девушек в две шеренги, по росту. А потом вот так, как построились, повёл венчаться. Хотят ли, не хотят, нравится ли им доставшаяся пара – какая разница! Скорее приплод давайте, на барина работать. И до того, и после он также вмешивался в личную жизнь крестьян, норовя переженить побольше народу. Любви он для крестьян не признавал вовсе.

Самого Александра Суворова, несмотря на солидный возраст (сорок четыре года), женили также без интереса к его пристрастиям. Невесту привёл в дом отец, Суворов-старший. Княжна Варвара Прозоровская считалась уже в девках немного засидевшейся, но была здорова и знатна. Свадьбу сыграли примерно через месяц после представления Суворову его невесты, что для того времени скоростью было невероятной. Суворов-старший просто использовал сына для продолжения своей линии, невзирая на его сердечные склонности (или их отсутствие).

Иван Бецкой: сомнительное покровительство

Один из создателей Смольного института, президент Императорской Академии Художеств Иван Бецкой считался одни из главных деятелей Русского Просвещения. Сама императрица Екатерина отмечала его образованность и изящный вкус. На воспитание детей он имел взгляды самые передовые: он собирался воспитать новую породу дворянства, избавленную от старых пороков вроде лености, неряшества, нерациональности поведения и нестройности мысли. В разработанной им системе воспитание было уделено внимание буквально каждому аспекту, от физического развития до интеллектуального.

Покровитель девиц, которые должны были стать цветом дворянства в будущей России, Бецкой, однако, стоило ему однажды присмотреть себе одну из девочек курируемого им института, спокойно отверг собственные принципы нравственности. Он начал ухаживать за Глафирой Алымовой, сиротой, ещё когда её нельзя было принять за созревшую девушку. А после выпуска семидесятилетний старик просто украл Глафиру, увезя в своей карете домой.

Хотя Бецкой не был готов совершить насилие над девушкой и надеялся её сначала приручить, он не мог не осознавать, какой удар по репутации беззащитной сироты наносит, удерживая её под крышей своего дома. Девушка очень мучилась двусмысленностью своего положения и в конце концов буквально сбежала замуж за мужчину всего двадцатью годами старше – на фоне Бецкого он казался молодым. Бецкой от негодования получил апоплексический удар, то есть инсульт.

Алымова была не первой девушкой, которую Бецкой поселил у себя. И до Глафиры он привозил в свой дом молоденьких «воспитанниц», которым выделял содержание. Иллюзий о чистоте нравов в том, кто постоянно о воспитании этой чистоты писал, ни у кого не было. Скорее всего, Алымова была единственная, кому удалось избежать непосредственно растления благодаря тому, как она держалась и, вероятно, возрасту Бецкого.

Николай Шереметев: грязная история, ставшая легендой о любви

Но Бецкой и Суворов теряются на фоне многих других знатных россиян. Граф Шереметев держал знаменитый театр и потому оказался вписан в историю развития российской культуры и искусства. Многие знают историю его нежной любви к крепостной Прасковье Жемчуговой, на которой он в конце концов женился, подарив ей вольную. Но до свадьбы Прасковья, чья настоящая фамилия была, кстати, Горбунова – просто Шереметев своевольно переименовывал своих актрис – была лишь одной из рабынь его обширного гарема.

В театре Шереметева было два вида актрис: кордебалет и солистки (что ожидаемо). Отношение было к ним разным. Сияющие на сцене в роскошных нарядах танцовщицы кордебалета ютились в тесных, плохо протопленных каморках, получали скудные порции каши и, кроме аплодисментов, за свою службу искусству никак не вознаграждались её ценителем Шереметевым.

Солистки же были заодно невольными любовницами графа. В наложницы крестьянские девочки попадали примерно с четырнадцати лет, и их мнения о графской любви никто не спрашивал. Просто днём одна из них обнаруживала в своей комнате платок – а ночью «за платочком» приходил граф, заодно утоляя свою похоть. Жемчугова сначала была для него одной из толпы. Согласия её на свадьбу он спрашивал не больше, чем обычно спрашивал согласия любой своей актрисы на близость – этим браком он её осчастливливал. Просто потому, что иначе её участь была бы ещё хуже.

Кстати, брак оказался недолгим, Прасковья вскоре после свадьбы умерла. Ну, по крайней мере, её не вышвырнули на задворки или вовсе прочь из усадьбы, как было с надоевшими солистками в доме Шереметевых.

Собиратель будущей коллекции Эрмитажа, большой ценитель прекрасного Николай Юсупов славился забавами похлеще. Мало того, что его крепостные актрисы обязаны были танцевать перед его гостями танец со скидыванием одежды (слова стриптиз ещё не знали) и, очевидно, после этого принимать «ласки» гостей – сам он больше всего на свете любил сразу после спектакля отлавливать за кулисами актрис и срывать с них одежду сам. Дальше нередко шли в ход плеть или трость – образованнейший человек своей эпохи получал удовольствие от того, что доставлял женщинам боль. Крепостное право давало ему безграничные возможности для удовлетворения этой страсти.

Притом Юсупов и Шереметев ничем не выдавались на фоне других екатерининских дворян – любителей Просвещения. За норму было приказать забить своего крестьянина. Принуждение крестьянских девушек к сожительству не считалось преступлением, если девушка не была совсем уж малолетней, либо сводной сестрой (помещики плодили множество незаконнорождённых детей от крестьян, но смотрели на них как на скот), либо умирала вследствие учинённого насилия. И то – в основном негодовало духовенство. Соседи продолжали относиться к помещику уважительно, как к генералу Измайлову.

Лев Измайлов: неполовозрелый гарем

Генерал-лейтенант Измайлов был героем нескольких войн. Он воевал со шведами – и получил орден, с польскими повстанцами, с Наполеоном (два ордена). В отставке был избран предводителем дворянства по Рязанской губернии и на этой должности провёл тринадцать лет.

Притом все соседи знали, что у Измайлова была страстишка – предпочитал держать в гареме не «красных девок», расцветших, как другие помещики, а едва вошедших в пубертат. Даже со своими соседями, более мелкими дворянами, он обращался, скажем так, без деликатности, в духе Троекурова – над крестьянами вовсе лютовал. Это касалось и его «избранниц». Пристрастие помещика не только не давало привилегий девочкам, которых он держал у себя взаперти – их наказывали даже чаще, поскольку помещик желал, чтобы они вели себя как можно развратнее, не смели выдавать смущение, держаться скованно. Некоторые из этих девушек были, без сомнения, его собственными дочерьми от предыдущих наложниц гарема; достоверно это доказано только про одну.

Вот как описывают развлечения генерал-лейтенанта свидетели: «Из показаний оказывается, что генерал Измайлов был тоже гостеприимен по-своему: к гостям его всегда водили на ночь девушек, а для гостей значительных или же в первый еще раз приехавших выбирались невинные, хоть бы они были только лет двенадцати от роду… Так, солдатка Мавра Феофанова рассказывает, что на тринадцатом году своей жизни она была взята насильно из дома отца своего, крестьянина, и её растлил гость Измайлова, Степан Федорович Козлов. Она вырвалась было от этого помещика, но её поймали и по приказанию барина жестоко избили палкою».

В конце концов сведения о «причудах» Измайлова дошли даже до императора Александра I, так, что тот счёл нужным лично требовать окоротить помещика. По большому счёту генерал-лейтенантуу, впрочем, ничего не было. Его лишили гарема и следили, чтобы он не составил себе новый; ему также запрещено было покидать пределы выбранного им самим места жительства. Никакого настоящего наказания он не понёс и до конца дней пользовался уважением других помещиков.

И самые тончайшие ценители прекрасного были мазаны тем же маслом: Как рождался русский балет и дворяне измывались над крепостными.