«Выживает слабейший»: как знаменитый натуралист Чарлз Дарвин опровергал свою же теорию

Идея эволюции во второй трети XIX века, что называется, носилась в воздухе: не кто иной как дедушка Чарлза Дарвина, Эразм, воспевал поколенческие изменения в дидактической поэме «Храм природы». Авторство теории эволюции вполне могло бы закрепиться за другим человеком, не умей Дарвин скрывать симптомы таинственного недуга, от которого он страдал с самой юности.

Среди всех знаменитостей, когда-либо ступавших по земле, и тем более среди светочей науки вряд ли найдется человек, чей анамнез вызывал бы столько споров и разногласий, сколько вызывает оный Чарлза Дарвина. Здоровье автора книги «Происхождение видов» и создателя теории естественного отбора удостоилось даже отдельной страницы в англоязычной «Википедии», и по объему эта статья, к слову, превышает статью о Грегоре Менделе, коллеге Дарвина по исследованию эволюции.

Своевременное приглашение

Памятник молодому Дарвину в Кембридже

В августе 1831 года 22-летний Чарлз Дарвин, вчерашний студент, получил письмо от профессора Кембриджского университета Джона Генслоу. Старший товарищ приглашал юного натуралиста и богослова в экипаж готовившегося к кругосветному путешествию корабля «Бигль». Генслоу предлагал Дарвину составить компанию эксцентричному капитану Роберту Фитцрою, которому Чарлз Дарвин, по легенде, не приглянулся в первую встречу из-за формы носа.

«Убежден, вы именно тот человек, которого они ищут», — напирал Генслоу в письме, ставшем впоследствии одним из самых важных писем в истории науки. Генслоу даже не подозревал, насколько пророческими станут его слова. Письмо пришло как нельзя вовремя: из-за своей болезненности Дарвин, скорее всего, ни за что бы не согласился на подобное путешествие в более солидном возрасте.

Словами «выживает сильнейший» обычно кратко и емко описывают суть дарвиновской теории, однако ее автор сам был очень далек от звания «сильнейшего». Незадолго до отплытия новобранец почувствовал острую боль в груди и учащенное сердцебиение, но не стал никому говорить об этом и стойко перенес мучения, чтобы уже на борту страдать от тяжелейшей морской болезни.

18 месяцев морского пути экспедиции были для Дарвина сплошной пыткой, которую усугубляли частые конфликты с Фитцроем. Вспышки ярости и непреходящее депрессивное расстройство отличали и самого капитана, и многих его родственников. Позже, вспоминая о полутора годах на «Бигле», Чарлз Дарвин нередко диагностировал психосоматическую природу своих собственных заболеваний. Похоже, он считал длительное проживание с Фитцроем фактором, усугубившим и морскую болезнь, и лихорадки, с которыми юный ученый слегал неоднократно уже в наземной части экспедиции. Несколько дней в кровати в Аргентине, целый месяц лечения в чилийском Вальпараисо, задокументированный Дарвином укус так называемого «поцелуйного клопа» (Triatoma infestans) — для довольно слабого организма все это было слишком серьезным испытанием.

Вернувшись из пятилетнего плавания в 1836 году, исследователь отнюдь не избавился от болезней — напротив, приступы тошноты, мигреней и всего, что только может быть найдено в медицинском справочнике, кроме родильной горячки, учащались и преследовали Дарвина до самой смерти в 1882 году.

От «Бигля» до эволюции — четверть века

«Бигль» на побережье Патагонии

Сам Дарвин относился к своему недугу философски, как, наверное, и должен относиться человек, едва не принявший сан священника: «Пусть плохое здоровье и уничтожило несколько лет моей жизни, оно же уберегло меня от соблазнов общественной жизни и развлечений». Вынужденное затворничество и невозможность путешествовать или часто бывать в свете позволили Чарлзу Дарвину сосредоточиться на работе — правда, не на той, по которой мы его знаем.

Вопреки распространенному мнению, из экспедиции «Бигля» Дарвин не привез эволюционной теории, и она не осенила его на Галапагосах, где он наблюдал полумифических вьюрков, имевших различные клювы в зависимости от пищи, доступной на конкретном острове. Итогом длительного путешествия стало лишь подробное описание увиденного, да и то местами отрывочное и неточное, а о наследовании изменений ученый стал размышлять позже, прочитав книгу Томаса Мальтуса «Опыт закона народонаселения» (одна из основных ее идей в том, что производство пищи никогда не будет поспевать за ростом населения).

Собственно, между возвращением из кругосветки и публикацией «Происхождения видов» прошло 23 года, восемь из которых Дарвин посвятил написанию исчерпывающего четырехтомного опуса об усоногих раках. «Я ненавижу усоногого рака, как ни один человек до меня», — писал он позже; можно добавить, что и разбирался в этом биологическом виде он лучше, чем кто-либо до и после него.

Первые 230-страничные наброски эволюционной теории Чарлз Дарвин сделал в 1842–1844 годах, после чего забросил их на долгие годы ради ненавистных членистоногих, ради собственного здоровья и ради десятерых детей. В 1851-м от желчной лихорадки умерла его дочь Анни, в 1858-м — сын Чарли. Каждый раз, когда кто-то из детей заболевал, Дарвин с новой силой переживал, что виной их мучений является инбридинг: исследователь был женат на своей кузине Эмме Веджвуд. Эти тяжелые мысли вредили его собственному здоровью — психосоматическая природа дарвиновских лихорадок и приступов рвоты не оспаривается и сегодня, — но побуждали ученого размышлять на тему эволюции, наследуемых и изменяемых признаков внутри вида. Судьба доживших до взрослого возраста детей Дарвина могла бы развеять его опасения насчет внутрисемейных связей: все они стали заслуженными учеными, писателями и деятелями искусства.

Не исключено, что книга «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» так и не увидела бы свет, а Дарвин сосредоточился бы на дождевых червях, о которых в 1850-е годы он взялся писать подробное исследование, если бы не новость с Дальнего Востока. В 1858 году он получил письмо от молодого натуралиста Альфреда Рассела Уоллеса, написавшего в путешествии по Малайскому архипелагу статью «О тенденции видов к неограниченному отклонению от первоначального типа». По словам самого Дарвина, этот текст был настолько близок его черновым заметкам, что мог служить их точным рефератом. Правда, Уоллес признавал, что его теория была результатом озарения, тогда как мысли Дарвина базировались на скрупулезной исследовательской работе — возможно, поэтому джентльмен-натуралист не стал претендовать на свою долю славы и не стеснялся называть идеи об эволюции «дарвиновскими».

Пытка водой для Дарвина

Болезнь, сопровождавшая Чарлза Дарвина, включала учащенное сердцебиение, дрожь, рвотные приступы, мигрень, мелькание в глазах, одышку, головокружения — этого списка хватило бы на целый сезон «Доктора Хауса». Естественным следствием такого обилия неприятных симптомов была депрессия, которая в сочетании с переживаниями о детях и муками совести из-за неспособности работать в желаемом темпе лишь усугубляла состояние ученого.

Конечно, семья предпринимала попытки найти лекарство, обратившись даже к весьма нетрадиционной методике «лечения водой». В Малверне, где жили Дарвины, работал известнейший доктор Джеймс Галли, и его «гидротерапия» по современным меркам кажется полубезумной. Пациентов клиники Галли будили в 5 часов утра, раздевали и обертывали мокрыми простынями, спустя час обливали водой и отправляли на пятимильную прогулку с флягой минералки, после которой большую часть дня они проводили в различных ваннах. В особо тяжелых случаях к процедурам добавлялись гипноз, общение с ясновидящими и гомеопатические приемы.

В сочетании со строгой диетой, запретом на алкоголь и физическими нагрузками такое лечение все-таки давало определенный эффект, который Дарвин описывал как «расслабляющий». Однако исцеления, естественно, не последовало: как мы сегодня знаем, подобные «водолечебницы» не обладают доказанной эффективностью. Такое лечение действует в лучшем случае как плацебо или просто снимает стресс благодаря смене обстановке.

Выход «Происхождения видов» стал еще одним нервным потрясением для слабого здоровьем исследователя: Чарлз Дарвин, едва не посвятивший жизнь церкви, оказался объектом жесточайшей критики со стороны духовных лиц. Говорят, что в 1860 году на собрании Британской ассоциации содействия развитию науки в Оксфорде, где обсуждались идеи эволюции, бывший коллега по «Биглю» Роберт Фитцрой — который и в экспедицию-то ехал затем, чтобы найти доказательства буквального истолкования библейского сотворения мира, — потрясал Библией и требовал верить Богу, а не людям. Это в полной мере описывает общественную реакцию на одну из величайших книг в истории науки — нет ничего удивительного в том, что Дарвин предпочел вернуться к изучению перегноя от червей, опыления орхидей разными насекомыми и способов выражения чувств. животными и человеком.

Стрессы, роковой укус или гены?

 Чем болел Чарлз Дарвин, наука не вполне понимает до сих пор. Самая очевидная версия — физические отклонения были вызваны нестабильным психическим состоянием и повторявшимися стрессами. Самая романтичная теория гласит, что в путешествии Дарвин подхватил от «поцелуйного клопа» болезнь Шагаса, которая может привести к увеличению сердечных желудочков и сохраняться в хроническом стадии на протяжении 20–30 лет после заражения. Однако в этом случае неясно, почему первые симптомы проявились у юного исследователя еще до «Бигля».

Одно из последних исследований, опубликованное в журнале Genetics в 2013 году, предполагает, что Чарлз Дарвин страдал от синдрома MELAS, или митохондриальной энцефалопатии: по иронии судьбы эта болезнь, вызывающая буквально все описанные ученым симптомы, связана с редкой генетической мутацией. В каком-то смысле можно усмотреть в этом божественное провидение: мутация в ДНК Чарлза Дарвина помогла всей человеческой популяции. Прекрасный пример естественного отбора!