Взять на арапа и согнуть в дугу: угрозы в истории и культуре

Страх и ритуал

В общем смысле угроза — это словесно выраженное намерение причинить вред; сообщение о негативных последствиях для адресата в случае невыполнения требований угрожающего. Архаически угроза часто имела обрядово-ритуальный характер. Таковы, например, древнегреческие народные весенние песни-хелидонисмы (от греч. «ласточка») и новогодние коронисмы (греч. «ворона»). Исполнители этих песен носили с собой птиц и просили дать им еды, а тех, кто отказывал, угрожали злыми духами, уводом жен и даже уносом дверей от дома!

Обрядовую функцию угроза выполняла и в славянских заговорных практиках. Борясь с болезнью, стараясь унять разбушевавшуюся стихию или изгоняя нечистую силу, грозились их «топором изрубить», «смолой засмолить», «метлой замести», «плугом запахать», «дегтем замазать», «в жаркой бане засушить». Чужакам, недругам и прочему очеловеченному злу угрожали «пупы порвать», «брюхо распороть», «кожу четвертовать», «род-племя извести».

Редкосюжетная картина Григория Мясоедова иллюстрирует славянский защитный обряд от падежа рогатого скота. Крестьянки опахивают деревню, впрягая в плуг обнаженную незамужнюю девушку. Следом идут женщины в исподних рубахах, гремят печными заслонками и поют песни-угрозы.

«Выйди вон, Выйди вон, Из подмета, из села! Мы идем, мы идем, Девять девок, три вдовы, Со ладаном, со свечьми, Со горячею золой! Мы огнем тебя сожжем, Кочергой загребем, Помелом заметем, Попелом забьем!..»

Из аграрной магии можно также вспомнить славянский ритуал устрашения плодовых деревьев. Крестьяне хором «страшали деревá", угрожая вырубить неплодоносящие. Или же хозяин сада брался за топор и делал вид, будто рубит ствол со словами: «Не будешь родить — срублю тебя». Делалось это часто под Рождество, чтобы обеспечить урожайный год.

Quos ego!

Нептун в «Энеиде» Вергилия усмиряет мятежные ветра угрожающим возгласом Quos ego! — лат. «Вот я вас!», «Уж я вам покажу!» Затем эта угроза стала крылатой фразой.

С давних времен известны и жестокие забавы с использованием угроз. Quos ego как игра на нервах. Прежде чем стать императором, Тиберий любил потешить себя приглашением предсказателей, которых вел на высокую кручу над самым морем и задавал какой-нибудь каверзный вопрос. Если ответ не устраивал Тиберия — собеседник отправлялся прямиком в морскую пучину.

Предсказателю Трансулию достался вопрос о будущей судьбе Тиберия — и он предрек всеславное императорство. Тиберий потребовал доказать искусность предсказанием собственной судьбы Трансулия. Сообразив, куда клонит безжалостный хитрец, прорицатель наигранно задрожал от ужаса и громко воскликнул: «Сейчас мне грозит большая опасность!»

Устрашающее предупреждение подчас оборачивалось пророчеством от имени высших сил. Здесь угроза одновременно и клятва, и проклятье. Классический пример — слова Сократа после оглашения ему смертного приговора: «И вот я утверждаю, афиняне, меня умертвившие, что тотчас за моей смертью постигнет вас кара тяжелее, клянусь Зевсом, той смерти, которой вы меня покарали…».

Архаический сценарий пророческой угрозы воспроизводится в самых разных политических декорациях. Так, плененный Иван Болотников бесстрашно кричал: «Погодите, придет мое время — закую вас в железо, зашью в медвежьи шкуры и отдам псам!» Перед повешением декабрист Павел Пестель патетически произнес: «Что посеял, то и взойти должно и взойдет впоследствии непременно!»

«Размозжу его кольчугу!»

В условиях войны угроза часто нацелена на дискредитацию противника. Запускается механизм интимидации (лат. timidus — боязливый, робкий) — психологического воздействия, снижающего воинственность недруга. Обмен такими угрозами — неотъемлемая составляющая ритуальных перебранок перед битвой.

В «Младшей Песни о Хильдебранде» XV века герой бесстрашно заявляет, что не боится своего противника и «размозжит его зеленый щит, размозжит его кольчугу мощным ударом, да так, что своей матери весь год будет жаловаться». При встрече противник ответно стращает Хильдебранда: «Твою бороду я вырву, …так что твоя кровь розового цвета заструится по твоим щекам…».

Аналогичный обмен угрожающими репликами — в древнеанглийской эпической поэме «Битва при Мэлдоне»: «Вам не дань дадут, но добрые копья, дроты отравленные»; «Не добраться вам без крови до сокровищ наших». В былине об Илье Муромце Сокольник пугает: «Мелку силушку да я под меч возьму, Крупну силушку да я во плен возьму, Молодую-ту княгиню за себя возьму, Я святы мощи, иконы на поплав спущу».

При этом угроза часто сочетается с похвальбой. Грозя Ахиллу отнять у него пленницу Брисеиду, Агамемнон одновременно хвастается собственным могуществом: «Ты узнаешь, насколько больше у меня власти! Пусть каждый опасается считать себя равным по власти мне!»

Угрожай и властвуй

Угроза — оружие обоюдоострое. В итальянском городе Терамо сохранился барельеф XV века с говорящим названием «Злоречивые» (итал. Male lingue), на котором высечены профили двух разгневанных мужчин с гротескно высунутыми языками, пронзенными циркулем. Изображение увенчано упреждающим девизом: «Следи за словами». Изложенная Муцио де Муции история этого барельефа впечатляюще доказывает, что угрожать иной раз оказывается себе же дороже.

Анджело ди Кола Кролло, глава партии Мелатино, получил отказ в аудиенции сеньора Джозии Аквавивы, который в тот момент принимал оппозиционную партию Антонелло де Валле. В порыве гнева Кролло разразился угрозами в адрес Аквавивы. Узнав об этом, мстительный сеньор велел ночью повесить его вместе с соратниками и расставить виселицы вдоль Королевской дороги.

Наутро Аквавива попрощался с членами партии де Валле и как бы между прочим обронил, что по дороге в город им станет известна причина повторного приглашения. Увидев тринадцать виселиц, антонеллисты живо уяснили, что их постигнет та же участь в случае словесной несдержанности. По возвращении в город они заказали напоминающий об этом барельеф и разместили на доме главы своей партии.

Горазд грозить

В русской речевой традиции умение угрожать издавна воспринималось как демонстрация удали и молодечества. Бравада становилась смягчающим обстоятельством даже в официальной оценке угрозы. Любопытный пример датирован 1700 годом. Петра I известили, что псковский стрелец Семен Скунила грозил «уходить государя». Когда же опрошенные стрельцы единогласно заявили, что Сенька просто горький пьянчуга и азартный игрок, это неожиданно смягчило царский гнев. Смертную казнь заменили кнутом и сибирской ссылкой.

Народные устрашающие формулы сплошь построены на гиперболе. Вдвое загну да за угол заткну! Согну тебя в дугу да и концы на крест сведу. Возьму за хвост да перекину через мост! Где я лисой пройду, там три года куры не несутся.

Супостатов грозились выжечь и конским хвостом пепел разметать, в пушку зарядить и на ветер выстрелить. Грабителей и бунтовщиков стращали на плотах перевешать да вниз спустить.

Среди устаревших наименований угрозы интересно устойчивое словосочетание «брать на арапа». Первое его значение — добиваться признаний несуществующими уликами и невыполнимыми угрозами (синоним — брать на испуг). Второе значение — оказывать давление криком, руганью, устрашением (синоним — брать горлом). «Арап» здесь искаженное древнерусское слово «вороп» — набег, вражеский наскок.

В ситуациях крайней опасности и высочайшего риска сопротивление угрозам традиционно считалось проявлением стойкости и отстаиванием чести. Один из самых распространенных исторических сюжетов — принуждение запугиванием, получающим достойный отпор. Вспомнить хотя бы отважное неповиновение патриарха Гермогена польским послам. «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога!» — ответил несгибаемый патриарх на запугивание смертью. Упоминание Гермогеном страха божия — напоминание о высшей иерархии власти.

При этом народная мораль осуждала угрозы необоснованные и пустопорожние, не приводимые в исполнение. «Кто много грозит, тот мало вредит». «Не горазд биться, а горазд грозиться». «Иной грозит, а сам дрожит». «Не грози на грязи, сперва вывези». В бытовом общении использовались отговорки на угрозы сродни ритуальным формулам-оберегам. Например: «Не таких видали, да редко мигали!»

Угроза — своеобразный оптический прибор злоречия. Обозначая пределы терпения, угроза уточняет границы дозволенного, приемлемого в поведении и речи. Как говорится, на то и щука в озере, чтоб карась не дремал.