Еще в 1960-е годы Северная Корея жила не хуже Южной, в страну приезжали симпатизирующие коммунизму корейцы из Японии, там же спасались от голода корейцы из Китая. Но прошло совсем немного времени, и северянам пришлось спасаться самим. После развала СССР Северная Корея, пропагандировавшая идею автаркии, оказалась в плачевном положении: утратила рынок сбыта, поставки дешевого топлива и удобрений, масла, лекарств и оборудования.
Крах Северной Кореи предрекают с 1990 года
Проблемы с продовольствием наступали постепенно. Сначала стали задерживать и перестали выдавать маленькие зарплаты, снижали и так скромные нормы выдачи продовольствия по карточкам: сперва на треть, потом еще на столько же. В 1992 г. Сон Хи Сок осталась без работы: предприятия Чхонджина, крупнейшего промышленного центра страны, стояли. Члены Трудовой партии стыдливо предложили работникам самим заботиться о прокорме семей. Еще вчера Ким Ир Сен обещал каждому изобилие риса, и не простого, а шлифованного белого — еды богачей. Теперь об этом можно было не мечтать. Когда было разрешено торговать выращенными на личных участках овощами, импровизированные рынки стали прибежищем Хи Сок и тысяч людей (в основном женщин, так как мужчин пытались держать на службе до последнего).
Правительство призывало к сокращению потребления: «Перейдем на двухразовое питание!». Партия тогда еще отказывалась признать серьезные проблемы. Одним из объяснений происходящего стали заявления о скором воссоединении с Южной Кореей, для голодающих жителей которой создается запас продовольствия. Потом во всем винили якобы устроивших блокаду американцев. Правительство признало давно начавшийся кризис только в 1994-м, когда голод стал приобретать массовый характер. Положение вскоре усугубилось. Зима выдалась необычайно холодной, летом 1995-го непрекращающиеся ливни затопили рисовые поля. Наводнения лишили 500 тыс. жителей сельскохозяйственных районов крова. Разразился массовый голод, продолжавшийся до 1999 года. Государство назвало его «Трудным походом». Для закупки продовольствия и семян не хватало валютных резервов, не было химических удобрений и энергии для техники. Поступавшая от враждебных капиталистических стран (США, Южная Корея, Китай, Канада и др.) гуманитарная помощь присваивалась военными и партией. Продаваемая на черных рынках по высоким ценам, она лишь немного облегчала положение.
Неспособное к реформам неэффективной экономической системы, правительство защищалось от отсутствия еды в основном пропагандой и сохранением репрессивных мер. Масштабной мерой борьбы с голодом стала только кампания по принудительному сбору населением собственных экскрементов для удобрения полей. За время массового голода, по разным оценкам, умерло от истощения от 10 тыс. (официальные данные) до 2 млн человек (10% населения). Наиболее скептически настроенные эксперты (например, Дж. Моррим, директор Всемирной продовольственной программы ООН) говорят о сотнях тысяч прямых жертв (опросы беженцев и редкие свидетельства иностранцев подтверждают масштабы бедствия). Точных данных не будет, даже если КНДР откроется миру, так как врачи не указывали голод в качестве причины смерти, а голодающие нередко и не обращались к ним, а умирали дома и даже просто на улицах.
Государство могло теперь обеспечивать достаточным питанием только Пхеньян и часть наиболее лояльного населения. Рядовым гражданам пришлось проявить немалую изобретательность. Селяне припрятывали часть урожая, стали все меньше работать на общественных полях, переключаясь на личные и нелегально устраиваемые огороды, продавали овощи. Жители городов летом ходили за город, чтобы стащить что-то с полей, продавали за еду свое имущество. Дети пропускали уроки, чтобы заниматься тем же или, подкарауливая медленно едущие грузовики и поезда, прокалывать наточенными палками мешки с едой и собирать выпавшее зерно.
Кончается еда и государство увеличивает порции пропаганды
Вскоре поезда, поля и огороды стала защищать вооруженная охрана. Вдобавок к плохой муке, кукурузным зернам люди ели дикорастущие растения, древесную кору, перетирали желуди. Уменьшилось количество собак и других домашних животных, ловили птиц и вообще любую мелкую живность. Бесполезные без электричества линии электропередач, заводское оборудование разворовывали. Расцвела коррупция — за еду и деньги пограничники пропускали тысячи торговцев в Китай, закупавших продукты для продажи на рынках, где взятками предприниматели отбивались от чиновников. Те, в свою очередь, сопротивлялись попыткам давления руководства на торговлю, так как нищенские зарплаты не позволяли им отказаться от мздоимства. Угроза голодной смерти стала сильнее угроз репрессий, начали формироваться зачатки капитализма. Появились китайские товары, люди оказывали услуги в частном порядке.
Люди уже сотнями умирали от голода каждый день, по улицам шатались беспризорные подростки, прозванные «бродячими ласточками». Голодные и тощие, они воровали и просили милостыню. Стоя на вокзалах, дети иногда пели песни, которым их учили еще в детских садах: «Нам нечему завидовать» или «Марш товарищей» («Мы живем в социалистическом государстве, не зная забот о еде и одежде»). И все же, несмотря на пропаганду и почти полное отсутствие нормальной информации о внешнем мире, для миллионов жителей КНДР, как и для искренней социалистки Сон Хи Сок, социалистическая картина мира разрушалась хоть и медленно, но верно. Еще недавно убежденная, что ей повезло родиться в самой лучшей и богатой стране в мире, к 1998 г. она потеряла свекровь, мужа и 25-летнего сына. От голодной смерти ее саму спасли дочери, добывшие средства на небольшое количество лапши и ингредиенты для печенья, которое они стали продавать на рынке. Каждый день денег хватало на аскетический ужин и новую партию товара.
Ким Чен Ир заставлял народ собирать свои экскременты для удобрений
К 1999 г. ситуация несколько стабилизировалась: природные катаклизмы отступили, а количество едоков уменьшилось. Торговцы наладили поставки продуктов, в основном из Китая (там же нелегально жило и работало не менее 100 тыс. северных корейцев, помогавших оставшимся дома). Миллионы корейцев по-прежнему недоедали, и некоторые смогли убежать из страны. До конца 1990-х годов несколько сотен северных корейцев пробрались в Южную Корею. К 2012 г. таких было уже 24 тысячи, а переправка людей стала бизнесом. В начале 2000-х самый дешевый «билет» (впрочем, риск все равно был очень велик) стоил 2000 долларов и включал в себя проводника до места перехода границы с Китаем и взятки пограничникам. Заплатив 10 тыс., можно было получить поддельный паспорт и билет на самолет до Южной Кореи, которая принимала беженцев с Севера. Оплатить эти услуги помогали бежавшие ранее родственники и пособия, выдаваемые на Юге.
От голода в Северной Корее в 90-е умерло до 2 млн человекОк Хи, старшая дочь Сон Хи Сок, сбежала в Китай еще в конце 1990-х, а позже устроилась в Южной Корее. Тогда в КНДР уже совсем немного осталось людей, лояльных правительству и оберегающих домашние портреты вождей (хотя еще в 1994, когда умер Ким Ир Сен, немало выросших уже при социализме людей искренне горевало). Ок Хи пыталась уговорить мать и сестер уехать, но ее резкая критика Ким Чен Ира вызвала у Хи Сок отторжение, смешанное со страхом: «Ты предаешь свою страну!». И все же Ок Хи удалось убедить нуждающуюся мать навестить ее. Сон Хи Сок, хотя и пошла на это рискованное предприятие (неудача при побеге была лотереей — иногда беглецов казнили, иногда обирали и отпускали), не собиралась эмигрировать: даже увиденное ею в первый день в Китае южнокорейское телевидение не сразу вызвало ее доверие. Ее много лет убеждали в том, что капиталисты будут использовать самые мерзкие способы, искушая корейцев, создавая липовые пропагандистские сюжеты, чтобы те предали дело Ким Ир Сена. Однако за 2 недели в Китае уговоры дочери и наблюдения за жизнью китайских крестьян (с машинами, бытовой техникой, мясом и большим количество другой еды, недоступной северным корейцам) уничтожили веру Хи Сок в КНДР окончательно. Она согласилась приехать к дочери в Южную Корею, где, как и тысячи соотечественников, смогла рассказать свою историю журналистам. Беженцы приоткрыли завесу тайны, покрывающую закрытую КНДР. Только в 2012 г. в сельском хозяйстве наметились позитивные тенденции, и количество людей, живущих впроголодь, начало сокращаться.