Грозный глава жандармов граф Бенкендорф: властелин тайной полиции и раб чужой жены

Талант к сыску

Еще будучи генерал-адъютантом императора Александра I, Александр Христофорович проявлял интерес и способности к политическому сыску. В 1821 году начальник штаба Гвардейского корпуса Бенкендорф передал императору записку от некоего М. Грибовского. В ней говорилось о существовавшем тайном обществе «Союз Благоденствия» и предлагалось ликвидировать его лидеров. Однако, в отличие от своего генерал-адъютанта, Александр I довольно легкомысленно отнесся к этому докладу и не дал делу ход. Подобная небрежность сделала возможным восстание декабристов, которое ознаменовало начало царствования Николая I.

«Утирать слёзы сиротам и вдовам»

Бенкендорф не стал зарывать свой талант в землю и подал императору проект учреждения высшей полиции под начальством особого министра. Николай I очень благоволил Бенкендорфу, особенно после его активного участия в следствии по делу декабристов, поэтому вскоре Александра Христофоровича назначили сначала шефом жандармов, а затем и главным начальником III отделения. Есть легенда, что император вызвал Бенкендорфа к себе и протянул ему носовой платок со словами: «Будешь утирать слёзы сиротам и вдовам, утешать обиженных, стоять за невинно страдающих».

Однако новоиспеченный начальник жандармов понимал свою службу иначе. Он создал систему, проникающую во все сферы жизни общества, обладающую невероятной властью. Герцен писал, что Бенкендорф создал страшную полицию, стоящую «вне закона и над законом, имевшей право вмешиваться во все». Бенкендорф презирал чиновников за их боязнь правосудия, однако у самого графа отношение к закону было своеобразным. «Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться или ими оправдываться», — отвечал он Дельвигу.

Защитник мужиков

Когда наполеоновские войска осенью 1812 года подходили к старой столице, подмосковные мужики стали вооружаться — кто топором, кто вилами, а кто и оружием. Только вот в борьбе с французами мужиками руководили вовсе не помещики, а партизанские начальники. Тогда дворяне и испугались: крестьяне вооружены, почуяли вольную. В Волоколамском уезде якобы бунтовала шайка мужиков во главе со священником. Губернатор послал в Петербург бумагу с просьбой усмирить народ и восстановить порядок. Поручено это было флигель-адъютанту Бенкендорфу, чей отряд бил французов как раз в этом уезде.

Однако тот наотрез отказался воевать с простыми мужиками и своему командиру барону Винценгероде писал: «Позвольте говорить с вами без обиняков. Крестьяне, коих губернатор и другие власти называют возмутившимися, вовсе не возмутились. Некоторые из них отказываются повиноваться своим наглым приказчикам, которые при появлении неприятеля, так же как и их господа, покидают этих самых крестьян, вместо того, чтобы воспользоваться их добрыми намерениями и вести их против неприятеля. Крестьяне избивают, где только могут, неприятельские отряды, вооружаются отнятыми у них ружьями… Нет, не крестьян нужно наказывать, а вот нужно сменить служащих людей. Я отвечаю за это своей головой». Император Александр после записки Бенкендорфа прекратил дело о мужицком бунте.

Спасение утопающих — дело рук Бенкендорфа

Не бросал Бенкендорф и столичных горожан в беде. Петербуржцы запомнили его самоотверженный порыв во время знаменитого наводнения 1824 года. Александр Грибоедов рассказывал об одном занимательном моменте во время невского потопа: «В эту роковую минуту государь явился на балконе. Из окружавших его один сбросил мундир, сбежал вниз, по горло вошёл в воду, потом на катере поплыл спасать несчастных. Это был генерал-адъютант Бенкендорф. Он многих избавил от потопления».

Дела сердечные

Примечательно, что граф, ценивший порядок в службе, не мог похвастаться этим в семейной жизни. Он женился в 1817 году на сестре санкт-петербургского коменданта Захаржевского Елизавете Андреевне Бибиковой, однако верностью похвастаться не мог. Самой скандальной его пассией стала мадам Амели Крюднер, двоюродная сестра императрицы Александры Федоровны. Она была блистательной красавицей, которую в юном возрасте против воли выдали за старого барона Крюднера. Тогда Амели нашла утешение в нежной дружбе с влиятельными мужчинами света.

Она пользовалась не только влиянием и деньгами графа, но даже служебными возможностями главы тайной полиции. Нельзя сказать, что она чувствовала себя в III отделении как дома, но все же ее влияние и вмешательства в дела службы переходило все возможные границы. Дочь Николая I великая княжна Ольга писала: «Служба Бенкендорфа очень страдала от влияния, которое оказывала на него Амели Крюденер, кузина Мама… Как во всех запоздалых увлечениях, было и в этом много трагического. Она пользовалась им холодно, расчетливо распоряжалась его особой, его деньгами, его связями, где и как только ей это казалось выгодным, — а он и не замечал этого». Под ее влиянием он даже принял католичество, что тогда каралось каторгой и открылось только после смерти Бенкендорфа.

Когда император осознал опасность их связи, то принял мудрое решение. Чтобы не вызвать в свете скандал, он назначил барона Крюднера послом в Стокгольм, куда Амели должна была следовать за супругом. Однако в день отъезда она якобы заболела корью и должна была выдержать шестинедельный карантин. По словам дочери Николая I, «корь» закончилась рождением ребенка от Николая Адлерберга и последующим браком с ним. Амели не хранила верность ни мужу, ни даже высокопоставленному любовнику.