«Ужин в Эммаусе» - это картина Караваджо, знаменитого итальянского мастера барокко, выполненная в 1601 году. Заказчиком работы был римский аристократ и любитель старины Чириако Маттеи, брат кардинала Джироламо Маттеи.
Предыстория создания
Тридентский собор, созданный для борьбы с непрекращающейся угрозой протестантизма, заявил в 1563 году, что посредством изображаемых на картинах религиозных сюжетов об искуплении люди смогут познать благие намерения. Важно, чтобы чудеса, сотворенные Богом, были открыты глазам верующих, чтобы они любили Бога и развивали благочестие.
Время написания полотна предшествовало пришлось на время, когда церковь ощущала необходимость донести свое послание до верующих через религиозное искусство и требовала от художников особой ясности представления. Чтобы соответствовать этой директиве, старые мастера должны были быть, прежде всего, реалистичными. Караваджо был одним из первых в ряду таких художников: ярый реалист, его прямота и непосредственность вступали в полный контраст с утонченной элегантностью конца XVI века и маньеризмом.
Сюжет
Ужин в Эммаусе - популярная тема в христианском искусстве и кульминационный эпизод известного сюжета о явлении Христа двум ученикам на третий день после Распятия. Апостолы приглашают незнакомца разделить с ними домашнюю трапезу. Они только с ним познакомились и, конечно, не знают кто это на самом деле. Истинную личность тайного незнакомца апостолы понимают, когда тот благословляет и ломает хлеб. Наступает осознание: таинственный гость на самом деле - Воскресший Христос. «И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее. Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними. И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них. И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?». Мария Магдалина узнала Христа по Его голосу; Фома — по ранам; ученики, пригласившие Христа в дом в Эммаусе, — по преломлению Им хлеба. Святой Лука называет одного из апостолов Клеофой, но не идентифицирует другого. Позади героев недоумевающий трактирщик.
Мастерство Караваджо
Караваджо продемонстрировал на полотне конкретный момент в сюжете, когда два апостола осознали, что они стали свидетелями чуда невообразимой силы. Художник словно остановил момент, позволяя зрителям поразмыслить над чудом, пережить чувство потрясения и удивления, которое испытали два апостола.
Протянутая рука апостола справа от зрителя будто касается самого холста. Она направлена на самом глядящего на полотно. Этот жест словно говорит: «Посмотрите! Это чудо, чудо произошло». Локоть другого апостола выглядит так, как будто он действительно разорвал холст. Эта идея достигнута просто гениально: Караваджо разорвал куртку, которую носит герой, именно в месте локтя. Наконец, корзина с фруктами, ненадежно расположенная на краю стола, кажется упадет и разобьется об пол при малейшем толчке. Таким образом, Караваджо разрушает традиционный барьер между тем, что реально, и тем, что написано его кистью, и превращает сцену, которая произошла в прошлом, в то, что происходит сейчас, на наших глазах.
Караваджо наделяет свои религиозные картины чувством сильной драмы, мастерски используя свето-теневую технику (кьяроскуро). «Он никогда не выводил свои фигуры на свет, - писал Джованни Пьетро Беллори, теоретик искусства XVII века, - но помещал их в темно-коричневую атмосферу закрытой комнаты». Закрытая комната, о которой упоминает Беллори, является особенностью, которую можно увидеть во многих работах Караваджо. Картина выполнена в натуральную величину. Как это часто бывает в творчестве Караваджо герои имеют андрогинные черты (достаточно вспомнить «Лютниста» и «Вакха»). Изюминка не обошла стороной и Христа, который имеет явно женские черты лица.
Критика
Для многих мастерский реализм Караваджо зашел слишком далеко. В 1602 году он изобразил Святого Матфея для церкви Сан-Луиджи де Франсези в Риме. На нем был изображен босой святой, сидевший со скрещенными ногами так, что одна нога будто вырвалась из картины. По словам теоретика Беллори, картину комиссия отклонила, потому что священники увидели на полотне неприличие и бесстыдство. Священники явно не желали, чтобы на них падала грязная босая нога, даже если это всего-лишь полотно. По вердикту комиссии Караваджо должен был подготовить второй вариант сюжета. И он это сделал.
«Ужин в Эммаусе» подвергся аналогичной критике, особенно со стороны Беллори. «Помимо рустикального характера двух апостолов и Господа, который показан молодым и без бороды, Караваджо показывает трактирщика, обслуживающего его со шляпой на голове. На столе - корзина с виноградом, инжир и гранаты - не по сезону». Действительно, Воскресение празднуется весной в Пасху, а Караваджо выбрал осенние фрукты. Для Беллори тот факт, что трактирщик служит Христу со шляпой на голове, было наивысшим проявлением хамства. А его критика того, что корзина с фруктами показана «не по сезону», демонстрирует строгое стремление к полной точности в описании евангельских историй.
Отсутствие приличия - частая критика, направленная против работ Караваджо. А его привычка показывать апостолов грязными, оборванными и неопрятными всегда могла вызвать оскорбление представителей церкви.
Натюрморт
Что касается натюрморта, выбор фруктов на столе, безусловно, обдуманный. В сочетании с другими предметами на столе он имеет символическое значение. Яблоко, гниющее здесь, является символом Искушения и Падения Человека. Луч света, отраженный на скатертичерез стеклянный сосуд является атрибутом Рождества Пресвятой Богородицы. Хлеб легко идентифицировать как символ тела Христа.
Жареная птица -символ смерти, а вот гранат - атрибут Воскресения. Наконец, жертва Христа символизируется виноградом, который Беллори критикует. Виноград - источник вина, которое является для римско-католической евхаристии символом крови Христа. Соответственно, Караваджо использовал корзину фруктов, чтобы подчеркнуть значение сюжета. Караваджо написал еще одну версию «Ужина» в 1606 году. Для сравнения, жесты фигур во втором варианте гораздо более сдержанны.